Анж Питу - Александр Дюма

— О, ничего, ваше величество, решительно ничего.

— И все же, скажите мне… Король ведь не всегда щадит моих друзей.

— Король, как всегда, весьма милостив ко мне, но…

— Но вы предпочитаете с ним не видеться, не так ли?.. Без сомнения, граф, за всем этим что-то кроется, — заметила королева с притворной шутливостью.

В это мгновение Андре метнула на королеву такой выразительный, такой умоляющий, такой недвусмысленный взгляд, что та поняла: пора прекратить это маленькое сражение.

— Хорошо, графиня, — сказала она, — пусть господин де Шарни выполняет мое поручение, а вы ступайте к себе или оставайтесь здесь, как вам будет угодно.

— Благодарю вас, ваше величество, — обрадовалась Андре.

— Ступайте же, господин де Шарни, — сказала Мария Антуанетта и увидела, как по лицу Андре разливается выражение признательности.

Граф не заметил или не захотел заметить этого выражения; он взял жену за руку и поздравил с тем, что к ней вернулись силы и на щеках заиграл румянец.

Затем, с глубоким почтением поклонившись королеве, вышел. Но на пороге он встретился глазами с Марией Антуанеттой.

Взгляд королевы говорил: «Возвращайтесь скорее».

Взгляд графа отвечал: «Вернусь сразу, как только смогу».

Что до Андре, она со стеснением в груди, с замирающим дыханием следила за каждым шагом мужа.

Граф де Шарни медленно и чинно шел к дверям. Казалось, Андре безмолвно подгоняет его; вся воля ее сосредоточилась на одной мысли: заставить графа скорее уйти.

Поэтому, как только двери за ним затворились, как только он скрылся из виду, силы оставили Андре; лицо ее побледнело, ноги подкосились и она упала в ближайшее кресло, шепча извинения за грубое нарушение этикета.

Королева подбежала к камину, взяла флакончик с нюхательной солью и поднесла к лицу Андре, но на сей раз та пришла в себя не столько благодаря заботам королевы, сколько благодаря своей силе воли.

В самом деле, в отношениях между двумя женщинами было нечто странное. Казалось, королева расположена к Андре, а Андре питает к королеве глубокое уважение, и все же в иные мгновения они казались не благосклонной госпожой и преданной служанкой, но врагами.

Поэтому мощная воля Андре, как мы уже говорили, быстро вернула ей силы. Она встала, почтительно отвела руку королевы и, склонив перед ней голову, спросила:

— Ваше величество, вы позволите мне удалиться?..

— Да, конечно, вы вольны поступать как вам угодно, дорогая графиня; вы же прекрасно знаете, я не требую от вас соблюдения этикета. Но вы ничего не хотите мне сказать перед уходом?

— Я, ваше величество? — удивилась Андре.

— Вы, конечно, кто же еще.

— Нет, ваше величество; о чем мне говорить?

— Об этом господине Жильбере, чей вид вас так испугал.

Андре вздрогнула, но только молча покачала головой.

— Если так, я вас более не задерживаю, дорогая Андре; вы свободны.

И королева сделала шаг к двери, ведущей в будуар, смежный с ее покоями.

Андре, сделал королеве безукоризненный реверанс, пошла к другой двери.

Но в то мгновение, когда она собиралась ее открыть, в коридоре раздались шаги и чья-то рука легла на ручку двери с внешней стороны.

Послышался голос Людовика XVI, перед отходом ко сну отдающего приказания камердинеру.

— Это король! Ваше величество! — воскликнула Андре, отступив на несколько шагов назад. — Это король!

— Ну и что? Да, это король, — сказала Мария Антуанетта. — Вы так его боитесь?

— Ваше величество, во имя Неба! — взмолилась Андре. — Я бы не хотела столкнуться с королем, я бы не хотела предстать перед ним, по крайней мере, сегодня вечером; я умру от стыда!

— Но вы мне откроете наконец…

— Все, все, что ваше величество прикажет. Только спрячьте меня.

— Пройдите в мой будуар, — сказала Мария Антуанетта, — и подождите там, пока король уйдет. Не беспокойтесь, заключение ваше будет недолгим: король никогда здесь не задерживается.

— О, благодарю вас! Благодарю вас! — воскликнула графиня.

Она бросилась в будуар и исчезла в то самое мгновение, когда король открыл дверь и показался на пороге.

II

КОРОЛЬ И КОРОЛЕВА

Королева, бросив быстрый взгляд кругом, выслушала приветствие мужа и приветливо поздоровалась с ним.

Король протянул ей руку.

— Какому счастливому случаю, — спросила Мария Антуанетта, — обязана я удовольствием вас видеть?

— Действительно случаю, как вы совершенно верно изволили заметить, сударыня; я встретил Шарни, который сообщил мне, что идет передать от вашего имени всем нашим воякам, чтобы они сидели смирно. Я так обрадовался вашему мудрому решению, что не мог пройти мимо ваших покоев, не поблагодарив вас.

— Да, — сказала королева, — я действительно подумала и решила, что лучше вам оставить войска в покое и не подавать повода к междоусобным войнам.

— Ну что ж! В добрый час, — ответил король, — я рад, что вы придерживаетесь такого мнения. Впрочем, я знал, что сумею вас убедить.

— Ваше величество видит, что вам нетрудно было бы добиться цели, ибо я пришла к такому решению и сама.

— Прекрасно! Это доказывает, что вы не лишены благоразумия, а когда я выскажу вам некоторые свои соображения, вы станете еще благоразумнее.

— Но если мы и так одного мнения, государь, то стоит ли их высказывать?

— Будьте покойны, сударыня, я вовсе не хочу вступать с вами в спор; вы хорошо знаете, что я так же не люблю спорить, как и вы: давайте просто побеседуем. Скажите, разве вам не приятно, когда мы время от времени говорим о делах Франции, как добрые супруги беседуют о семейных делах?

Последние слова Людовик XVI произнес со свойственным ему добродушием.

— Напротив, государь, я всегда рада поговорить с вами, — ответила королева, — но подходящее ли нынче время для разговоров?

— Я полагаю, да. Вы мне только сейчас сказали, что не желаете открывать военных действий, не так ли?

— Да, я так сказала.

— Но вы не объяснили почему.

— Вы меня не спрашивали.

— Ну, так я сейчас спрашиваю.

— Из-за слабости!

— А! Вот видите: если бы вы надеялись, что сила на вашей стороне, вы начали бы войну.

— Если бы я надеялась, что сила на моей стороне, я сожгла бы Париж.

— О, как бы я радовался, если бы вы не хотели войны по тем же причинам, что и я!

— А какие у вас причины?

— У меня? — переспросил король.

— Да, — ответила Мария Антуанетта, — у вас.

— У меня только одна причина.

— Какая же?

— Вот какая: я не хочу вступать в войну с народом, ибо полагаю, что народ прав.