Парад Победы - Валентин Варенников

В связи с письмом Молотова Гарриману президент Рузвельт 25 марта 1945 года пишет Сталину: «…Я уверен, что в результате недоразумения факты, относящиеся к этому делу, не были изложены Вам правильно…». И далее Рузвельт излагает все происходящее в Швейцарии как обычный маневр противника — прийти с белым флагом и провести зондирование, как это могло произойти и на советско-германском фронте.

Тогда 29 марта 1945 года Сталин посылает Рузвельту резкое по тону и убедительное по содержанию следующее послание:

«Лично и секретно от Премьера И. В. Сталина Президенту г-ну Ф. Рузвельту. Я разобрался с вопросом, который Вы поставили передо мной в письме от 25 марта сего года, и нашел, что Советское правительство не могло дать другого ответа после того, как было отказано в участии советских представителей в переговорах в Берне с немцами о возможности капитуляции германских войск и открытии фронта англо-американским войскам в Северной Италии. [438]

Я не только не против, а, наоборот, целиком стою за то, чтобы использовать случаи развала в немецких армиях и ускорить их капитуляцию на том или ином участке фронта, поощрить их в деле открытия фронта союзным войскам.

Но я согласен на переговоры с врагом по такому делу только в том случае, если эти переговоры не поведут к облегчению положения врага, если будет исключена для немцев возможность маневрировать и использовать эти переговоры для переброски своих войск на другие участки фронта, и прежде всего на советский фронт.

Только в целях создания такой гарантии и было Советским правительством признано необходимым участие представителей советского военного командования в таких переговорах с врагом, где бы они ни происходили — в Берне или Казерте. Я не понимаю, почему отказано представителям советского командования в участии в этих переговорах и в чем они могли бы помешать представителям союзного командования.

К Вашему сведению, должен сообщить Вам, что немцы уже использовали переговоры с командованием союзников и успели за этот период перебросить из Северной Италии три дивизии на советский фронт.

Задача согласованных операций с ударом на немцев с запада, с юга и с востока, провозглашенная на Крымской конференции, состоит в том, чтобы приковать войска противника к месту их нахождения и не дать противнику возможности маневрировать, перебрасывать войска в нужном ему направлении. Эта задача выполняется советским командованием. Эта задача нарушается фельдмаршалом Александером. Это обстоятельство нервирует советское командование, создает почву для недоверия.

„Как военный человек, — пишете Вы мне, — Вы поймете, что необходимо быстро действовать, чтобы [439] не упустить возможности. Так же обстояло дело в случае, если бы к Вашему генералу под Кенигсбергом или Данцигом противник обратился с белым флагом“. К сожалению, аналогия здесь не подходит. Немецкие войска под Данцигом или Кенигсбергом окружены. Если они сдадутся в плен, то они сделают это для того, чтобы спастись от истребления, но они не могут открыть фронт советским войскам, так как фронт ушел от них далеко на запад, на Одер. Совершенно другое положение у немецких войск в Северной Италии. Они не окружены, и им не угрожает истребление. Если немцы в Северной Италии, несмотря на это, все же добиваются переговоров, чтобы сдаться в плен и открыть фронт союзным войскам, то это значит, что у них имеются какие-то другие, более серьезные цели, касающиеся судьбы Германии.

Должен Вам сказать, что, если бы на Восточном фронте где-либо на Одере создались аналогичные условия возможности капитуляции немцев и открытия фронта советским войскам, я бы не преминул немедленно сообщить об этом англо-американскому военному командованию и попросить его прислать своих представителей для участия в переговорах, ибо у союзников в таких случаях не должно быть друг от друга секретов. 29 марта 1945 года.

(«Переписка Председателя Совета Министров СССР с Президентом США и Премьер-министром Великобритании во время Великой Отечественной войны 1941–1945 гг.», с. 198–199).

