Жены и дочери - Элизабет Гаскелл

Осборн приехал домой первым. Он вернулся незадолго до того, как уехал Роджер, но был вялым и нездоровым, и хотя он не жаловался, он чувствовал, что любое усилие дается ему с трудом. Прошла неделя или больше, прежде чем Гибсоны узнали, что Осборн в поместье. И узнали они об этом случайно. Мистер Гибсон встретил его на одной из аллей возле Хэмли. Приближаясь к путнику, внимательный доктор обратил внимание на его походку, прежде чем узнал, кто это. Догнав его, он сказал:

— Осборн, неужели это вы? Я, было, подумал, что передо мной плетется старик лет пятидесяти. Я не знал, что вы вернулись.

— Да, — ответил Осборн. — Я уже дома почти десять дней. Думаю, мне нужно было навестить ваших домочадцев, поскольку я пообещал миссис Гибсон известить ее, как только вернусь. Но дело в том, что я ни на что не годен, это воздух давит на меня. Я задыхаюсь в доме, и все же эта короткая прогулка лишила меня сил.

— Вам лучше немедленно вернуться домой. Я заеду и осмотрю вас, как только вернусь от Роуи.

— Нет, вы не должны, ни в коем случае! — поспешно сказал Осборн, — мой отец достаточно обеспокоен моими, как он говорит, частыми отлучками из дома, хотя с последней прошло шесть недель. Он приписывает мою вялость моим отъездам,… вы знаете, он распоряжается расходами, — добавил он, слабо улыбаясь, — а я нахожусь в жалком положении безденежного наследника, и я был так воспитан… По правде говоря, я должен время от времени уезжать из дома, и если отец утвердится во мнении, что мое здоровье ухудшилось из-за моих отлучек, он перестанет платить содержание.

— Могу я спросить, где вы проводите время, уезжая из Хэмли Холла? — спросил мистер Гибсон с какой-то нерешительностью.

— Нет! — неохотно ответил Осборн. — Я вам скажу вот что: я останавливаюсь у друзей в деревне. Я веду жизнь, благоприятную для здоровья, потому что она совсем простая, разумная и счастливая. Вот, я рассказал вам больше, чем знает мой отец. Он никогда не спрашивает меня, куда я езжу, и я не расскажу ему, если он спросит… по крайней мере, думаю, что не расскажу.

Мистер Гибсон молча ехал рядом с Осборном минуту или две.

— Осборн, в какие бы неприятности вы не попали, я бы посоветовал вам поговорить с вашим отцом начистоту. Я знаю его, и я знаю, что сначала он сильно рассердится, но потом успокоится, помяните мое слово. И, так или иначе, он найдет деньги, чтобы оплатить ваши долги и освободить вас от них, если затруднение в этом. А если у вас затруднения в другом, он, тем не менее, останется вашим лучшим другом. Эта отчужденность в отношениях с отцом сказывается на вашем здоровье, ей-богу.

— Нет, — сказал Осборн. — Прошу прощения. Но дело не в этом. Я действительно не в порядке. Думаю, мое нежелание сталкиваться с любым недовольством отца — последствие моего нездоровья, но я ручаюсь, причина не в этом. Мой инстинкт говорит мне, что у меня что-то серьезное.

— Успокойтесь, не противопоставляйте свой инстинкт моей профессии, — весело сказал мистер Гибсон. Он спешился и, перебросив поводья лошади через руку, осмотрел язык Осборна и пощупал его пульс, задав несколько вопросов. Закончив осмотр, он произнес:

— Мы скоро отпустим вас, хотя мне бы хотелось еще немного поговорить с вами с глазу на глаз, без этого вырывающегося животного. Если бы вам удалось приехать к нам на ланч завтра, доктор Николс присоединился бы к нам, он заедет навестить старого Роуи, а вы выгодно воспользуетесь советом не одного, а двух докторов. Сейчас ступайте домой, вы достаточно потрудились в такой жаркий полдень. И не хандрите дома, прислушиваясь к бормотаниям вашего глупого инстинкта.

— Что мне еще остается делать? — спросил Осборн. — Мы не общаемся с отцом, нельзя все время читать и писать, особенно когда на этом много не заработаешь. Я не прочь рассказать вам… но по секрету, запомните… я пытаюсь издать некоторые свои стихи. Но кто, как не издатель лишает вас самомнения. Ни один из издателей не примет их как дар.

— Ах, вот в чем дело, не так ли мастер Осборн? Я полагал, что для такого уныния есть какая-то душевная причина. Будь я на вашем месте, я бы не стал ломать над этим голову, хотя говорить всегда легко. Попробуйте писать прозу, если вам не удается порадовать издателей поэзией. Но, во всяком случае, не стоит переживать из-за пролитого молока. Но я не должен терять здесь время. Приезжайте к нам завтра, как я сказал, и, я думаю, мы немного вас взбодрим знаниями двух докторов, а также остроумием и глупостями трех женщин.

