Чаша цикуты. Сократ - Анатолий Домбровский

Не ты меня спас бы, Симон, погибнув, а я убил бы тебя, чтобы спастись самому. И вот какой вопрос, Симон: почему ты решил, что твоя жизнь дешевле моей? Только потому, что ты сапожник, а я философ?

   — Сапожников в Афинах сотни, — ответил Симон. — А философ только один — ты.

   — Когда б Афины нуждались в сотне философов, их было бы сто. А так они, судя по всему, и в одном не нуждаются, раз решили избавиться от меня. От сапожников же не избавляются. Теперь и посуди, кто важнее для афинян.

   — Так то для афинян. А для мудрости?

   — Если афинянам не нужна мудрость, то мудрость не многого стоит, Симон. Афины, говорил великий Перикл, слава мира, его гордость и красота. Нет ничего лучше Афин. И что делают Афины, то и закон.

   — Даже тогда, когда они убивают невинных?

   — Даже тогда, — сказал Сократ.

   — Нс понимаю, — признался Симон. — Объясни.

   — А тут и объяснять нечего: наказание за несправедливость неминуемо, даже если несправедливость допустили великие Афины. И тогда, глядя на Афины, все эллины понимают: ни великие, ни тем более малые не избегнут наказания за несправедливость. И стало быть, всем надо поступать по справедливости. Так творится наука. Теперь ты понял?

   — Понял, — ответил Симон и спросил: — Так ты возьмёшь мои педилы?

   — Конечно, — ответил Сократ. — Мне будет приятно думать, что последние шаги по жизни я сделал в педилах Симона, моего старого доброго друга. Давай выпьем за нашу дружбу, Симон, — предложил Сократ, наполняя кружки.

   — Ох, — похлопал себя по животу Симон, — я уже наелся и напился до отказа, но всё равно не откажусь от кружки вина за дружбу. За дружбу! — произнёс он громко, подняв кружку над головой.

   — За дружбу! — сказал Сократ.

Каждый день Сократа навещали друзья. Снова и снова приходили к нему Платон, Критон, Антисфен, Аполлодор, Критобул, фиванцы Симмий и Кебет, Аристипп из Кирены, мегарец Евклид и, конечно же, Симон. Эти встречи напоминали те, прежние, когда беседа текла часами и спор не умолкал среди веселья. Правда, веселья теперь было мало, хотя Сократ старался всех развеселить. Многие украдкой вытирали слёзы, глядя на Сократа, и при первом же удобном случае возвращались к разговору о побеге из тюрьмы. Но Сократ был непреклонен. Из всех разговоров с друзьями только этот разговор, о побеге, и огорчал его. Во всё же остальное время он бывал весел, шутил, будто не знал, что священная триера уже приближается к берегам Аттики.

Были ночи, когда он спокойно спал. Были ночи, когда он не смыкал глаз. Был Сократ человек, не Бог. Его терзали сомнения.

А вдруг душа, расставшись с телом, гибнет и уничтожается сама? Вот и Кебет с Симмием спрашивали его об этом и требовали доказательств бессмертия души. А Симмий говорил, что иные сравнивают душу со строем лиры: когда разрушается лира, разрушается и строй...

Погас светильник оттого, что кончилось масло. Свет и тьма противоположны, как жизнь и смерть. Огонь приносит свет, душа приносит жизнь. То, что приносит свет, не может быть тьмою. То, что приносит жизнь, не может умереть...

Критон постучался в ворота тюрьмы, когда едва начало светать. Стражник узнал его и впустил. Критон протянул ему горсть монет. Стражник спросил шёпотом:

   — Когда?

   — Узнаешь. Молчи, — ответил Критон.

Он прошёл в тюремную камеру.

Сократ ещё спал. Критон не стал будить его. Присел на край ложа, наклонился и заглянул в лицо спящему. Сократ и прежде легко переносил всякие невзгоды. Недаром Платон говорит, что у Сократа счастливый характер. Вот он, кажется, даже улыбается во сие. Интересно, какие ему теперь видятся сны? А ведь и точно — улыбается. Быть может, ему снится пир у поэта Агафона, где так много было весёлых разговоров о любви. Аристодем утверждает, что в тот день он единственный раз в жизни видел Сократа в сандалиях и в новом плаще.

Быть может, он беседует сейчас с Алкивиадом, которого раненным вынес с поля боя при Потидее, прокладывая себе путь мечом. Многие в том походе восхищались его мужеством. И терпением.

Сократ открыл глаза и очень удивился, увидев Критона.

   — Ты что пришёл в такое время? — спросил он потягиваясь. Или уже не так рано?

   — Очень рано, — ответил Критон. — Мне по-стариковски не спится, Сократ.

   — И давно ты здесь?

   — Давно. Не хотел будить тебя.

   — С чем ты пришёл?

   — Сегодня вернётся с Делоса корабль.

