Повелители камней - Патриция Маллен

— Ах, Сина, ну и горе-полководец вышел бы из тебя! — покачал головой Фаллон, пристально глядя в огонь. Потом спросил: — У тебя есть бренди?

— Конечно.

Сина принесла эльфийского бренди в глиняной кружке. Фаллон долго держал кружку в руках, прежде чем отхлебнуть.

— Если твоя цель — спасти Ньяла, то это риск. Впрочем, план смелый.

В душе Сины шевельнулась надежда. Фаллон продолжал:

— Предположим, вы с Ньялом убежите и оба спасетесь. Но что будет с вашими друзьями — Ур Логгой, Финном и снефидом? Если ты попросишь, они сразятся с лордами за Ньяла, я уверен. Но у каждого из них есть семья и племя, они не смогут покинуть Морбихан вместе с вами. Им придется остаться здесь и вести войну с лордами. Сколько они, по-твоему, продержатся до натиска Новой Веры? Это будут Последние Дни Дракуна, и приблизишь их ты.

— Но я не могу позволить, чтобы Ньяла убили!

— Ты не можешь помешать его смерти! — отрезал Фаллон. — Ты можешь исцелять, но не в твоей власти победить смерть! — Его тон смягчился. — Вы оба умрете. Я умру. Но никто не знает, когда, что бы там ни решали лорды.

— Но что же делать? — в отчаянии спросила Сина.

— Но почему, почему ты не пользуешься своей магической силой? Я надеялся, ты станешь моей лучшей ученицей, но боюсь, ты дитя своего отца. Ты стала такой же благонамеренной и расчетливой, как он. Но ты не так искушена в этом. Ландес, захоти он, сумел бы спасти Ньяла.

Фаллон допил бренди.

— Успокойся и выслушай меня внимательно. Ты должна понять то, что я скажу сейчас, ибо больше я повторять не буду. — Чародей сидел, держа в руках пустую кружку. — Магия — сознательное использование Принципов Закона для достижения целей мага. Это сила, которую нельзя принять или отвергнуть, как какого-нибудь поклонника. Это Дар, частица которого есть в каждом существе, и никому не дано от него отвернуться. Сила Магии '— грозная сила! Жизнь и смерть, время и пространство — все может победить Магия. И побеждает, каждый день побеждает. Но ты управлять Магией не умеешь.

— Мастер Фаллон, при всем моем уважении, я знаю…

— Нет, не знаешь! Если бы знала, Ньяла не ждала бы близкая смерть, а Морбихан — его Последние Дни. Подумай вот над чем: у твоего отца сломано бедро. Я мог бы исцелить его, я уже лечил твоего отца в прошлом. Но он больше не верит в мою Магическую силу, он уверен, что стареет и что все его друзья умирают. В итоге он мучается от боли, а важные дела пустил на самотек. Из страха и невежества происходят все несчастья его жизни. Это тебе о чем-нибудь говорит? Помолчи. — Чародей нетерпеливо махнул рукой, когда Сина собралась было говорить. — А теперь возьми Руфа Наба. Он должен был умереть: у него не просто рана воспалилась, но началось заражение крови. Не многие видят смерть так близко и возвращаются, чтобы сказать, какое у нее лицо. Но он верил, что ты исцелишь его, а ты страстно желала его исцелить. Именно так! Что бы ты ни говорила, мне нужно верить, что где-то в самых глубоких тайниках души ты точно знаешь, что это не твои обожаемые травы спасли Руфа. Его спасли твое желание и твоя вера. Сина, ты не можешь помешать Закону действовать. Из желания и веры происходит Магия, но ты должна выбрать: позволишь ли ты Причине и Следствию втоптать тебя в прах или же используешь Магию и доверишься Закону, чтобы творить добро?

— Добро? — выпалила Сина. — Как я могу творить добро, когда мой Дар предсказывает казнь Ньяла? Когда я вижу впереди только собственную смерть и Морбихан, ополчившийся против меня?

— И все?

Сина пересказала Фаллону свои видения.

— Понятно, — вздохнул чародей. — Какой ужас! Конечно, тебе хочется убежать. Я понимаю. Жаль, что я не знал об этом раньше. — Он соединил кончики пальцев. — Сина, нравится тебе это или нет, но твой Дар — это глубокое понимание Причины и Следствия. Однако пророчество может предсказать тебе лишь наиболее вероятный ход событий. Измени основную причину — и ты изменишь все следствие. Измени даже намерение, ибо намерение — это мысль…

Послышался шорох. Фаллон повернулся к выходу из шатра.

— Кто тут?

Сина подняла лампу, и в ее колеблющемся свете стала видна сумасшедшая девочка, съежившаяся у стенки.

— Уходи, — сказала Сина. — Кш-ш отсюда. — Она махнула рукой, и нагая фигурка отпрыгнула.

— Погоди, — приказал Фаллон. — Кто это?

Чародей встал с подушек и наклонился, чтобы внимательней рассмотреть девочку.

— Ее нашли в лесу. Она не желает носить платья и ест только краденую еду. Я не знаю, как ей помочь. Она лишилась рассудка.

Фаллон нахмурился:

— Эй, девочка, что с тобой приключилось?

Сумасшедшая хрипло квакнула и упрыгала из палатки.

Фаллон вздохнул и повернулся к Сине.

— У меня нет больше времени учить тебя. Ты должна учиться сама. Но мне бы очень не хотелось, чтобы моя последняя ученица стала известна как неудачница, на которой закончилась эпоха. Ты отказываешься от своего Дара, так отдай мне цепь Чародейки.

Сине показалось, что ее руки налились свинцом. Медленно сняла она с шеи тяжелую золотую цепь и передала Фаллону.

— Ты не годишься для того, чтобы быть чародейкой. Ты больше не Хранительница Магии, — сурово сказал старый колдун. — Теперь я должен оставить тебя. Но я тебе настоятельно советую: поступай так, будто веришь в Закон. Проведи ночь в медитации. Или по крайней мере поразмысли над последствиями, прежде чем делать что-либо из того, что ты собираешься делать.

Он уже шагнул к выходу, но снова повернулся, и Сина поняла, что его глаза блестят от слез. Это потрясло ее.

— Моя самая любимая ученица, — тихо и ласково сказал чародей, — найди мужество, если сможешь. Даже когда кажется, что все пропало, прошу тебя, доверься Магии, хоть она порой пугающа. Доверься Закону, как я доверяюсь ему сейчас, хотя боюсь не меньше тебя. Это лучшее, что ты можешь сделать для Ньяла. И для всех нас.

Лягушка вскарабкалась по скользкой тропе и, цепляясь за серые камни, выслушала приговор для Ньяла. Теперь она сидела на берегу реки, где сестры-лягушки пели песню радости про то, что дождь кончился и собрался густой туман. Но лягушка пела песню утраты и горя.

В сумерках, при свете костров, горящих у шатров, она вдруг увидела возле себя человека. Это был старый-престарый чародей в небесно-голубом балахоне и с золотыми цепями на шее. Он казался таким старым и хрупким, что даже шаги его были бесшумны. Лягушка отпрянула, но бежать ей было некуда: сзади высился утес. Лягушка задрожала, прерывисто квакая, и вжалась в скалу.

— Эй, кто тут такой? — спросил чародей. Лягушка отвела глаза, чтобы не видеть его лица, но голос старца был добрым. — Что с тобой, девочка, где твоя одежда?