Жены и дочери - Элизабет Гаскелл

— Я сказал вам, что ваши люди вон там не соблюдают этих границ и имеют привычку собирать утесник с моей земли, чтобы разжигать костер.

— Возможно, что так! — ответил мистер Престон, подняв брови, его поведение было более невозмутимым, нежели слова. — Мне кажется, они не считают это большим вредом. Тем не менее, я выясню.

— Вы сомневаетесь в моих словах, сэр? — спросил сквайр, потрепывая кобылу, пока она не начала пританцовывать. — Говорю вам, я узнал об этом только полчаса назад.

— Я и не думал сомневаться в ваших словах, мистер Хэмли. Это последнее, что я бы решился сделать. Вы должны извинить меня, но я скажу, что ваш довод, который вы дважды привели для доказательства достоверности вашего утверждения, «якобы вы узнали об этом полчаса назад», не столь веский и совершенно не устраняет возможности ошибки.

— Мне бы хотелось, чтобы вы прямо сказали, что сомневаетесь в моих словах, — сказал сквайр, сжимая и чуть приподнимая свой хлыст. — Я не могу понять, что вы имеете ввиду — вы употребляете так много слов.

— Прошу, не выходите из себя, сэр. Я сказал, что узнаю. Вы сами не видели, как рабочие вытаскивают утесник, иначе вы упомянули бы об этом. Я, разумеется, могу сомневаться в точности вашего осведомителя, пока сам не разузнаю. Во всяком случае, именно этого курса я буду придерживаться, и если это причинит вам обиду, я извинюсь, но я все равно это сделаю. Когда я буду уверен, что вашей собственности нанесли ущерб, я приму меры, чтобы не допустить этого впредь, и конечно от имени лорда я выплачу вам компенсацию, возможно, это будет сумма в полкроны, — последние слова он добавил, понизив голос, словно для себя самого, с небрежной, презрительной улыбкой на лице.

— Тише, лошадка, тише, — произнес сквайр, совершенно не осознавая, что он сам является причиной ее нетерпеливых движений, постоянно натягивая поводья, а также, возможно, что это указание он адресовал сам себе.

Никто из них не заметил Роджера Хэмли, который приближался к ним широким, равномерным шагом. Он увидел отца с порога хижины старого Сайласа, а так как бедный старик еще спал, он вышел поговорить с отцом и оказался достаточно близко, чтобы услышать последние слова.

— Я не знаю, кто вы, но я знал управляющих, которые были джентльменами, и я знал тех, кто ими не был. Вы принадлежите к последним, молодой человек, — сказал сквайр, — вот так. И мне хотелось бы испытать на вас свой хлыст за вашу дерзость.

— Прошу, мистер Хэмли, — холодно повторил мистер Престон, — умерьте ваш пыл и подумайте. Мне действительно жаль видеть человека вашего возраста в таком волнении, — сказал он, тем не менее, отодвигаясь немного дальше, не столько из собственного страха, сколько желая избавить разгневанного мужчину от приведения угрозы в исполнение. Как раз в эту минуту рядом оказался Роджер. Он немного запыхался, но взгляд его был мрачным и тяжелым, хотя говорил он достаточно спокойно.

— Мистер Престон, я едва ли понимаю, что вы хотели сказать вашими последними словами. Но помните, мой отец — джентльмен по возрасту и положению и не привык получать советы, как управлять своим гневом, от юношей вроде вас.

— Я хотел прогнать его людей со своей земли, — сказал сквайр сыну, желание выглядеть хорошо в мнении сына немного охладило пыл, но хотя его слова могли казаться спокойными, внешние признаки раздражения не исчезли — бледное лицо, дрожащие пальцы, горящий взгляд. — Он отказался это сделать и усомнился в моих словах. Мистер Престон повернулся к Роджеру, словно просил трезво подумать и пересмотреть скороспелое решение, и заговорил тоном невозмутимого объяснения, хотя слова его не были дерзкими, они чрезмерно раздражали.

— Ваш отец неправильно понял меня… возможно… — он старался намекнуть сыну, что его отец был не в состоянии слушать разумные доводы. — Я никогда не отказывался делать то, что справедливо и правильно. Я только потребовал дополнительных доказательств о причинении вреда в прошлом, а ваш отец обиделся на это, — и затем он пожал плечами и поднял брови в той манере, которой когда-то научился во Франции.

— Во всяком случае, сэр! Я едва ли сочту манеру и слова, относящиеся к моему отцу, которые я услышал от вас, когда подошел ближе, проявлением уважения, которое вы должны были оказать человеку его возраста и положения. Что касается причинения вреда…

— Они вытащили весь утесник, Роджер… для дичи больше не будет укрытия, — вставил сквайр. Роджер поклонился отцу, но продолжил свою речь с тех слов, на которых его прервали.

