Вечный зов (Том 2) - Анатолий Иванов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
- А рожь что! Сам, поди, видел - тоже на ладан дышит. К тому же сорняки проклятые...
Да, сорнякам июньские и июльские суховеи были нипочем, даже в благодать, особенно свирепствовала сурепка, к июлю она буйно расцвела, иные хлебные полосы совершенно закрыла желтым своим огнем - точно расплавленное солнце растекалось по земле в разные стороны.
Война была в зените, как раз на половине своего всепожирающего пути, и никто не знал, конечно, что она отмахала свой страшный и кровавый половинный отрезок, никто с уверенностью не мог сказать, когда она кончится. Зато стар и млад в Шантаре и во всем районе знали и понимали, что такое в это тяжкое время неурожай. Если до этого жили впроголодь, теперь неминуемо наступит самый настоящий голод. И зловещее его дыхание уже чувствовалось - фонды для снабжения населения хлебом область уже в конце мая резко сократила, хлеб по карточкам выдавался нерегулярно. Если и раньше у хлебных магазинов круглосуточно волновались тысячные очереди, то теперь эти очереди увеличились в несколько раз.
Но все-таки никто с такой суровой и беспощадной остротой не чувствовал приближение зловещего неурожайного времени, как секретарь райкома партии Кружилин. Впрочем, "чувствовал" не то слово. Он просто в силу служебного положения знал то, чего не знали другие.
В конце июня состоялся пленум обкома партии по подготовке к уборке урожая и хлебозаготовкам. Пленум был в основном информационный, закончился быстро, потому что та цифра количества хлеба, что предстояло области сдать государству, обсуждению не подлежала, а как готовиться к уборке, долго дебатировать не стали.
- Что ж тут говорить, дорогие товарищи, что же вас учить, как убирать скудный урожай этого года... - с какой-то домашней откровенностью и простотой сказал в заключительном слове первый секретарь обкома партии. - Тракторов в колхозах и совхозах очень мало, более или менее добротные машины взяты для нужд фронта, комбайны за два военных года разбиты до предела, новых нет и не будет. Не может сейчас страна дать новых машин... Но вы же сами понимаете, что будет, если не сделать все возможное и даже невозможное...
Секретарь обкома остановился, оглядел немо сидящих в зале людей, снял очки, которые начал носить с недавних пор, протер их и снова надел.
- Именно мы должны, обязаны сделать и сделаем даже невозможное, но каждый имеющийся у нас трактор и комбайн должен работать. За это отвечает партбилетом лично каждый секретарь райкома партии, председатель райисполкома и все другие работники, кого это касается. И я отвечаю. Перед партией, перед народом нашим, перед Родиной. Надеюсь, тут все ясно, подробнее объяснять не надо?
Яснее было некуда.
- Жатки, лобогрейки, серпы и косы - все наладить, все пустить в дело. За горсть просыпанного, потерянного зерна будем безжалостно снимать с постов и исключать из партии, как не оправдавших высокого народного доверия. За клочок неубранного по разгильдяйству хлеба будем безжалостно отдавать под суд. И судить будем строго! И это вовсе не суровость, и это вовсе не угроза, поймите, дорогие мои товарищи! Товарищи по партии, по нашей общей революционной борьбе...
Зал вымер окончательно, никто не смел шевельнуться или кашлянуть. И в этом тугом, натянувшемся до предела безмолвии Поликарп Матвеевич Кружилин ощутил вдруг невиданную, невообразимую силу, ощутил, как она, эта непонятная и необъяснимая, неизвестно откуда берущаяся сила, накапливается с каждой секундой и отсюда, из этого небольшого зала, разольется по всей области и совершит то самое невозможное, о котором говорит секретарь обкома.
И неожиданно, как электрический разряд, Поликарпа Матвеевича ударили с трибуны слова:
- А как ваша рожь себя чувствует, товарищ Кружилин? И поклонник этой ржи Панкрат Григорьевич Назаров? Его нет здесь?
Кружилин сидел в третьем ряду зала. Чувствуя в голове неприятный звон - не от испуга, а просто от неожиданности, - поднялся и ответил четко и немногословно:
- Рожь, я думаю, выдержит, хотя будет послабее, чем обычно. Назарова здесь нет, он не является членом обкома партии.
- Очень плохо, что не является, - проговорил первый секретарь раздраженно. - Плохо мы еще знаем своих людей, не всегда умеем поддержать, отметить, выдвинуть достойных.
