Реквием по Марии - Вера Львовна Малева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В кабинете директора хозяином оказался не кто иной, как Фриц Буш, встретивший ее буквально с распростертыми объятиями. Наконец-то ей стал ясен смысл этого приглашения, главная роль в известнейшей опере, которая предлагалась дебютантке, к тому ж еще на сцене столь престижного, солидного театра. Кроме Буша в кабинете находился мужчина средних лет, высокий и словно бы излишне грузный, с массивным лицом, показавшимся ей знакомым.
— Господин Джильи, представляю вам нашу новую Мими, — сказал профессор, заранее готовясь к реакции, которую можно было ждать со стороны великого певца. — Фройляйн Мария, господин Беньямино Джильи.
Мария ощутила внезапно, как на нее буквально физически обрушивается вся тяжесть массивного здания театра, которым она только что любовалась с улицы. И повалилась как подкошенная на стул, даже не ожидая приглашения. Джильи, привыкший к тому, что люди, завидев его, выражают свое восхищение несколько иначе, раздосадованно посмотрел на нее. И сразу же стал холодным, замкнутым.
— Очень приятно, — сквозь зубы выдавил он. — Надеюсь, мы найдем общий язык. А сейчас прошу меня простить… Итак, первая репетиция ровно в три, маэстро?
В дверях он повернулся к Бушу, любезно провожавшему его до порога, и приглушенным голосом спросил:
— Ты уверен, что сделал правильный выбор, Фриц? Она кажется такой провинциальной. Ничего не скажешь, мила, но какая-то… какая-то серая. Не могу сказать, что меня обрадует провал спектакля.
— Меня тоже, — заверил его Буш. — Не стоит беспокоиться. Как только возьмет первую ноту, голос засверкает всеми цветами радуги. Смею тебя уверить. — И, закрыв дверь за знаменитым певцом, повернулся к Марии. — Будьте с ним любезны, милая фройляйн Мария, — и понимающе улыбнулся. — Как и всякая знаменитость, слегка избалован. Не привык к подобному безразличию.
— Какое же тут безразличие, дорогой господин профессор! Совсем наоборот! — поспешила успокоить его Мария. — Я рта не могла открыть от волнения! Меня словно оглушили! Такая неожиданность…
— Нужно было как-то дать ему это понять. Мне не так уж легко было добиться его согласия. И вы непременно должны произвести на него хорошее впечатление. С кем попало Джильи не поет.
— Это ужасно, — вздохнула Мария. — Вы сразу же подвергаете меня такому испытанию, маэстро! Оно мне не под силу…
— Неправда! Вам все под силу. Просто вы еще сами себя не знаете. У меня же нет времени на вашу акклиматизацию. Поэтому сразу же — за работу! Где вы остановились?
Мария назвала скромную гостиницу, где решила обосноваться.
— Ага, это здесь, на площади Альтмарк. Хорошо, хоть недалеко. Немного отдохните и… — Он стал рыться среди нотных папок, газет и журналов, разбросанных по столу. — Прошу: партитура. Ровно в три начинаем. Нельзя, чтоб Беньямино напрасно тратил время: не привык. Что поделаешь, избалован славой. Но ничего, настанет пора, когда вы тоже будете диктовать свои законы, — успокоил он ее.
— Я никогда не буду диктовать свои законы коллегам, — слегка сердито ответила Мария.
— Ладно, ладно, знаем мы вас… До первого успеха. — И поднялся проводить ее до двери.
У Беньямино Джильи, честно говоря, были все основания чувствовать себя баловнем судьбы. Этот певец был известен во всей Европе. Снимался он и в музыкальных фильмах. Поэтому его присутствие на сцене неизменно смущало Марию, мешало в полную силу репетировать. Ее робость вызывала недовольство у последнего и откровенную ярость у Буша. Ее все больше охватывало чувство безнадежности, и она много плакала, закрывшись в гостиничном номере. О том, чтоб выйти прогуляться, посмотреть город, и речи быть не могло. Не хотелось даже посмотреть знаменитый Цвингер. Что ж касается изумительных пейзажей этой Саксонской Швейцарии, то она вообще о них не слыхала. Горечь и безнадежность все сильнее охватывали ее, и она начинала жалеть, что рассталась с Тиллой, ушла от Халлер-Чаллеров, уехала от фрау Инге. Как счастливо жилось ей тогда! Какую спокойную жизнь вела… И внезапно слезы на глазах высохли. Таким образом в конце концов придется пожалеть и о том, что вырвалась из Кишинева. Ведь в самом деле, где ей было лучше всего, как не дома? А если так, то о какой спокойной жизни может идти речь?
Она решительно поднялась с кровати, причесалась, умыла холодной водой лицо. Села у окна, стараясь думать только о роли, о том, как воплотить образ Мими, главное же — избавиться от страха перед знаменитым партнером. Однако мысли с прежней неуклонностью возвращали ее назад, ко многим, как казалось, печалям и неприятностям, выпавшим ей на долю.