Реквием по Марии - Вера Львовна Малева

— Что, что? Буш, Штраус? Давно они пришли?

— Давненько. И, похоже, еще не завтракали. Сейчас позвонили, чтоб принесли кофе со сливками и рогалики прямо сюда, к нам.

— Ах, Фреда! Почему не разбудила? Пустила воду в ванне? Приготовь платье из джерси…

— Aber das ist ganz unmöglich![45]

— Фреда! Нехорошо заставлять их ждать.

— А вовсе и не похоже, чтоб они вас ждали. Сидят, спокойно разговаривают по-стариковски… Так что можете в полное удовольствие пить кофе.

— Эти два старика, как ты говоришь, самые добрые на всем… Хотя что я говорю: добрые! Единственные близкие люди, которые тут есть у меня.

— Но ничего от их доброты не убавится, если совершите как следует туалет. Если хотите знать, то у нас в Шпигтале никому никогда в голову не придет являться в гости чуть свет, к тому ж еще не позавтракав. Только в этом Берлине можно встретить такое. И потом, мало они вам намозолили глаза, когда ставилась «Молчаливая женщина»?

— Фреда! Как ты можешь!

— Только разрешила себе заметить — а так все это меня не касается.

— Тем более.

Фреда была девушкой с золотой душой, только любила излишне побурчать. К тому же на все имела собственную точку зрения.

Была она рослой, крепкой, немного простоватой, с бледным плоским лицом, которому, впрочем, придавали особую привлекательность слегка курносый нос и необыкновенно чистые и добрые голубые глаза. Нельзя было назвать ее и слишком сообразительной, что, кстати, очень удивляло Марию, привыкшую к легкому, веселому и находчивому характеру венцев. Впрочем, родом Фреда была из провинции. Но из какой провинции! Из Каринтии, местности, которой гордился любой австриец.

Приехав на свои первые гастроли в Вену, Мария не поселилась в одном из лучших отелей города, а прямо поехала к своей прежней хозяйке в «Пансион Ингеборг». Гордость и радость фрау Инге были беспредельны. Ева, Мина, Йозеф и все другие, находившиеся в доме, были в состоянии «военной тревоги». Самая элегантная комната, которую обычно занимал государственный советник Грюне, когда приезжал в столицу из своего имения, была вылизана, вычищена, проветрена, хотя особой нужды в этом и не было. Мария тоже повела себя должным образом, и все до одного обитатели «Ингеборга» оказались в первый же вечер гастролей в театре. И ни один из них не упустил возможности шепнуть соседям по ложе, партеру или галерке — кто где находился, — что знаменитая певица, которая покоряет сейчас сердца тысяч зрителей, совсем еще недавно была обыкновенной девушкой, жившей у них в пансионе, по правде говоря, из милости хозяйки. Никому и в голову не могло прийти… Зато сейчас их не забыла, вручила бесплатные билеты…

В тот вечер, вернувшись к себе в комнату, как бывало в прежние времена, когда фрау Инге «организовывала» концерты Марии, хозяйка прошла к своей знаменитой постоялице и, заметив, как устало она выглядит, сказала:

— Разрешите заметить, фрау Мария. Вам необходима близкая душа рядом. Я имею в виду женщину, конечно, поскольку господин Вырубов, который, надеюсь… Короче говоря, нужна камеристка, компаньонка, не знаю, как сказать… Этого требует положение, в котором вы находитесь. Но не только поэтому. Вам попросту необходима чья-либо помощь. Принести кофе, погладить платье, пришить пуговицу. В каких только мелких услугах не нуждается женщина вроде вас, все свое время целиком отдающая сцене и музыке!

— Полностью с вами согласна, фрау Инге. Но, искренне говоря, у меня нет времени заняться этим вопросом. И потом, не могу же взять кого попало.

— Да, да. Следует хорошенько подумать. Ах, почему я сама не молода и не свободна? — воскликнула энергичная фрау Инге. — Как хорошо было бы уехать с вами! Это была бы чудесная жизнь!

Вот так в скором времени в жизни Марии появилась Фреда, которая, «осмелюсь заверить, фрау Мария, девушка старательная и добросовестная, главное же — с доброй душой. И будет так же предана вам, как и я когда-то».

И Фреда в самом деле оказалась такой, какою обрисовала ее фрау Инге. Разве что с несколько угрюмым характером, что, кстати, и самое ее удручало. Возможно, таковы все жители Шпигталя, забытых богом деревушек на склонах гор Караванке.

Одеваясь и причесываясь, Мария, хоть и запомнила совет Фреды, старалась в то же время не слишком медлить. Она пыталась избавиться от зловещего впечатления, которое оставил в душе неприятный сон. Лучше уж вспомнить, как было вчера, на спектакле «Принцесса Турандот». Успех она имела небывалый. Да что там успех? Это был настоящий триумф. Да. В конце концов судьба оказалась благосклонной к ней, но и это служило поводом для вечного беспокойства. Порой ее охватывал смутный, неосознанный страх, казалось, настанет день и с нею что-то случится, и все эти аплодисменты, цветы, улыбки, поклонение публики исчезнут как сон. Или же… Но лучше не думать об этом. Да, да. Думать только о том, что несет сегодняшний день. Дрезденская опера, директор которой Буш сразу же после дебюта подписал с ней контракт на четыре года, находилась сейчас на гастролях, не таких уж долгих, кстати, всего на несколько дней, в Берлине. В городе ее студенческих лет. Они ставили оперу Рихарда Штрауса «Любовь Данаи», «Чио-Чио-Сан» и «Джанни Скикки». А вот теперь и «Принцессу Турандот».

Ей сообщили, что в зале находится цвет артистического мира Берлина: Эмиль Яннингс и Аста Нильсен, Фриц Ланг и Марлен Дитрих, Георг Пабс, Конрад Вейдт. Полубоги, которых она видела только на экранах кинематографа: «Анна Болейн» и «Метрополис», «Голубой ангел» и «Доктор Калигари», «Трехгрошовая опера» и «Завещание доктора Мабузе» — фильмы, которые совсем еще недавно были ее единственным утешением. Однако истинную радость доставило ей присутствие старых друзей, приятелей и покровителей: Сандро Моисси, Макса Рейнхардта с его милейшей женой Еленой Тимиг, Эрнста Буша. Вилли Форст снимал новый фильм в павильонах студии УФА и пришел в сопровождении молодого австрийца, у которого тоже была незначительная роль в этом фильме. Юноша крепко пожал ей руку, скорее дернул ее, точно какому-нибудь товарищу по лицею, с которым встретился после