Третий фронт - Федор Вихрев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Постепенно база возвращалась к нормальной жизнедеятельности, ребята начали опять шуметь в округе, Фалангер, как выразился Степан, в госпитале рисует кораблики — правда космические… Услышав об этом — очень удивился. Космос это конечно хорошо, но как бы им чего — сейчас ничего важнее нет? Я в космической технике конечно валенок, но всякие ЯРД — по любому не скоро будут… Ну ладно, может его со скуки в госпитале так заклинило?
Связь с Москвой была, Смоленское сражение уже запаздывает по сравнению с той реальностью, а в этом районе мы оставаться не можем — накроют. Не может нам так вечно везти. Поэтому генерал и принял решение прорываться на восток. Сколько возможно потише, а потом рывок навстречу частям РККА, которые должны были поддержать наш прорыв. После этого начали приходить самолёты с Большой земли. К нам доставляли боеприпасы, вывозили раненых и гражданских.
А я в это время занимался с танкистами. Экипажи уже сработались и мы прикидывали и так и эдак возможные действия при прорыве. Отрабатывали взаимодействие Т-34 с КВ, изрисовали все трофеи, объясняя куда бить, тренировались в определении дистанции. По плану, Т-34 забирал Олег, как и один КВ-2 для огневой поддержки, я шёл с КВ-1 и вторым КВ-2.Фалангер всё мудрил с зенитками, поэтому мы с Олегом, не достучавшись до него, наварили на танки что-то вроде командирских башенок. Без оптики, правда, но даже смотровые щели улучшили обзорность из башни. Думал ещё сварганить боковые щиты на ходовушке КВ, типа плат на Меркаве, но пришлось от этой идеи отказатся — что-то толковое выйдет слишком тяжёлым, а двигатель КВ и так слабоват для такого танка.
В одну из следующих ночей меня разбудил необычный шум. По быстрому оделся, СТЭН на изготовку и выскочил из казармы. Стрельбы слышно не было, так что версия атаки на базу отменялась. Но произошло что-то необычное — невероятная суета, люди столпились у гаражей… Пошёл туда, но на пол-пути меня окликнул Степан.
— Олег?
— Стёпа? Чего происходит-то? Носятся все как угорелые…
— А ты что — не в курсе? Сёрегу… Олегыча… В общем, нет его больше. Грузовиком придавило. Водила молодой сдавал назад, не заметил… А может с тормозами что-то… А пошло оно всё! Пошли помянем, что ли…
Смерть Серёги здорово выбила нас из колеи. Олег пил, по чёрному, пока генерал не приказал ему водки не давать ни под каким предлогом, остальные. тоже пили, но поменьше. Один Степан держался каким-то образом, много времени проводя в штабе, за подготовкой прорыва. Ну и я не очень пил — где я и где водка? Не переношу в общем, выключает меня быстро. И хочется выпить — и не могу… Так что я больше лазил по базе сам по себе, залазил куда подальше в лес и слушал тишину… В последний перед сменой баз дней мы собрались в последний раз на могиле, и разошлись.
Мы меняли базу перед прорывом, по пути, по плану, к нам должны были присоединится уцелевшие части 42-й дивизии. Но-гладко было на бумаге… Как немцы нас нашли-то ли сыграло оживление радиопереговоров с Москвой, толи последние походы Олега и Сани по немецким аэродромам — не важно, но нас нашли. Разведчики потеряли две группы, немцы прочёсывали соседний квадрат. В этих условиях уйти было невозможно, и 42-я прикрыла наш выход. Те кто уцелел — человек 700-800-присоединились к нам уже на нашей новой базе.
Rilke
…туманное лесное утро, самое раннее и дремотное — с неодолимой силой тянет вниз голову. наливаются свинцом веки. В глазах все расплывается и дрожит, как кусок льда на ярком солнце. Вот уже который месяц спецгруппы ГФП ГА «Центр» мечутся по всей Брестской области, пытаясь найти, изловить и примерно покарать весьма дерзких диверсантов, объявленных недавно «личными врагами Фюрера». Несмотря на относительные успехи вермахта на Восточном фронте — его тылы остаются по-прежнему опасны для «дойче зольдатен». Глухое, подспудное недоброжелательство белорусов к окуппацонным властям, увидевшим, что скрывается за веселенькой ширмой «нойе орднунга» — и понявших, что немцы, по сути дела рассматривают их всех как своих рабов, а их родную, обильно политую потом и кровью землю, за которую сражались их предки — нарезали под свои владения хамоватые, бесцеремонно-наглые и жестокие потомки рыцарей Ливонского братства воинов Христа.