Кружилин, садясь на свое место, горько подумал о том, что выдвигать, поддерживать и отмечать Назарова в том плане, какой имел в виду секретарь обкома, уже поздно. Назаров износился вконец, таял прямо на виду. Кашель душил его все сильнее, бывали моменты, когда он заходился в кашле до черноты, валился, как сноп, наземь и долго, иногда по нескольку часов, лежал недвижимо, медленно отходил. Кружилина подмывало сказать об этом и секретарю обкома, и всему залу, но умом он понимал, что это, несмотря на вопрос секретаря обкома партии, будет неуместно, что делать это бесполезно и не следует.
- Но еще хуже, товарищи, что мы достаточным образом не поддерживаем, не распространяем опыт мастеров земледелия, - продолжал первый секретарь обкома. И обернулся к президиуму пленума, где сидел Субботин: - Иван Михайлович, мы полтора года назад обсуждали на бюро вопрос... - секретарь обкома припнулся на секунду, - вопрос о назаровской ржи. А что сделано, чтобы увеличить посевной клин этой культуры?
- А что могло быть сделано? - вопросом на вопрос ответил Субботин, не поднимаясь с места. - Решение тогда было принято куцее, половинчатое.
- Так, может быть, настала пора строго и спросить с кого-то за это? Кто готовил решение?
Теперь Субботин, худенький, с головой белой как снег, поднялся, вытянулся во весь свой длинный рост. И в густо настоявшейся тишине отчетливо произнес:
- Решение готовил я.
- Видите, он готовил! - насмешливо и сердито кивнул через плечо первый.
- И в решении был пункт о том, чтобы некоторые районы, прилегающие к Шантарскому, климатические условия которых сходны, изучили и рассмотрели вопрос о возможностях увеличения посевов ржи. Но вы этот пункт вычеркнули.
- Я?! - опять повернулся первый секретарь обкома к президиуму.
- Да, лично вы, - спокойно произнес Субботин и сел.
Прежняя безмолвная тишина стояла в зале. Но теперь было в ней что-то такое, отчего даже у Кружилина поползли по коже холодные мурашки.
Позади стола президиума во всю заднюю стену сцены висел портрет Сталина в маршальской форме. Верховный Главнокомандующий, чуть прищурившись, глядел в зал.
Первый секретарь обкома на несколько мгновении, кажется, потерялся, не знал, что ответить. Затем вздохнул, потрогал очки, поправляя, хотя они сидели нормально.
- Вот видите... - глухо проговорил он. - Значит, не на высоте оказался. Ну что ж... На очередной областной партийной конференции вы вправе, кто вслух, а кто, если не найдется смелости, при тайном голосовании, учесть эту грубейшую мою ошибку.
И зал неожиданно, подчиняясь какому-то необъяснимому коллективному чувству, взорвался аплодисментами. Захлопал и Кружилин, вдруг не только прощая первому секретарю то обстоятельство, что он вычеркнул тогда из решения бюро обкома самый важный и жизненно необходимый для него, Кружилина, для Назарова, для всего района и области пункт, но испытывая благодарность к этому старому партийному работнику, известному деятелю подполья и гражданской войны, не раз потом, как слышал и знал Поликарп Матвеевич, и битому, и впадавшему в немилость у более высокого руководства за его прямоту и смелость.
От этих аплодисментов первый секретарь обкома партии откровенно смутился, они его давили на трибуне, он переступил с ноги на ногу и, поблескивая стеклами очков, заговорил:
- Спасибо, товарищи... Спасибо. На высоте тогда оказались Кружилин с Субботиным, а прежде всего Панкрат Григорьевич Назаров. Я был недавно на его полях...
Кружилин поднял недоуменно голову, поглядел на Субботина. Тот из президиума поймал его взгляд, пожал плечами.
- Не переглядывайся так, Кружилин, с твоим дружком Субботиным, - огорошил его секретарь обкома. - И сам Назаров не знает, что был. Объезжал посевы, заглянул и в ваш район. Рожь действительно должна и при нынешних погодных условиях выдержать... с сорняками если справитесь. Какие меры предпринимаете?
Это опять был вопрос к Кружилину. Он встал и ответил:
- На прополку всех живых и мертвых подняли. Даже на пару недель раньше занятия в школах закончили. Хотя за это тоже не погладите...
- Ладно, сделаем вид, что мы этого не заметили, а ты нам не говорил... И, дорогие друзья, давайте исправлять с рожью нашу ошибку. Мою, вернее сказать, ошибку. Как это сделать, мы подумаем. Осенью, после уборки, еще раз рассмотрим этот вопрос на бюро обкома. А пока районы, прилегающие к Шантарскому, да и сам Шантарский, должны представить в обком свои соображения на этот счет...
* * * *
- Пойдем, чайку похлебаем, - сказал после пленума Субботин Поликарпу Матвеевичу.
Кружилин думал, что тот приглашает его в обкомовский буфет, но Субботин направился по коридору к выходу.