Дитя Одина - Тим Северин

— Иное его название — валериана, — сказал мне Эохайд, приготовляя вонючее снадобье, — оно происходит от латинского vale — «быть здоровым». Но с ним нужно быть осторожным. Слишком большая доза — и человек уснет навсегда.

Я хотел было спросить у Эохайда, откуда он знает латынь, но тут нас прервали. Пришла рыдающая мать и сказала, что дитя ее задыхается от воспаления горла, и Эохайд отправил меня собирать ягоды боярышника, который мы видели неподалеку от дороги, дабы она сварила из них питье для младенца.

Обитатели деревушек и селений относились к Эохайду почтительно, почти с благоговением. Нужен кров — нам всегда предоставляли почетное место в доме вождя, и никто никогда не спрашивал, куда мы идем или что у нас за дело. Я спросил об этом Эохайда и еще о том, как он, безоружный, не спрося позволения ни у кого из людей туата, проходит по их земле, хотя для всякого чужака это вовсе не безопасно. Он же ответил, что законник имеет свои права. Он может ходить, где угодно, и уверен, что никто ему пути не заступит и не станет досаждать, даже разбойники. Эта неприкосновенность, пояснил он, исходит из веры, что вред, нанесенный законнику, чреват худшей бедой.

— Таково поверье, уходящее корнями в старые друидские времена, а христианские священнослужители, хотя и твердят, что друиды — отродья дьявола, это поверье обернули себе на пользу, явив недюжинную сообразительность. И теперь они говорят, что вред, нанесенный священнику, также чреват проклятием на голову злодею, да еще время от времени носят напоказ свои святые реликвии, дабы все уверовали в их неприкосновенность. Только знай, — добавил он, — коль скоро реликвия достаточно ценна, то ничто не удержит воров от кражи.

Тут я вспомнил о камнях, которые вытащил из переплета большой Библии и все еще носил при себе, но ничего не сказал.

Вожди четырех союзных туатов ждали Эохайда для решения накопившихся судебных дел. Видел я, как исландцы правят правосудие на своем Альтинге, и мне было интересно посмотреть, как же ирландцы справляют свои законы. Судебные дела выслушивались в зале совета краннога: Эохайд сидел на низком табурете, а по обе стороны от него сидели вожди. Они слушали, что имеют сказать истцы, потом вызывали ответчиков с их свидетельствами. Кто-то из вождей порой задавал вопрос или вставлял кое-какие подробности, но сам Эохайд говорил очень мало. Однако когда приходило время вынести решение, все собравшиеся ждали слова законника. Эохайд, как всегда, начал свою речь, сославшись на старые обычаи, относящиеся к подобным случаям. Он ссылался на « природное право », часто произнося слова и целые фразы на древнем языке, который мало кто из слушателей понимал. Но таково было уважение к исконному закону, что они вставали почтительно и ни разу не оспорили его решения. Эохайд редко приговаривал к заключению в темницу или телесному наказанию. В основном он приговаривал к возмещению. Когда он находил, что преступление действительно серьезно, то объяснял серьезность оного, после чего налагал достойную плату в возмещение содеянного.

Первые дела, выслушанные им, были совершенно обыденны. Люди жаловались на соседских лошадей и коров, вторгшихся на их пастбища, на свиней, которые попортили огородные гряды, и даже, был случай, на свору собак, которые, не будучи привязаны как следует, вошли в чей-то двор и загадили его своими испражнениями. Эохайд терпеливо выслушивал подробности и решал, кто виноват — владелец ли земли, потому что не слишком надежно оградил свою землю, или владелец скота, не уследивший за стадом. Потом он выносил свое решение. Хозяин свиней обязан был заплатить двойную цену, ибо животные не только пожрали овощи, но и перерыли землю своими рылами, а посему восстановить огород будет труднее. Человек, который жаловался на соседский скот, проиграл свое дело, ибо поставил изгородь не должной высоты и прочности, дабы воспрепятствовать коровам. В случае же с собаками Эохайд вынес решение в пользу истца. Он сказал, что хозяин собак должен убрать испражнения, а еще, в качестве возмещения, отдать масла и муки столько же, сколько было собачьих экскрементов удалено. Это решение было одобрено широкими улыбками присутствующих.

День шел, а случаи, выносимые на суд, становились все важнее. Было два дела о разводе. В первом женщина хотела по закону развестись с мужем на том основании, что он так растолстел, что стал немочен и бесполезен на супружеском ложе. Один только взгляд на тучность мужа сделал этот случай легко решаемым. Эохайд, кроме того, наградил женщину большей частью их совместной собственности на том основании, что этот толстяк был еще и ленив и явно внес малый вклад в доходы хозяйства. Второй случай был решен более тонко. Муж заявил, что жена опозорила его, заигрывая с соседом, а та в ответ заявила, что он поступил не лучше, судача со своими дружками о своих с ней постельных делах во всех подробностях. Чета эта все больше раззадоривалась, пока наконец Эохайд не прекратил свару, заявив, что ни одна сторона не виновна, но очевидно, что брак кончен. Он посоветовал им разойтись, взявши каждый то имущество, какое принес в дом с самого начала. Однако женщина должна сохранить за собою дом, ибо ей нужно растить детей.

— А как ты узнаешь, будут ли выполнены твои решения? — спросил я у Эохайда в тот вечер. — Здесь нет никого, кто мог бы заставить это сделать. Ты уйдешь отсюда, а кто обяжет виновную сторону исполнить то, что ты назначил?

— Все зависит от уважения, какое люди питают к исконному закону, — ответил он. — Я не могу обязать людей исполнить то, что я сказал. Но, заметь, я стараюсь вынести решение такое, какое приемлемо для обеих сторон. Моя задача восстановить равновесие в общине. Даже в случае жестокого смертоубийства я не стал бы предлагать смертный приговор. Казнь убийцы не вернет убитого к жизни. Гораздо разумнее, чтобы убийца и его родичи возместили ущерб семье покойного. Это заставит люди трижды подумать, прежде чем пойти на убийство, ибо они будут знать, что от этого худо будет их же родичам.

— А что если возмещение будет таким большим, что у родичей не найдется столько? — спросил я.

— Это есть часть истинного навыка законника, — отвечал он. — Мы обязаны знать цену чести каждого и цену каждого проступка, и как связана стоимость возмещения со множеством обстоятельств. Вот, к примеру, ri имеет большую цену чести, чем aithech, простолюдин. Посему, коль скоро ri нанесен ущерб, то и возмещение за оный должно быть выше. Но коль скоро виноват ri, тогда он должен платить большее возмещение, чем я назначил бы простолюдину.

Эохайд день за днем выслушивал дела, а народ все прибывал и прибывал к островку среди озера, и прибыло в конце концов столько, что большинству пришлось расположиться на озерных берегах. Довершила столпотворение скотина, которую пастухи и овчары пригнали с дальних пастбищ, готовясь к предстоящей зиме. Лишних животных забивали тут же, и все мясо, которое не шло на заготовку впрок, готовилось на открытом огне. Праздник все ширился, ибо люди ели досыта и пили без счету мед и пиво. Появилось несколько торговых палаток. Хотя сходбище это было гораздо меньше Альтинга, на котором я побывал в Исландии и где впервые встретился с поджигателями, меня поразило сходство. Но было и различие: в ирландцах, я чуял, росло некое скрытое возбуждение. Это был канун Самайна, Праздника мертвых.