Вряд ли такие мысли овладевали обер-лейтенантом Шиллером, несмотря на его отдаленное родство с известным поэтом и философом-эстетиком, он упорно боролся с дремотой — вылеживая ямку в лежке, — четвертые сутки шла облава на «партизанен унд коммисарен» — недавно пеленгаторы зафиксировали радиообмен в районах Малорита и Знаменка. Срочно поднятые по тревоге силы, приданные ГФП, перекрыли дороги, устраивали засады и КПП. Особенно развернулся шеф жандармов, заглазно прозванный «Мозельский крокодил» — родом из Пфальца…
…самолет-развдечик Hs.126 неторопливо плыл в утреннем, затянутом дымкой небе. С высоты 300метров лес внизу представал похожим на бесконечное изумрудное море. Летчик Фридрих Нолькен, списанный по ранению, заработанному во время Битвы за Англию, из истребителей, и стрелок-наблюдатель Пауль Шутце, который с треском вылетел из теплого местечка в БАО за гомерический запой в Польскую кампанию, поношение старшего по званию и чудом не загремевший в дисциплинарную роту. Короче — парочка подобралась колоритная, шебутная и отчаянная. Они летали вместе уже полгода и понимали друг друга с полуслова — нордический северянин Нолькен, и чернявый, похожий на итальянца, выходец из Эльзаса Шутце. Пока Бог их миловал — не случалось попасть под огонь сумасшедших «сталинских соколов», дерущихся до последнего, или не менее сумасшедших русских зенитчиков, лупящих с полным пренебрежением к смерти. К чести наших героев — по беженцам и раненым они никогда не стреляли и бомбили — что было редкостью на фоне других пилотов их эскадрильи. Они просто делали свое дело, как и многие другие на этой страшной войне.
…Облет лесного массива они совершали уже неоднократно — сменяя другие экипажи, выискивая малейшие признаки «партизанен». Каждый авиаразведчик прекрасно знает, как утомительны и монотонны подобные вылеты, и любой, допустивший ошибку, или забывший на мгновение железное правило летчиков — «Хочешь жить, умей вертеться!» — очень быстро догорал где-нибудь на земле.
— Командир, вижу подозрительный объект на три часа, — проскрипел в наушниках Фридриха искаженный голос стрелка, пилот быстро довернул машину чуть правее и ниже, входя в малый вираж.
С трудом выцепив взглядом стоявший на опушке у отрезка узкой дороги, среди густого подлеска угловатый корпус чего-то, похожего и на грузовик и на легкий броневик, Нолькен легкими движениями ручки скорректировал курс самолета, давая возможность стрелку лучше разглядеть цель.
— Что это, Пауль? — поинтересовался он.
— Очень похоже на русский грузовик, — отозвался после молчания Шутце, — дальше с трудом просматривается что-то ещё, возможно, уничтоженная нашими армейская колонна. Судя по всему — уже давно.
— В любом случае дай сигнал с координатами на базу. Пусть жандармы пошевелят своими жирными задницами, если хотят поймать своих партизанов…
— Диверсантов, шеф, — хохотнул Пауль, — за партизанов они вчера морды каким-то пехотным начистили. Представляешь — жандармы устроили драку в кабаке. А приехали их разнимать местные полицейские…
— Да уж, — усмехнулся Фридрих, — кабак хоть уцелел?
— Сей момент, — было слышно, как Шутце связывается с базой, диктует координаты, запрашивает дальнейшие инструкции.
— Командир, кружим здесь до смены, или до прибытия мотомангруппы…
— Был цел до приезда десанта, — совсем развеселился стрелок, — ребята вместе месят эти дерьмовые болота третий месяц, сдружились уже. Они вовсю стреляют, в них тоже много стреляют. И какие-то желторотики из пополнения, вздумали подкалывать жандармов — «…как, эти бравые ветераны, сколько возятся с какими-то вшивыми партизанами…» Сначала ребята крепились, потом стали звереть. Слово, за слово и понеслось. Пехота своих на подмогу кричит, они бегут — тут и парашютисты примчались, прослышав, что их друзей обижают. Ну и драка была — прямо бой при Лепанто.
— Я слышал, их начальник вчера драил весь личный состав прямо на построении. Ох, ну и слова он любит употреблять — поэма просто.
— «Мозельский крокодил» в своем репертуаре, — засмеялся Пауль, — суровый он дядя — строг, но справедлив. Хоть и песочит своих за «залеты» — но и чуть что — выручает.
— А за что прозвище он заслужил?
— Да кто-то из кадровиков сболтнул по пьянке — мол, Лемке, когда-то в был в Египте. И ругательство у него ещё есть — самое любимое: «Крокодилы вы, сукины дети, крокодилью вашу мать!»…
…Хельмут Лемке разослал по ближайшим деревням своих «партизан» — создав таким образом ловчую сеть и засел в Кобрине, чутко держа сигнальную нить, как паук в укрытии. Всему личному составу было строжайше приказано — «В бой вступать только в крайнем случае! В любом случае брать живых пленных! В отношени гражданского населения никаких мер не предпринимать!» — начальник ГФП решил — лучше перестраховаться, чем потом в очередной раз докладывать начальству о провале ещё одной операции. Толстяк Талленбаум тряс своих полицейских, выясняя — где, когда, как видели или слышали про «партизанен» — тем же занимался и Ланге, но уже со стороны СД — осведомители, следствие по политическим делам, работа с военнопленными из лагерей.