Зомби - Клайв Баркер

Лицо анестезиолога казалось на удивление мальчишеским.

"Как-то слишком молодо он выглядит, чтобы нести ответственность за жизнь и смерть в операционной", — подумал Расселл.

Он не мог смотреть собеседнику в глаза, потому уставился на его ботинки. К его удивлению, доктор носил белые кожаные тапки с толстой деревянной подошвой, такая обувь вроде бы должна оказывать на ноги какое-то благотворное действие. На коже виднелись пятна засохшей крови.

— Она… — Расселл не смог закончить фразу.

В прошлом ему не приходилось сталкиваться с такими ситуациями. Его отец умер на работе десять лет назад. Скоропостижно. Теперь, когда мать застряла на полпути между небесами и землей, все оказалось гораздо сложнее. Расселл в очередной раз пожалел о том, что был поздним ребенком, иначе ему не пришлось бы видеть престарелых родителей, когда сам он еще так молод.

— А сколько лет вашей матери? — спросил анестезиолог, словно нарочно стараясь не отвечать на вопрос, который, судя по всему, намеревался задать сын пациентки.

— Шестьдесят шесть.

— Она курила? — В голосе доктора послышалась какая-то безразличная грубоватость, смысла которой Расселл не понял. В конце концов, никто не совершенен.

Подняв глаза, он кивнул, но уточнил:

— Правда, не последние несколько лет.

— Ее возраст и состояние артерий работают против нее, вы должны это понять. Как бы то ни было, мы надеемся на ее выздоровление.

На несколько секунд сердце Расселла подпрыгнуло, словно перешло на другую передачу. Может, его отпуск, в конце концов, и не убил мать.

— Но поймите меня правильно, — продолжил анестезиолог, — она находится в очень плохом состоянии. Потому мы еще какое-то время подержим ее в отделении интенсивной терапии.

Только на следующий день Расселл смог вспомнить, что еще сказал ему этот человек в маленьком, тесном кабинете, заставленном мебелью, так что посетители рисковали помереть от удушья. Сейчас же все мысли из головы вылетели при виде матери, когда Расселлу наконец позволили ненадолго пройти в палату. Его тело тряслось от страха.

Она была без сознания, длинные седые волосы лежали в беспорядке, лицо казалось бесцветным. Тщедушное тело тонуло в огромной кровати, приподнятое, как будто его приготовили в дар некоему зловещему богу, взиравшему на алтарь со стальным каркасом. Палату скрывала тьма, только вокруг койки сочился скудный свет. Мать дышала часто и хрипло, из открытого рта с сипом вырывался воздух, и этот звук смешивался с постоянным тихим попискиванием монитора компьютера.

Расселл посмотрел на него, тот висел высоко на стене позади кровати. По нему зигзагами ползли желтые, голубые и пурпурные линии. Цифры регулярно менялись, непосредственный отсчет непрерывно обновлялся. Сбоку от кровати стояли капельницы, шприцевые и внутривенные насосы, наполнявшие артерии женщины болеутолителями и кровью, а желудок — пищей. По прозрачной пластиковой трубке, прикрепленной к носу, из легких вытекала грязно-бурая жидкость, которая на какое-то время задерживалась в изгибе отвода, но потом уходила вниз, когда в организме поспевала очередная порция гнили.

Появилась медсестра, сменила пузырь уретрального катетера, заодно сделав пометку в карте об уровне мочи. Она улыбнулась Расселлу, и этот простой жест воодушевил его больше, чем слова анестезиолога. У этих людей существовала одна цель — сделать все возможное, чтобы у его матери оставался хотя бы малый шанс на спасение, шанс на собственные силы, волю к жизни, на триумф. Ее выздоровление было и их заботой.

Только на следующий день, придя на работу, Расселл вспомнил, что ему говорили относительно здоровья матери. Он поднял с конвейера, казалось, уже тысячный почтовый сверток за этот день, когда нейлоновая лента, держащая пачку, лопнула, журналы разъехались, падая в тележку, скользя из-за своих блестящих глянцевых обложек. Когда вся куча рухнула на пол, перед глазами Расселла замелькало ярко-красное название. "Частицы". Рисованные капли крови на обложке журнала, посвященного фильмам ужасов. На ней Сисси Спейсек широко раскрытыми глазами глядит на читателя, как будто потрясенная тем, что багряное лого может проделать с ними то же, что и с ее лицом.

Расселл отвернулся, уставившись в потолок. Пыльная дымка висела в воздухе сортировочной, флюоресцентные лампы пятнами мигали неподалеку. Откуда-то справа доносились звуки радио, но громкоговоритель почти не справлялся с грохотом и треском конвейера и других механизмов.