   — Завтра, — возразил Сократ. — Мне снилось, что корабль придёт завтра, — улыбнулся он. — Так что у нас ещё есть время поговорить.

   — Послушай, Сократ, — заговорил Критон, волнуясь. — Ещё есть время, ещё не поздно. Умоляю тебя. К побегу давно всё готово. Нужно только одно — твоё согласие. Послушайся меня и не отказывайся от спасения. Я не могу лишиться тебя. Мне никогда и нигде больше не найти такого друга, Сократ! Уже и теперь говорят, что от тебя отказались все друзья. Что может быть позорнее такой славы?!

   — Прости меня, — сказал Сократ. — Ведь мы уже всё обсудили. Не огорчай меня своей настойчивостью. Я люблю вас всех, очень люблю. Но более всего люблю философию, которую избрал прежде, чем встретиться с вами, с моими друзьями... Нет, милый Критон, ничего нельзя ставить выше справедливости: ни детей, ни друзей, ни жизнь. Если ты станешь снова переубеждать меня, напрасно потеряешь время. Прости.

Солнце висело над горной грядой, и она притягивала его к своим зубцам, как притягивают железное кольцо магнесийские камни. Надвигался тихий и тёплый вечер. И никто не молил всесильного Зевса о свершении чуда справедливости. Одна лишь Ксантиппа, жена Сократа, кричала и в отчаянии рвала на себе волосы. Друзья, которые были с ней в этот час, не могли удержать слёз.

Солнце уже коснулось краем зубчатой гряды, когда всех их впустили в камеру для прощаний. Сократ вышел из комнаты, в которой мылся, и велел женщинам уйти.

   — Пусть принесут яд, если уже приготовили его, — сказал он тюремщику. — А если нет, пусть сотрут цикуту, — и стал смотреть в окно, пробитое в толстой каменной стене.

Он видел Акрополь. Закатное солнце освещало золотым светом мраморные колонны Парфенона. И это было так чудесно и милосердно: увидеть перед кончиной лучшее из всего, что построили на земле люди...

   — Солнце ещё не закатилось, Сократ, — сказал Критон. — Зачем ты торопишься? Иные принимали яд затемно, а до того ужинали, пили вволю... Время терпит!

   — Смешно, Критон, цепляться за жизнь и дрожать над её последними каплями. Пусть принесут яд, друг мой. Вели сделать это.

Критон помедлил, затем вздохнул и кивнул головой рабу, стоявшему у дверей.

Раб удалился. Его не было довольно долго.

Сократ всё стоял у окна, и друзья, подходя по одному, молча обнимали его. Только фиванец Кебет сказал:

   — Душа бессмертна. Я тоже в это верю.

Среди друзей, пришедших проститься с Сократом, не было только Платона: жестокая болезнь снова приковала его к постели.

   — Вот и нет солнца, — сказал Сократ, взглянув в последний раз на погасший Парфенон.

И в этот момент в дверях показались двое: раб и тюремщик с чашей в руках.

Сократ взял чашу и попросил тюремщика:

   — Объясни, что делать.

   — Просто выпей, — ответил тот. — Выпей и ходи. Оно подействует само, это зелье.

Сократ поднёс чашу ко рту, оглядел друзей с улыбкой и спросил у тюремщика:

   — Можно ли этим напитком сделать возлияние кому-нибудь из богов?

   — Мы стёрли ровно столько, Сократ, сколько надо выпить.

   — Понимаю. Но молиться богам нужно, чтобы переселение из этого мира в иной было удачным. Я думаю, что тот, кто станет сопровождать мою душу, уже стоит у дверей. Не следует заставлять его ждать слишком долго. Да будет так. — Сократ медленно выпил яд.

Потом стал ходить по камере. А когда почувствовал, что ноги отяжелели, подошёл к ложу, снял педилы, подаренные Симоном, и лёг на спину. — Критон, подойди, — позвал он.

Критон приблизился и опустился возле ложа на колени.

   — Я слушаю тебя, Сократ. Говори, пока можешь.

   — Критон, по нашим древним обычаям выздоравливающие люди приносят богу врачевания Асклепию в подарок петуха. Я думаю, мой друг, что смерть — это исцеление. Сейчас мне откроется самая важная истина... Так отдайте же за меня петуха Асклепию, не забудьте! — Сократ прикрыл лицо стареньким гиматием и затих.

   — Не хочешь ли ещё что-нибудь сказать? — спросил Критон.

Сократ не ответил.

В тот день, узнав о казни Сократа, афиняне побили камнями Мелета, а кожевник Анит и оратор Ликон убежали из города, боясь гнева сограждан.

Три дня после похорон Сократа лил дождь.

Об авторе

ДОМБРОВСКИЙ АНАТОЛИЙ ИВАНОВИЧ родился в 1934 г. в Крыму. Окончил философский факультет Ленинградского государственного университета.