Тени Прошлого - Нат Касс

— Ясно.

Снова минутное молчание.

— Где ты научился так хорошо драться?

Честное слово, я чуть не рассмеялся. То ли от накопившегося напряжения, то ли от явной комичности ситуации. И как, скажите на милость, в настолько запутанном положении хоть что-то честно объяснять.

— У меня был очень хороший учитель.

Я был неимоверно горд собой: с самого первого дня, дня внезапной встречи с молодым шефом, я мечтал сказать ему это уже всеми подряд замученное клише. Просто ради смеха и осознания всей грандиозности разговора. Да и потому что это и вправду было так — с этим никто из его будущих учеников уж точно не стал бы спорить.

— Хмм. Но как ты успел вовремя? — мои туманные ответы, похоже, Оринделлу начади сильно надоедать.

Я усмехнулся. Таинственный герой из меня вышел бы только карикатурный, но проказница-судьба зачем-то заставляла его из себя изображать.

— Это допрос?

— Пожалуй, да.

— Пришлось сильно поторопиться.

— Ладно. Хорошо. Скрытничай, сколько тебе угодно, — взорвался он и тут же добавил фразу, которую я совсем не ожидал услышать. — В любом случае, я обязан тебе жизнью. Наверное… спасибо.

Произнося эти слова, такие непривычные для самого себя, лорд Оринделл Арвейм стал очень похож на найта Рифарда Хайта, моего давнего знакомого и друга, которому вовсе неведомы высокомерие и презрение.

Но видеть этого я не мог. Окружающий мир как будто исчез. Почувствовав жгучую, нестерпимую боль в груди, я провалился в темную бездну.

Глава 4. Самый страшный враг

Огромный столп пламени озарил сумеречный Мир.

Но не нанес ему абсолютно никакого вреда. Кхалгар, драконий лес, не может быть опален.

Восторг. Мощь. Всесилие. Один лишь взмах могучих крыльев способен вызвать ураган — конечно, только если мы сами этого захотим.

Мягкое приземление на все четыре лапы. Скачок, сотрясающий землю. Полет. Свобода.

Острым зрением нечеловеческих глаз я могу видеть все, что происходит снизу: мои младшие братья и сестры, невероятно сильные, нерожденные, появляются будто бы из ниоткуда. Овеществляются. Материализуются. Они — дети подпространства. Они — живые сгустки магии.

Мы — ушедшие Духи.

Мы вместе начинаем новый Мир.

Острая боль в груди всего на мгновение возвращает меня в реальность.

Проходят миллионы, миллиарды лет. Начинается совершенно другая жизнь. Я уже не летаю, не извергаю пламя. И все же могу кое-что совсем иное. Я не так молод, но и вовсе не стар. Утрированное чувство одиночества гложет, разъедает меня изнутри. Чувствуется тупая, приглушенная боль внутри — на этот раз не от раны.

Все пошло прахом в одну секунду. Тогда я, конечно же, этого не осознавал. Но понял в тот же день. Тогда меня подвели, пожалуй, одни из лучших качеств человечества — честность и ответственность. Они привели к ошибке, которую не может исправить даже Ураган.

Издалека, как будто бы из исчезающего Мира, слышатся знакомые слова:

— Найди нас всех. Мы можем все исправить. В другой жизни.

Холодные пальцы гладили меня по перевязанной груди. От этого не сразу, но все же становилось легче.

— И снова ты меня пугаешь, — тихо и ласково говорила самая лучшая в Мире девушка. — Выздоравливай.

Я хотел взять ее за руку, но не смог даже открыть глаз. Попытался, но обволакивающая темнота тут же снова утащила меня в свои цепкие объятия.

Разговоры, их бессвязные отрывки, то появлялись, то исчезали, растворяясь в блаженной тишине. Я их только слышал — видеть все еще не мог.

Когда ко мне в следующий раз вернулось сознание, я почувствовал на себе влагу. Ощутил на губах ее вкус. Слезы.

— Это я виновата, — сдавленно произносил будто бы все тот же, но совершенно другой голос. — Я не должна была его ни о чем просить…

— Не казни себя, — возражал стоящий чуть дальше мужчина. — Он бы не стал тебя ни в чем обвинять. Давай все же надеяться на лучшее.

Сослагательное наклонение мне не понравилось.

Звук тихих рыданий — и дальше ощущения снова резко оборвались.

— Забудь про него! — жесткая, властная интонация взрослой женщины. — Кто он такой? Уж точно тебе не пара. Тебе лучше уйти отсюда.

— Мама, он спас твоего сына! Прояви хоть чуточку благодарности!

Молчание. После него старшая леди смягчилась:

— Да, найт хороший молодой человек, с этим я спорить не стану. И все же ты должна забыть о своих чувствах к нему. Ты еще поймешь, что они не были настоящими.

Секундное напряженное молчание — и непривычно резкая для нее реакция.

— Позволь мне самой решать, что для меня настоящее, а что нет. Хватит. Не видишь, он спит.

«Вот и все» — неожиданно для меня самого пронеслась в голове впервые за долгое время облаченная в словесную форму мысль.

В какие-то моменты, когда меня начинало разрывать изнутри, я кричал, все еще не понимая, что происходит. Разум, кажется, отказывался работать. Я не желал показывать слабость, хотел остановиться, но это было выше моих еще не восстановленных сил.

— К нему возвращается чувствительность, — констатировал не знакомый мне спокойный человек. Его уверенность внушала спокойствие и мне. — Это хороший знак. Найт. идет на поправку. Но будет еще…

Расслышать окончание фразы мне так и не удалось: меня снова стремительно окутывала уже такая привычная черная тень.

Потом было больно. Временами — очень, но в такие моменты я почти сразу же отключался. Среди причудливой череды гробовой тишины и сплошного звона в ушах тихие разговоры начинали угадываться все отчетливей и отчетливей. Люди находились уже несоизмеримо ближе ком мне: их голоса перестали раздаваться будто бы из параллельного Мира.

— У меня есть снадобье, которое должно помочь снять боль, но это все-таки Магия Заката… — обладательница голоса была погружена в раздумья.

— Хоть какая-то надежда.

— Милая, ведь папа и Оринделл уже говорили тебе. Не нужно себя осуждать. Ты все сделала правильно и ни в чем не виновата.

— Линн, он… поправится? — судорожный вздох.

— Да. Если найдет, ради чего жить.

Пронеслось несколько секунд, минут или даже часов.

— Альвер, приходи в себя, пожалуйста. Я же… я же… если я для тебя хоть что-то значу.

Последним ощущением стало обжигающее тепло от целующих мое лицо нежных губ. И видения, одно за другим, одолевали мое слабое, затуманенное сознание.

Когда ко мне вернулась способность двигаться, я все еще был в бреду. Не понимая, что и зачем делаю, опираясь на ослабшие руки, я с огромным трудом сел на кровати. Каждое движение болезненно отдавалось в перевязанной какими-то пахучими тряпками груди.