Тайна Древнего Лика - Алексей Корепанов

Батлер все больше проникался уверенностью в том, что дела у напарницы совсем плохи. Тут явно виделись следы какого-то недавнего шока. И восстановится ли перекошенная психика Флоренс, оправится ли до конца от этого шока, мог определить только специалист.

— Она ведь меня предупреждала, что не нужно сюда лететь, — внезапно добавила Флоренс. — А я, дурочка, не поняла…

Нанотехнолог замолчала и, медленно покачиваясь, уставилась в пол широко открытыми, потерявшими весь свой блеск глазами.

— Кто предупреждал, Фло? — очень мягко спросил Батлер. — Та девочка, Джулия?

Флоренс молчала и медленно перебирала пальцами ворот комбинезона. Тишина в огромном пустом зале была такой плотной, что давила на уши, ею можно было просто захлебнуться. Или и не тишина это вовсе была, а спрессованное время?.. Алекс застыл в неудобной позе и почему-то не мог заставить себя пошевелиться. Ему казалось, что тишина вот-вот взорвется, разлетится во все стороны брызгами и осколками, изрешетит его сознание, заполнит его и останется там — навсегда. И не будет больше в его жизни ничего, кроме этой недоброй тишины.

— Клиника Святого Марка, — сказала Флоренс, не переставая покачиваться и теребить воротник. — Я туда ездила с Пен, с соседкой… Она просила подвезти, у нее там мать… А потом я — на базу… Там, в клинике, женщина… Пожилая… Она не ходит, ее возят… Серая кофта… Если вернешься — съезди туда, найди ее… Скажи ей, что я не поняла… не послушалась… сунулась в небо… Найдешь? Клиника Святого Марка… Она знала, чем все это закончится… Она вообще что-то знает обо мне… и мне иногда кажется, что я ее тоже знаю… Найдешь?

— Мы вместе найдем, Фло. — К ареологу наконец-то вновь вернулась способность управлять своим телом, и он привалился спиной к стене. — Я приеду к тебе в Чаттанугу, и мы…

— Нет, у меня не получится, — не дала ему договорить Флоренс. — У меня песок в голове, все больше и больше… До сих пор на зубах скрипит… Мне из-под него не выбраться… Пылевая буря…

Флоренс резкими движениями принялась теребить волосы — как будто сушила их под струей теплого воздуха. Батлер подался к ней, всматриваясь уже новым взглядом, — он никогда не смотрел на женщин так внимательно. Ареолог предпочитал воспринимать образ любой женщины в целом, не вдаваясь в детали, и Флоренс не была для него исключением. Теперь же, услышав последние слова нанотехнолога, он рассмотрел, что ее светлые волосы кое-где покрыты темным налетом… А придвинувшись вплотную к Флоренс, различил, что это красноватый налет. Налет цвета марсианской пыли.

— Пылевая буря… — пробормотал он. — Пылевая…

Рука Флоренс замерла и вяло опустилась.

— Ты сказала: «Пылевая буря»… Ты угодила в пылевую бурю. Недавно, — ареолог не спрашивал, а утверждал. — Тебе удалось выбраться наружу… Да?

Флоренс молчала.

— Тебе удалось выбраться наружу, — повторил Батлер. — А потом ты вернулась сюда… Почему?

Флоренс продолжала молчать, и вид у нее был совершенно отсутствующий.

— Понятно, — после долгой паузы сказал ареолог. — Другое течение времени. Там прошло гораздо больше времени, чем здесь… и они уже давно улетели… Правильно?

Флоренс представила бледную звездочку в небе над Сидонией — такую близкую… и такую далекую… И вновь не произнесла ни слова. Только поежилась и еще глубже уткнулась в ворот комбинезона — теперь там скрылся не только ее подбородок, но и губы.

Батлер отстранился от нее, с силой потер ладонью лоб, словно это могло помочь привести в порядок взбудораженные мысли.

— Где этот выход, Фло? Ты можешь провести к нему?

Флоренс, чуть приподняв руку, показала в пустое пространство зала. Голос ее прозвучал невнятно и глухо:

— Там, в конце…

Ареолог рывком поднялся с пола и включил фонарь. Мощный световой поток устремился вдаль.

— И где же там выход?

Флоренс оттянула ворот комбинезона и отчетливо и холодно, на одной ноте, произнесла, отделяя слова друг от друга, — как будто одну за другой бросая льдинки в прорубь, в темную стылую воду:

— Не — трогай — меня — иначе — я - отгрызу — тебе — ухо.

Батлер некоторое время сверху вниз смотрел на нее. Она сидела неподвижно, опустив голову, напоминая аллегорическую фигуру Скорби на средневековых надгробиях. Потом бросил:

— Не вздумай вставать.

И направился вслед за лучом своего фонаря.

Он шел и думал о том, что командир с инженером покинули Марс и летят сейчас к Земле… а может быть, уже и прилетели… Он думал о том, что Свен скитается где-то в бесконечных коридорах и залах… если неведомый механизм перехода не выбросил его туда, к пирамидам Теотиуакана. Он шел и думал, что этот механизм может сработать еще раз… А если нет — у него, Алекса Батлера, есть теперь прекрасная возможность всю оставшуюся жизнь посвятить изучению великолепного, невиданного, полного всякой всячины сооружения, часть которого, находящаяся на поверхности, выполнена древними мастерами в виде лица. Он может ни на что больше не отвлекаться — здесь нет никаких мелких каждодневных земных забот, и никуда не нужно торопиться, и никто и ничто не мешает… Забыть прежнюю жизнь, зачеркнуть все прежние привязанности — и бродить, бродить, бродить по здешним лабиринтам. Бродить до конца жизни. А потом, если верить одной полупьяной скво, он окажется в какой-то тесной норе, и вспыхнет огонь — и это будет смерть и погребение, погребение вполне в стиле огнепоклонников. Погребение его, Алекса Батлера, неплохого, в сущности, парня, добравшегося до самого Марса. Пройдет сколько-то там лет, и программа «Арго» будет рассекречена, и весь мир узнает о парне из Трентона. А это — шанс. Не на бессмертие, конечно, но — на достаточно долгую память.

Все это было весьма и весьма неплохо, и он знал, что когда-нибудь обязательно вновь появится на свет — только уже, возможно, под иными небесами… Да, все было весьма неплохо — могло быть гораздо хуже… И все-таки в глубине души он сейчас предпочитал бы находиться не на Марсе, а созерцать этот кровавый мазок на небесном полотне из окна своей комнаты.

Впрочем, как и многие другие, он в любой неблагоприятной ситуации подсознательно надеялся на хороший для себя исход. Это помогало ему жить — как и многим другим…

Подземный город… Если слова, сказанные псевдо-Флоренс, были порождением его собственного сознания или подсознания, то почему он «услышал» именно эти слова? Что это? Так озвучились его собственные предположения? Или дело тут в каких-то дремучих архетипах — памяти о подземных пещерах, где ютились первобытные племена? Или это проявилось неосознанное представление о том, что объектам внешнего, светлого, мира должны соответствовать объекты глубинного, темного?.. Светлая королева Добра — темная королева Зла. Прозрачный аквариум — черная ваза…