Сказав это, мистер Гибсон снова сел на лошадь и поехал крупной рысью, так же хорошо известной деревенским жителям, как его собственная походка.

«Мне не нравится, как он выглядит, — думал про себя ночью мистер Гибсон, когда над ежедневником вспоминал события дня. — И еще его пульс. Но как часто мы ошибаемся. Десять против одного, мой собственный скрытый враг находится ближе ко мне, чем его — к нему… даже если смотреть на обстоятельства с худшей точки зрения.»

Осборн появился на следующее утро в важный момент перед завтраком, и никто не возражал против такого раннего визита. Он чувствовал себя лучше. Если у него и был поначалу нездоровый вид, то его щеки быстро порозовели под воздействием того радушия, с которым его встретили. Молли и Синтии нужно было много рассказать ему о небольших происшествиях, случившихся с тех пор, как он уехал, и поведать о результатах своих планов. Синтия много раз собиралась задать веселые, беспечные вопросы о том, где он был и что делал; но Молли, которая догадывалась об истинной причине его поездки, так часто вмешивалась, чтобы избавить его от уклончивого ответа, и от страданий, которым ее чуткая совесть сочувствовала намного больше, чем он сам себе.

Речь миссис Гибсон была бессвязной и сентиментальной, но хотя Осборн и улыбался про себя многому из того, что она сказала, в целом ее слова успокаивали. Некоторое время спустя вошли доктор Николс и мистер Гибсон, они уже обсудили состояние здоровья Осборна, и время от времени старый, опытный медик бросал острый, внимательный взгляд на юношу.

Пришло время ланча, когда все были веселы и голодны, кроме хозяйки, которая пыталась облагородить свой дневной аппетит во всех отношениях и считала (довольно ошибочно), что доктор Николс является именно тем человеком, на котором можно практиковать видимость нездоровья, и что он окажет ей надлежащее количество вежливого сочувствия, каковое каждый гость должен был даровать хозяйке, которая жалуется на хрупкость своего здоровья. Старый доктор был слишком опытным человеком, чтобы попасться в эту ловушку. Он посоветовал миссис Гибсон отведать за столом грубой пищи, и, наконец, сказал ей, если она не любит холодную говядину, стоит ее попробовать с маринованным луком. Когда он произносил эти слова, его глаз подрагивал, что выдало бы его шутливое настроение любому наблюдательному человеку, но мистер Гибсон, Синтия и Молли спорили с Осборном по поводу каких-то его литературных предпочтений, и миссис Гибсон оказалась вся во власти доктора Николса. Она не сожалела, когда завтрак подошел к концу, и три джентльмена остались в комнате, впоследствии она называла доктора Николса не иначе, как «тот грубиян».

Вскоре Осборн поднялся наверх и по своей привычке стал обсуждать новые книги и расспрашивать девушек о музыке. Миссис Гибсон должна была уйти и нанести несколько визитов, поэтому она оставила их троих наедине, и спустя какое-то время они спустились в сад: Осборн расслабился в кресле, Молли усердно подвязывала гвоздики, а Синтия собирала цветы по-своему беззаботно и изящно.

— Я надеюсь, вы заметили разницу в наших занятиях, мистер Хэмли. Молли, как видите, посвящает себя полезному, а я — украшениям. Пожалуйста, скажите, к какому занятию вы отнесете то, чем вы заняты? Думаю, вы могли бы помочь одной из нас, вместо того, чтобы наблюдать за нами, как важная персона.

— Я не знаю, что умею делать, — ответил он довольно жалобно. — Мне хотелось бы быть полезным, но я не знаю, как это сделать. И мой нрав не подходит исключительно для украшений. Боюсь, вы должны оставить меня в покое. Кроме того, я ужасно измотан расспросами и бесцеремонным обращением этих двух добрых докторов.

— Вы же не хотите сказать, что они набросились на вас после ланча?! — воскликнула Молли.

— Да, именно так и было. И они могли бы продолжать до сих пор, если бы своевременно не вошла миссис Гибсон.

— Я думала, мама вышла некоторое время назад, — сказала Синтия, услышав отголоски разговора, поскольку порхала туда-сюда среди цветов.

— Она вошла в гостиную не более пяти минут назад. Она нужна вам, я вижу, как она пересекает холл в эту самую минуту? — и Осборн привстал.

— О, вовсе нет, — ответила Синтия. — Только она, кажется, так торопилась выйти, что я подумала, будто бы она давно ушла. У нее было поручение от леди Камнор, и она полагала, что смогла бы справиться с ним, если бы повидалась с экономкой, которая всегда бывает в городе по четвергам.