Королева Марго - Александр Дюма

Маргарита рассказала о двух нарочных.

— Верно, — отвечал Генрих, — я видел того гонца, когда он въехал в Лувр.

— Может быть, он прискакал к королеве-матери?

— Нет, в этом я уверен; я на всякий случай вышел в коридор, но там никого не было.

— В таком случае, — глядя на мужа, сказала Маргарита, — он, наверно, приехал к…

— К вашему брату Франсуа? — спросил Генрих.

— Да. Но как это узнать?

— А нельзя ли, — небрежно сказал Генрих, — послать за одним из этих двух дворян и узнать у него…

— Верно, государь! — сказала Маргарита, очень довольная предложением мужа. — Сейчас пошлю за Ла Молем… Жийона! Жийона!

Девушка вошла в комнату.

— Мне нужно сию же минуту поговорить с Ла Молем, — сказала королева. — Постарайся найти его и приведи сюда.

Жийона вышла. Генрих сел за стол, на котором лежала немецкая книга с гравюрами Альбрехта Дюрера, и принялся рассматривать их так внимательно, что даже не поднял головы, когда вошел Ла Моль, и, казалось, вовсе его не заметил.

Молодой человек, увидев короля у Маргариты, остановился на пороге, безмолвный от неожиданности и бледный от волнения.

Маргарита подошла к нему.

— Господин де Ла Моль! He можете ли вы мне сказать, кто сегодня дежурит у герцога Алансонского? — спросила она.

— Коконнас, ваше величество… — ответил Ла Моль.

— Попытайтесь узнать у него, не пропускал ли он сегодня к герцогу человека, забрызганного грязью и как будто долго скакавшего во весь опор.

— Боюсь, что он не станет говорить об этом: за последние дни он стал очень неразговорчив.

— Вот как! Но мне думается, что если вы передадите ему вот эту записочку, он должен будет чем-то вам отплатить.

— От герцогини!.. О, с этой записочкой в руках я попытаюсь…

— Добавьте, — сказала Маргарита шепотом, — что эта записка сегодня вечером послужит ему пропуском в известный вам дом.

— А какой пропуск получу я?

— Вы назовете себя, и этого будет довольно.

— Дайте, дайте мне эту записку, ваше величество, — сгорая от любви, сказал Ла Моль, — я ручаюсь за все!

С этими словами Ла Моль вышел.

— Завтра мы узнаем, известно ли герцогу Алансонскому о польском деле, — спокойно сказала Маргарита, обращаясь к мужу.

— Этот Ла Моль в самом деле и любезен, и услужлив, — сказал Беарнец с улыбкой, свойственной ему одному. — И — клянусь мессой! — я о нем позабочусь.

Глава 11

ВЫЕЗД НА ОХОТУ

Когда на следующее утро из-за холмов на востоке от Парижа взошло ярко-красное солнце без лучей, каким оно бывает в погожие зимние дни, в Луврском дворе все было в движении уже добрых два часа.

Великолепный берберский жеребец, стройный и нервный, на ногах которого видна была сетка переплетающихся жил, как у оленя, бил копытом о землю, прядал ушами и шумно выпускал пар из ноздрей, ожидая Карла IX. Но он был все же менее нетерпелив, чем его хозяин, задержанный Екатериной, которая остановила его на ходу, чтобы поговорить, по ее словам, о важном деле.

Они стояли в застекленной галерее: Екатерина — холодная, бледная, бесстрастная, как всегда, и Карл IX, который дрожал от нетерпения, грыз ногти и стегал двух любимых собак, на которых были надеты панцири, чтобы предохранить их от ударов клыков и чтобы они могли безнаказанно схватиться со страшным зверем. К груди панциря был пришит маленький щиток с французским гербом вроде тех, что нашивали на грудь пажей, не раз завидовавших преимуществам этих счастливых любимчиков.

— Примите во внимание, Карл, — говорила Екатерина, — что, кроме вас и меня, пока еще никому не известно о том, что поляки вот-вот приедут, а между тем король Наваррский — да простит меня Бог! — ведет себя так, как будто знает об этом. Несмотря на свое отречение, в которое я никогда не верила, он поддерживает связь с гугенотами. Разве вы не заметили, как часто он куда-то уходит в последнее время? У него появились деньги, которых у него никогда не было; он покупает лошадей, оружие, а в дождливую погоду с утра до вечера упражняется в фехтовании.

— Ах, Боже мой! — с нетерпением сказал Карл IX. — Неужели вы думаете, матушка, что он собирается убить меня или моего брата, герцога Анжуйского? В таком случае ему надо еще поучиться: не далее как вчера я нанес ему на камзол рапирой одиннадцать точек, а он насчитал у меня всего шесть. А мой брат Анжуйский фехтует еще искуснее меня или, по его словам, не хуже меня.

— Послушайте, Карл, не относитесь так легкомысленно к тому, что говорит ваша мать, — настаивала Екатерина. — Польские послы скоро приедут, и вот тогда вы увидите! Как только они появятся в Париже, Генрих сделает все возможное, чтобы привлечь их внимание к себе. Он вкрадчив, он себе на уме, не говоря о том, что его жена, которая, уж не знаю по каким причинам, ему помогает, будет болтать с послами, говорить с ними по-латыни, по-гречески, по-венгерски и, кто ее знает, по-каковски еще! Говорю вам. Карл, — а вы знаете, что я никогда не ошибаюсь, — говорю вам: они что-то затевают.

В эту минуту пробили часы, и Карл IX, перестав слушать Екатерину, прислушался к их бою.

— Проклятие! Семь часов! — воскликнул он. — Час ехать — итого восемь! Час на то, чтобы доехать до места сбора и набросить гончих, — да мы только в девять начнем охоту! Честное слово, матушка, из-за вас я потеряю уйму времени! Отстань, Смельчак!.. Проклятие!.. Отстань же, говорят тебе, разбойник!

Он сильно хлестнул по спине молосского дога; бедное животное, изумленное таким наказанием в ответ на свою ласку, взвизгнуло от боли.

— Карл, выслушайте же меня, ради Бога, — стояла на своем Екатерина, — и не рискуйте своей судьбой и судьбой Франции. От вас только и слышишь: охота, охота, охота!.. Исполните долг короля, тогда и охотьтесь сколько душе угодно!

— Хорошо, хорошо. Матушка! — сказал Карл, бледный от нетерпения. — Объяснимся поскорее: из-за вас во мне все клокочет. Честное слово, бывают дни, когда я вас просто не понимаю!

Он остановился, похлопывая ручкой арапника по сапогу. Екатерина решила, что благоприятный момент настал и что упускать его нельзя.

— Сын мой, у нас есть доказательство, что де Муи вернулся в Париж, — сказала она. — Его видел господин де Морвель, которого вы хорошо знаете. Он мог приехать только к королю Наваррскому! Надеюсь, этого достаточно, чтобы подозревать Генриха больше, чем когда-либо.

— Опять вы нападаете на моего бедного Анрио! Вы хотите, чтобы я приказал убить его, — так, что ли?

— О нет!

— Изгнать его? Но как вы не понимаете, что в изгнании он будет куда опаснее, чем здесь, у нас на глазах, в Лувре, где он не может сделать ничего такого, что не стало бы нам известно в ту же минуту?