Путешествие в Мир - Светлана Каныгина

– Это же Мэ́дрик!– воскликнула подоспевшая из кухни Сони,– Скорее, дорогой, впусти его!

Багарас открыл окно, и голубь тут же впорхнул в дом.

– Ах, мой бедный птенчик!– запричитала женщина, глядя на нервно кружащую по комнате птицу,– Лети же ко мне, Мэдрик! Я отогрею тебя.

Описав в воздухе петлю, голубь подлетел к хозяйке и сел в её раскрытые ладони. Сони нежно прижала его к груди и, погладив, укрыла своим платком.

– Бедняжка, он едва успел до ночи,– сказала она, аккуратно снимая с лапки Мэдрика скрученный листок бумаги.

Женщина развернула записку и, прищурившись, начала читать. Взгляд Сони торопливо скользил по мелко написанным коротким строчкам, и с каждой секундой лицо женщины становилось всё мрачней.

– Мне надо к Ниринн,– взволнованно произнесла она, пряча листок в карман фартука,– Позаботься о Мэдрике, дорогой, а я постараюсь вернуться так быстро, как смогу.

Бережно передав голубя Багарасу, Сони поспешила к двери и, завернувшись в длинную пуховую шаль, вышла из дома.

После ухода хозяйки Горен спустился в гостиную, и Денизьям снова попыталась вернуться к прежнему разговору с ящером. Однако, Багарас отказался продолжать беседу. То ли пангосса уже рассказал ей всё, что было можно, то ли ему не хотелось говорить о Намване при вурмеке, но, сославшись на необходимость покормить птицу, он оставил девушку и Горена одних и отправился на голубятню. Поведение Багараса не удивило друзей. Ожидать душевных откровений от человеко- ящера было по меньшей мере наивно. Пангосса и без того сказал на удивление много. Денизьям и вурмеку оставалось только гадать: солгал он или говорил правду. Это и стало темой для так любимых ими разговоров ни о чем. Приготовив чай, Горен и девушка принесли в гостиную остатки выпечки и, усевшись ближе к камину, принялись шептаться.

Багарас отсутствовал недолго. Он вернулся через час вместе с Намваной, и друзьям пришлось прекратить сплетничать. Теперь в доме были четверо собеседников, но, несмотря на это в его стенах царило молчание. С появлением монстра, Денизьям вновь сделалась угрюмой. Рассказ ящера тронул девушку, но не помог ей справиться со страхом в присутствии Намваны. Побледневшая, сжавшись, она сидела неподвижно, боясь привлечь к себе внимание монстра даже малейшим движением. И, как Денизьям не успокаивала себя в мыслях, как не объясняла самой себе, что находится в безопасности, тело не слушалось её. Напряжение нарастало. Каждый из присутствующих чувствовал его и каждый знал, в чем его причина. Неизвестно сколько ещё могло продлиться это неуместное молчание, если бы вурмек, сославшись на поздний час, не осмелился предложить Денизьям подняться наверх и отдохнуть перед будущим днём. Девушка была счастлива с ним согласиться. Она встала с кресла и, стремительно взбежав по лестнице на второй этаж, скрылась за дверью комнаты. Вурмеку оставалось лишь вежливо извиниться, пожелать присутствующим доброй ночи и последовать за девушкой. Так он и поступил.

В комнате, за закрытой дверью, друзья вновь позволили себе разговориться. Лёжа в своих кроватях, они ещё некоторое время перешёптывались, но вскоре, девушка стала отвечать вурмеку всё реже, а потом уснула.

Горен остался наедине со своими мыслями и так некстати завладевшей им бессонницей. Стремясь поскорее избавиться от них, он крутился с боку на бок, старательно перебирая всё, что приходило ему в голову. Время шло и, казалось бы, уже не осталось ничего, о чём ещё Горен мог подумать, но мысли возникали снова, не позволяя ему спокойно уснуть. Спасением для юноши стала Сони. Она вернулась после встречи с Ниринн, и тут же принялась рассказывать монстру и ящеру о своём визите. Женщина говорила взволнованно, много, с ноткой некоторой таинственности. Но, хотя рассказ звучал довольно громко, Горен не смог разобрать произносимых её слов. В сущности, он и не пытался. Голос Сони, изредка переплетающийся с голосами Намваны и ящера, действовали на вурмека так успокаивающе, что большего он и не желал. Мысли уже не тревожили его. Наслаждаясь обволакивающей дремотой, под мерное посапывание Денизьям и бормочущие звуки из гостиной, он, наконец, уснул.

Горен давно не спал так крепко. Этой ночью юноше не снились сновидения, его не мучила ночная жажда, он не вздрагивал и не просыпался от уже ставшего для него привычным необъяснимого волнения. Сон вурмека был безмятежным, таким же, как в дни прошлого, когда он засыпал в родительском доме. Юноша совсем не ощущал себя. Он будто был вне пространства, в таком месте, где возможны лишь пустота и невесомость, а он сам, растворённый в них до пыльных крупиц, стал совершенно свободен от вынужденной способности мыслить. Это было волшебное чувство, несравнимое ни с одним из существующих. В те ночные часы вурмек получил удивительнейший подарок подсознания- возможность ощутить полное бездействие суетливого ума. Такие сны- неоценимый дар. Даже на тех, кто лишён многочисленных забот и тревог, подобная благодать снисходит исключительно редко. Пойми это вурмек тогда, и ему непременно захотелось бы продлить беспечное время. Впрочем, с приходом понимания, счастливое бездействие и прекратилось бы. Ведь, как только в гармонию души и подсознания врывается ум, из совершенного покой переходит в кажущийся и, если не возобновившаяся мыслительная деятельность, то что-либо из окружающего мира непременно прервёт благостную тишину и вернёт к действительности. Вурмек не стал исключением. Он наслаждался внутренним покоем ровно столько, сколько ему было позволено. Спустя чуть более трёх часов в единство пустоты и тишины вторглось отдалённо звучащее кошачье мяуканье. Настойчиво повторяясь, оно всё приближалось и, в конце концов, громко скрипнуло совсем рядом, окончательно разбудив Горена.

Вурмек открыл глаза и осмотрелся. На кровати у противоположной стены, накрывшись с головой, спокойно спала Денизьям. Дверь комнаты по-прежнему была закрыта, а из гостиной больше не было слышно ни звука.

«Приснилось»,– подумал юноша и повернулся на бок.

Назойливое мяуканье повторилось. Отбросив одеяло, Горен встал с кровати и застыл на месте, прислушиваясь. И писклявое «мяу» вновь прозвучало. Вурмек обернулся на звук. За разрисованным морозом оконным стеклом сидел кот. Он опять жалобно мяукнул и тронул лапкой деревянную раму окна.

– Брысь отсюда!– шикнул Горен, угрожающе махнув руками.

Кот отпрянул назад и, прыгнув на ветку дерева, скрылся в темноте. Довольно улыбнувшись, вурмек забрался под одеяло. Но как только он удобно расположился, подоткнув его со всех сторон, мяуканье раздалось снова. Теперь оно доносилось откуда-то со стороны, но звучало ещё пронзительней и неприятнее, чем раньше. Вурмек нервно подскочил с кровати и вышел за дверь.

– Придётся впустить, иначе, он до утра не закроет рта,– ворчал Горен, торопливо спускаясь по лестнице.

Он подошёл к двери и, открыв засов, выглянул наружу.

–Кс- кс- кс,– позвал