Вереск и бархат - Тереза Медейрос

Пруденс слегка подпрыгнула и смахнула непокорного паука. Скамейка покачнулась и опасно накренилась. Вырванный из своей задумчивости, Себастьян в три шага пересек холл и обхватил девушку за талию, когда скамейка со сломанной ножкой с треском рухнула на пол.

Он медленно опустил ее, наслаждаясь теплом гибкого тела рядом со своим, озябшим и продрогшим на зимнем холоде.

Одной рукой она все еще удерживала оплетенный паутиной импровизированный веник. Другой рукой, сжатой в кулачок, Пруденс оттолкнула его.

— Прошу прощения за скамейку, — сказала она, слегка задыхаясь.

Себастьян небрежно пнул поломанную вещь.

— Лучше ножка скамейки, чем твоя нога. Как ты развела огонь?

— Я поймала дракона за хвост и любезно попросила его об этой услуге.

Себастьян не принял шутку, и ей пришлось признаться.

— Я принесла головню из моего очага.

Смущенно улыбаясь, она подула на обожженный палец.

Себастьян поймал ее руку и развернул ладошкой вверх. На подушечке указательного пальца красовался розовый ожог. Он поднес руку Пруденс к своим губам, но она решительно отдернула ее и спрятала в складки юбок.

— С этого момента, если тебе понадобится развести огонь, ты подойдешь ко мне. Понятно? — сказал он сердито.

Пруденс присела в реверансе и, подражая его говору с дьявольским мастерством, ответила:

— Ага, мой лаэрд. Как пожелаешь.

Себастьян прикусил щеку изнутри, чтобы скрыть улыбку. Если бы только в своих словах и поступках она была искренна! Он желал ее до боли, но у него не хватило смелости подхватить ее на руки, отнести в постель и любить страстно все утро напролет.

Пруденс потупила взгляд, словно прочла все грешные мысли в его сверкающих глазах.

Внезапно ее глаза запылали фиалковым огнем, губы задрожали от гнева, и из горла вырвался протестующий вопль. Себастьян отскочил назад. Пруденс взмахнула палкой и ткнула его в грудь.

— Прочь! Прочь отсюда немедленно!

Он попятился, ошарашенный ее внезапной горячностью. Не станет ли он единственным в истории Шотландии лаэрдом-горцем, умерщвленным разбушевавшейся женой?

Она грозно надвигалась на него.

— Как ты посмел? Только посмотри на это! У тебя привычки дикаря! Стыд, позор…

Перейдя не бессвязное шипение, Пруденс опустила палку и гневно указала ему на сапоги.

Себастьян посмотрел вниз, ожидая увидеть под каблуком извивающееся тело гадюки. Глина облепляла потрескавшиеся кожаные сапоги, и дорожка грязных следов была проложена им от двери по свежевымытому полу.

Себастьян вскинул руки и безропотно позволил Пруденс выпроводить себя во двор. Тяжелая дверь захлопнулась перед его носом.

Он потянулся к ручке, намереваясь ворваться внутрь и ей назло протоптать еще одну грязную дорожку. Но тяжелые, как жернова, сапоги притягивали его к крыльцу. Глина медленно оплывала, оставляя на каменной плите безобразные отпечатки.

Себастьян свирепо посмотрел на залепленные грязью сапоги, затем наклонился и снял их. Вода просочилась сквозь трещины в коже и намочила шерстяные чулки. Он решительно направился к двери, но услышал предостерегающее от опрометчивых поступков хлюпанье и, подпрыгивая сначала на одной ноге, затем на другой, стянул вымокшие чулки, все время при этом тихо ругаясь.

Распахнув дверь, он остановился на пороге: босоногий, мокрый, злой.

Пруденс даже не взглянула на него. Она подтянула пустую бочку к перекосившемуся столу и восседала на ней, как на гиппендейлском стуле в гостиной своей тети. Ее ноги свисали, не касаясь пола, и Себастьян увидел, что подошвы ее белых чулок стали черными от грязи, полтора десятилетия оседавшей на полы Данкерка. Она казалась такой холодной и сдержанной, как будто это была уже совсем другая женщина, не та разъяренная фурия, которая с позором выгнала его за дверь.

Женщина окунула перо в чернильницу и сделала короткую запись на листке бумаги. Себастьян с грохотом захлопнул дверь. Он не придумал ничего умнее для того, чтобы привлечь к себе внимание.

Пруденс надменно вскинула одну бровь и поглядела на него поверх очков. Чуть тряхнув головой в знак одобрения, она вернулась к своей работе, выписывая аккуратные столбики цифр на обратной стороне разорванного конверта.

Себастьян открыл было рот, чтобы прорычать ругательство, но ее мягкий, сдержанный голос вовремя остановил его.

— Я готовлю список продуктов и вещей, которые ты должен будешь приобрести. Для начала я хотела бы иметь маслобойку, вертел, метлу, мотыгу и лопату, немного щелока, пять ведер, две козы и три цыпленка.

Пруденс встала и зашагала по комнате, выкладывая свои требования. Себастьян, как громом пораженный ее деловитостью, застыл, прикованный к месту.

Она прищурилась, глядя на список.

— Мне также нужен подробный отчет о том, сколько у нас земли и что ты намерен с ней делать. Начиная с завтрашнего дня, мы установим твердый распорядок. Завтрак будет подаваться примерно в шесть, ленч — в два, обед — в семь часов. Если ты не сможешь присутствовать на одной из этих трапез, посылай мне предупреждение, по крайней мере, за два часа и я приготовлю тебе корзину с едой. Полагаю, тебя это устраивает?

Пруденс остановилась, чтобы перевести дыхание, и искоса поглядывала на мужа, ожидая его реакции.

Себастьян вконец растерялся. Он никогда не слышал, чтобы Пруденс говорила так много и долго. Он стоял, открыв рот, понимая, что выглядит смешно, но был не в силах отвести взгляд от очаровательного темного пятнышка на кончике ее носа.

Она прокашлялась.

— Вот и прекрасно. Если тебе больше нечего делать, можешь начать ремонтировать скамейку и стол. И наколи дров на растопку. Завтра, если не будет дождя, мы сможем начать работу по восстановлению крыши над кухней и починить забор над конюшней. В понедельник, я подумала, что мы могли бы…

Себастьян откинул голову и расхохотался. Пруденс вспыхнула и вздернула нос.

— Я сказала что-нибудь смешное?

— Я представил выражение лица старика Фиша, если бы он увидел сейчас свою кроткую маленькую мисс.

Пруденс наклонила голову, скрывая непрошеную улыбку.

Он обуздал свой порыв поцеловать ее в кончик чумазого носа и взял в руки список.

— Я поеду в деревню и посмотрю, что смогу найти.

— Себастьян? — проворковала она ему вслед.

Он повернулся к ней, вопросительно приподняв брови.

— Если хочешь, чтобы тебя воспринимали как респектабельного лаэрда твои новые соседи, могу я внести предложение?

— О, пожалуйста, сделай одолжение.

Она встала на цыпочки и прошептала ему на ухо.

— Плати за каждую вещь. Не кради их.

Он порывистым жестом сдернул с головы воображаемую шляпу и отвесил низкий поклон, который сделал бы честь даже Арло Тагберту.