Вот тогда он все вспомнил. Мать уже переводили из операционной, когда она совершенно неожиданно потеряла сознание. Прекратился приток крови к ногам. Ее немедленно повезли обратно, посчитали, что тромбы блокируют циркуляцию в нижних конечностях. В ходе второй пятичасовой операции хирург поставил внутриартериальный катетер в каждую ногу, от внутренней поверхности бедер до лодыжек. Тем не менее тромбов так и не нашли. Вместо этого проблема оказалась в… О чем там говорили Расселлу? Он ничего толком не понял. Обыкновенные клетки крови вроде как сами забивали капилляры. Врачи надеялись, что еще одна операция в любом случае решит проблему.

В четверг Расселл удивился, как незаметно пролетели дни. Он нажал кнопку интеркома при входе в отделение интенсивной терапии. Его тут же пропустили, хотя до этого ему иногда приходилось ждать минут двадцать, пока медперсонал занимался делами: мыл пациентов, проводил физиотерапию, брал анализы крови. Не успел Расселл подойти к кровати, как его отвела в сторону одна из сестер.

Мать по-прежнему была завернута в простыню и опутана извивающимися трубками. Ее нос и рот закрывала маска.

— Как вы знаете, — сказала сестра, — у Мэри начались трудности с дыханием, инфекция в груди прогрессирует. Мистер Хэстоун посчитал необходимым что-нибудь сделать для смягчения ситуации, угрожающей жизни.

Расселл моргнул. Сестра была довольно высокой и красивой, полные губы, голубые глаза сияют жизнью и умом. Она нахмурилась, словно для того, чтобы он смиренно принял диагноз. На какое-то мгновение Расселл испугался, представив эту женщину всего лишь частью медицинского оборудования, шестеренкой из плоти.

В результате Расселл ничего не ответил, но, похоже, на лице его отразилось изумление, так как медсестра продолжила без какой-либо подсказки:

— В результате нам пришлось сделать трахеотомию. На самом деле это была мини-трахеотомия, очень простая процедура, ее делают под местной анестезией. Но она помогла справиться с закупоркой.

Сестра очень просто рассказывала о том, что стало для Расселла еще большим шоком.

Пару секунд спустя его пропустили в палату, но голова у него к тому времени походила на шар, переполненный обжигающей водой, ноги дрожали.

Шею матери скрывала масса грязноватого на вид пластыря, из-под которой торчал дюйм пластиковой трубки с маленьким колпачком. Прямо как на надувном мяче. На нем застыла корка коричневой слизи, как будто сестры не счистили последнюю порцию мокроты.

Расселла замутило. Несмотря на новый метод, жидкость по-прежнему выходила из матери через носовую трубку, но теперь она приобрела почти черный цвет, как будто легкие гнили, превращаясь в фекальную слизь.

Он ухватил мать за руку, хотя больше хотел отвлечься от неприятных мыслей сам, чем успокоить ее. Под кожей Мэри словно виднелись изношенные жировые ткани, мембраны, соединяющие внутренние органы, растянутые и атрофированные. Ее быстрое дыхание не изменилось, кислородная маска, прикрывавшая рот и нос, затуманивалась с каждым скрежещущим вздохом. Плоть на лице словно сползала, стягивалась к подбородку, отчего кожа вокруг глаз и на лбу казалась натянутой, плотно обтягивая череп.

"Она умирает", — прошептал Расселл сам себе, всхлипнув. Врачи, похоже, не говорили ему всей правды…

В субботу, когда он сидел, смотря на большую доску с фотографиями и именами работников отделения, один из консультантов подошел к нему:

— Вы мистер Брей?

— Да. — Расселл встал.

— Я — мистер Хэстоун. Мне надо поговорить с вами, прежде чем вы войдете, — сказал врач, отчего сердце Расселла забилось чаще. Он не мог смотреть этому человеку в глаза, боялся, что если новости окажутся плохими, то не сможет сдержать чувств. — Мистер Чэмберс все объяснил вам относительно операции и ее последствий?

Расселл кивнул, стараясь вспомнить, кто же такой мистер Чэмберс. За последние несколько дней с ним говорили слишком много докторов.

— Тогда вы знаете, что после хирургического вмешательства почки вашей матери фактически отказали?

Ему действительно говорили, что шок от операции на аневризме аорты и от второй, последовавшей за ней, повлек за собой сбой в работе почек и теперь понадобится несколько дней для ее восстановления.

Похоже, что-то опять пошло не так.