К этой переписке подключился Черчилль. В своем письме от 5 апреля он пишет:

«Личное строго секретное послание от г-на Черчилля маршалу Сталину. Президент послал мне письма, которыми Вы обменялись с ним о контакте, установленном [440] в Швейцарии между одним британским и одним американским офицерами из ставки фельдмаршала Александера и германским генералом по фамилии Вольф по вопросу о возможной капитуляции армии Кессельринга в Северной Италии. Поэтому я нахожу уместным послать Вам точное изложение фактов, касающихся действий Правительства Его Величества…»

И далее, как и у Рузвельта, идет описание, так сказать, обычной встречи, которые бывают на войне между отдельными группировками враждующих сторон. Мол, ничего здесь выходящего за рамки союзных отношений нет, информация у Сталина недостаточная, оснований для беспокойства нет. То есть, как и Рузвельт, Черчилль всячески пытается оправдаться, поскольку придание огласке факта таких встреч означало бы падение кабинета — общественность, несомненно, взорвалась бы, узнав, что за спиной Советского Союза пытаются вести сепаратные переговоры.

В заключение Черчилль пишет:

«…Что касается обвинений, которые Вы выдвигаете в Вашем послании Президенту от 3-го апреля, которые также чернят Правительство Его Величества, я и мои коллеги солидаризуются с последней фразой ответа Президента. 5 апреля 1945 года». (Там же, с. 315–317).

Несмотря на все ухищрения наших уважаемых союзников, Сталин все-таки сорвал переговоры Даллеса с Вольфом и тем самым исключил сговор союзников с гитлеровскими генералами, которые предполагали перебросить из района Северной Италии несколько десятков немецких дивизий на Восточный фронт (нет, не для комендантской службы на юге Германии, как это прозвучало у Вольфа, а для войны против России) и открыть все пути в глубь Германии для форсированного продвижения англо-американских войск. А если бы [441] сговор удался, то что было бы в итоге? В итоге — сепаратный мир на англо-американо-германских условиях. А как же с верным союзником — Советским Союзом? А как с мировым общественным мнением? Верно, вопрос требует ответа. И он заготовлен.

Ну кто в мире, включая Советский Союз, будет выступать против скорейшего окончания войны, против сохранения тысяч и тысяч человеческих жизней и недопущения дальнейшего разрушения созданных цивилизацией ценностей? Конечно, никто! Это выглядит даже кощунственно. А как же с возмездием, ликвидацией гитлеровского фашизма и уничтожением корней, порождающих уже не в первый раз мировую войну в Европе? С этим разберемся потом. Главное — закончить войну, а там будет видно.

Имелось в виду, что, закончив войну сепаратным миром, англо-американцам можно было бы «подвести» всю Европу, в том числе Германию, под свой политический знаменатель. И продемонстрировать миру свой «решающий» вклад в дело разгрома фашистской Германии. А последней продиктовать в сепаратном мире условия, которые бы оставили зародыши всего того, в чем заинтересован германский и мировой капитал. А как же Крымская конференция? Ну, зачем держаться, как слепой за стены, за все положения, которые когда-то были выработаны, хоть и совместно?! Обстоятельства изменились. Ведь это же война. Жизнь потребовала новых решений во имя мира. Вот вам и новые решения.

Вполне возможно, что ход рассуждений союзников был или мог быть таким, как здесь изложено.

Сталин, как рентгеном, просвечивал наших союзников и видел далеко вперед, чем все эти «маневры» закончатся и какую в перспективе угрозу миру хотят они оставить в Европе. Поэтому руководителем СССР были приняты все меры к пресечению сепаратных переговоров [442] западных «демократий». Тем самым создавались все условия для завершения войны на основе принятых в Тегеране и Ялте решений в целях установления справедливого, прочного и демократического мира. Демонстрация верности подписанным документам, открытость, честность, благородство и ясность действий наших дипломатов и военного командования «разоружили» союзников, и они вынуждены были идти по ранее согласованному пути.

Мы сегодня отдаем должное Черчиллю, который по прошествии многих лет после этих событий многократно официально и в личных беседах высказывался объективно и восхищался гением Сталина. Так было в день смерти Иосифа Виссарионовича. Это имело место и в речи Черчилля в парламенте, заседание которого было официально посвящено в 1959 году 80-летию со дня рождения Сталина. Это отмечалось и в его многочисленных произведениях. Черчилль был потрясен возможностями Сталина вообще, в том числе всеми его военными действиями, дипломатическими ходами в период Второй мировой войны и особенно развитием страны — в короткие сроки сделал СССР великой державой.