— Я сам разузнаю в более спокойные минуты, и если я обнаружу, что подобный вред или ущерб был нанесен, конечно, я буду надеяться, что вы присмотрите, чтобы это прекратилось. Пойдем, отец! Я собирался навестить старого Сайласа… возможно, ты не знаешь, что он очень болен, — так он попытался отвлечь сквайра, чтобы предотвратить дальнейшую перепалку. Это ему не совсем удалось.

Мистер Престон был взбешен спокойствием Роджера и сказал в сторону, возможно громче, чем это допускали приличия:

— Его возраст и положение! Что мы должны думать о положении человека, который начинает подобные работы, а потом их прекращает, поскольку не считался с затратами, и который вынужден уволить своих рабочих в начале зимы, оставляя…

Они ушли довольно далеко, чтобы слышать остальное. Сквайр был готов вернуться, но Роджер взял под уздцы кобылу и вел ее по болотистой почве так, словно шел по твердой земле. Хорошо, что лошадь знала его, и была достаточно старой, чтобы предпочесть спокойный шаг и не гарцевать. Мистер Хэмли яростно рванул поводья и, наконец, разразился проклятием:

— Черт побери, Роджер! Я не дитя, не нужно со мной так обращаться. Оставь меня, я сказал!

Роджер отпустил поводья. Они не чувствовали себя уверенно, и ему не хотелось, чтобы какой-нибудь зритель подумал, что он оказывает давление на своего отца, и это молчаливое послушание нетерпеливой команде больше успокоило сквайра, чем что-то либо еще.

— Я знаю, я уволил их… а что я мог поделать? У меня больше не было денег. Ты понимаешь, для меня это потеря. Он не знает, никто не знает, но я думаю, твоя мать знала, как мне тяжело увольнять их как раз перед наступлением зимы. Я провел много бессонных ночей, думая об этом, я отдал им то, что у меня было… это правда. У меня не было денег для них, но у меня были откормлены три бесплодных коровы, я отдал людям каждый кусок мяса, я позволил им пойти в лес и собирать то, что попадется, я закрыл глаза на то, что они сломали старые скамейки, а теперь мне напоминает об этом этот грубиян… этот слуга. Но я продолжу работы… продолжу, лишь бы только досадить ему. Я покажу ему, кто я. Мое положение! Хэмли из Хэмли занимает более высокое положение, чем его хозяин. Я продолжу работы, увидишь! Я плачу сто-двести процентов в год по правительственному займу. Я соберу больше, если обращусь к евреям. Осборн показал мне способ, и Осборн заплатит за это… он заплатит. Я не потерплю обид. Ты не должен был останавливать меня, Роджер! Ей богу, мне хотелось отхлестать наглеца!

Он продолжал приводить себя в неистовство, сыну было больно на это смотреть, но как раз в этот момент маленький внук Сайласа, державший лошадь сквайра, когда тот приезжал навестить больного, подбежал, запыхавшись:

— Пожалуйста, сэр, пожалуйста, сквайр, мама послала меня. Дедушка внезапно проснулся, и мама говорит, он умирает, вы придете? Она говорит, он примет это как сердечную любезность, вот увидите.

Они поехали к хижине, сквайр не проронил ни слова, но внезапно почувствовал, словно поднимается из водоворота и опускается в безмолвном и величественном месте.

Часть IV

Глава XXXI

Безразличная кокетка

Трудно было бы ожидать, что стычка, произошедшая между мистером Престоном и Роджером Хэмли, поможет им проникнуться симпатией друг к другу. Они едва ли разговаривали прежде и лишь изредка виделись, поскольку обязанности управляющего до сего времени ограничивались Эшкомом, находившемся в шестнадцати — семнадцати милях от поместья Хэмли. Мистер Престон был старше Роджера на несколько лет, и в то время как Осборн и Роджер учились в школе и колледже, он проживал в графстве. Мистер Престон уже был готов недолюбливать Хэмли, потому что и Синтия, и Молли говорили о братьях с уважением, и были дружны с ними; цветы, присланные ими по случаю бала, предпочли его букету; большинство людей хорошо о них отзывались, — а мистер Престон испытывал инстинктивную животную ревность и враждебность ко всем вызывающим восхищение молодым людям. Несмотря на свою бедность, Хэмли занимали более высокое положение, чем мистер Престон, и более того, он был управляющим знаменитого лорда вига, чьи политические интересы были диаметрально противоположными интересам сквайра, старого приверженца тори.