Тени Прошлого - Нат Касс

В окно, словно ненавязчиво интересуясь моим здоровьем, светили две луны — третья же скромно притаилась за единственным на небе облачком. В темноте, которая из-за ярких спутников не казалась кромешной, верхушки высоких деревьев, легонько покачиваемые ветром, представлялись сказочными великанами, собравшимися навестить тяжело раненого мага.

Ночь… но какого числа? Какого месяца?

Все это неопределенное время я находился в комнате, которая за не особо продолжительный период службы в страже уже успела стать моей. На тумбочке горой лежали книги, бумажки, несуразные забавные рисунки — и все это не имело ко мне никакого отношения. Кто-то из обитателей замка провел рядом со страшно околдованным мной множество тяжелых часов.

Я не знал, о чем я думал. Скорее всего, не думал вовсе: перед глазами все еще стояли удивительно реалистичные картины чьих-то несбывшихся, отмененных судеб. Одно, всего одно ласковое, но настойчивое слово самой нужной женщины — и я бы безропотно вернулся обратно в постель, вскоре снова провалившись в глубокий сон.

Но на этот раз я в комнате был один, и останавливать меня, не способного рационально мыслить, было просто некому.

Со стороны напоминая лунатика, я механически поднялся на ноги и тут же от боли чуть не упал обратно. Судорожно схватился за тумбочку, все-таки не упал, закрыл глаза и отдышался. Смог пересилить себя. Небольшая победа теряющего сознание мага. Логически она была вовсе не нужна и даже вредна, но предательница логика решила меня покинуть в самый сложный момент.

Оранжевая луна на секунду скрылась за облаком: будто бы заговорщически подмигнула, шутливо поддерживая неразумное намерение раненого в бою не воина даже — обыкновенного историка.

Находящийся на грани потери сознания, я мало что понимал. Только запомнил, как зачем-то вышел из спальни, потом, оглядевшись и практически ничего вокруг себя не заметив, спустился по лестнице и принялся следовать уже давненько выученным наизусть маршрутом.

Будь я способен удивиться, я бы сделал это обязательно, потому что по пути в библиотеку так и ни разу не споткнулся, не покатился по полу бесчувственным, еле живым кубарем. Учитывая мое состояние, это было странно.

Ноги шли на полном автомате, а на жгучую скрытую рану, напоминавшую о себе при каждом шаге, я почти не обращал внимания. Боль от нее утихала, меркла, пока я был одержим неким стремлением, родившимся во время очередного бреда. Нет, это стремление, сначала не оформленное в четкий план действий, существовало во мне уже больше двух месяцев, но только сейчас я, больной, одолеваемый смутными видениями, понял, что именно мне нужно было сделать.

Не обратив ни малейшего внимания на книги, я подошел к полке и пальцем начертил схематический знак — тот самый, который здесь всегда изображала на самой себе некогда найденная в рюкзаке карта. Раньше, в недоумении стоя здесь, я видел его множество раз, а потому зрительная память, в остальных случаях не такая уж и цепкая, смогла воспроизвести его безошибочно.

В реальности не осталось и следа. Энергетическое очертание знака, ослепительно пылающее смесью множества аур, можно было увидеть только Истинным зрением.

— Фасаре. Дорас. — еле слышно прошептал я на драконьем языке те самые слова, которые настойчиво всплывали в голове. Слова, написанные на карте когда-то давно не понятным мне языком.

Стороннему наблюдателю, если бы таковой там был, могло показаться, что я прошел сквозь стену.

Но нет. Существует несколько доступных мне путей в Древний Мир, и дорога сквозь Предреальность — всего лишь самый простой из них.

Даже находясь в беспамятстве, я наблюдал, как три миллиарда лет, для кого-то безвозвратно утерянные, спрятанные от любопытных глаз магов будущего, стремительно проносятся мимо меня, радостно возвращаясь назад.

Увидев светлое, ярко-голубое утреннее небо, одушевленный речной туман, играющий с большими, до ужаса знакомо поющими птицами; узнав своевольный и коварный Кхалгар, обожающий забирать себе незадачливых путников, я почувствовал бешеный упадок и без того не огромных сил. Жгучая боль от полученной невидимой раны, до того момента как будто испуганно спрятавшаяся, возвращала свои утерянные права. И вызванная смесью этих ужасных ощущений темнота снова утащила меня в свой омут.

Она, наплевав на прекрасное солнечное утро, сидела в своей спальне взаперти и рисовала. Прекрасные солнечные утра случаются в Древнем Мире почти каждый раз и исключительными случаями вовсе не считаются, а вот грядущее всеобщее собрание и вправду предоставляло богатую пищу для размышлений — причем не самых приятных и умиротворяющих.

Рисовать, впрочем, она совершенно не умела (постоянно выходили какие-то ужасающие абстракции того самого стиля, который некогда будет назван модернистским) и потому не особо любила, однако по капризной прихоти судьбы именно это занятие становилось для нее особой формой медитативной практики. За рисованием сумасшедших футуристических закорючек почему-то думалось значительно проще.

Ничего хорошего это во всех смыслах драконье собрание не предвещает и предвещать не может. Тема предстоящего обсуждения очевидна даже самому недогадливому в Мире существу: Мирианделл и его злополучный артефакт, случайное изобретение увлекающегося экспериментатора.

Если же собрание всеобщее, значит, всего два правдоподобных варианта: либо решение уже найдено, либо его в обязательно порядке предстоит найти через несколько дней, причем всем вместе.

Нет. Сидеть на одном и том же месте и самоотверженно нервничать — далеко не самое результативное занятие. Лучше сразу найти Велатриана и спросить у него все прямо. Он хороший, пожалеет чужие нервы и все расскажет — а если не все, то, во всяком случае, сумеет успокоить, посвятив хотя бы в часть раздутой его собратьями тайны. Подумаешь, немного помашет крыльями или даже подышит огнем, это, при определенном подходе и поведении, может быть вполне приятно.

«Тогда прекращай страдать и иди к Велатриану» — твердо сказала она самой себе.

Тут же отложила ручку (интересно, в какой Эре ее изобретут?) и исключительно ради любопытства посмотрела на изрисованный листочек. На этот раз из почти бессвязных линий сложился своеобразный цветок — причем, по всей видимости, плотоядный. Очередной шедевр следовало оставить на память: ей очень нравилось случайно находить свои рисунки в самых непредсказуемых местах несколько месяцев спустя и долго над ними хохотать.

Умение смеяться над собой — воистину одно из тех обязательных качеств, которые указывают на достойного человека.