1937. Трагедия Красной Армии - Олег Сувениров

Судя по некоторым документам, даже этого донельзя скудного пайка иногда пытались лишить, дабы вынудить подследственного к «признательным» показаниям. Согласно протоколам допросов бывшего заместителя начальника политотдела 73 сд СибВО полкового комиссара А.И. Ильина, его якобы завербовал и руководил заговором в СибВО Н.Н. Кузьмин. Однако, в судебном заседании Кузьмин, член партии с 1903 г., в 20-е годы – крупный военно-политический работник, виновным себя не признал, показания, данные им на предварительном следствии, не подтвердил и заявил, что никакого заговора в войсках округа не существовало, что он всегда был верен партии и что показания с «признаниями» своей вины он дал по принуждению следователя, так как пять дней содержался без пищи266.

В народе метко говорят: «Голод – не тетка». Серьезно страдал от недостатка пищи и такой крупный деятель, как X.Г. Раковский. Он не только сам «сознался», но и пытался уговаривать сделать это и других. На очной ставке с К.К. Юреневым он, например, заявил: «Вы меня не узнали, тюремный режим имеет одно свойство, что режим питания умеренный, прибавить в весе не дают. Это действовало на мою болезнь, но потом мне стали давать некоторые льготы в смысле продуктов, но я не из-за этого сознался. Я получил продукты на третьем месяце, а стал давать показания на пятом месяце, а о японских делах я стал говорить на девятом месяце»267.

Понятно, что все эти издевательства следователями тогда нигде не фиксировались. Если же какой-либо жертве удавалось вырваться из лап НКВД, то у нее брали суровую подписку о неразглашении. И первые сведения о полном попрании человеческого достоинства в ходе предварительного следствия стали появляться только через два десятилетия – в ходе дополнительной проверки дел 1937–1941 гг. И до сих пор они надежно хранятся в архивах Главной военной прокуратуры и Военной коллегии Верховного суда Российской Федерации. Но кое-что все же удалось найти и даже опубликовать.

Формы издевательства были многообразны, но в основном примитивны, грубы, злы, отвратительны. Вот 31 мая 1937 г. арестовали командира 1-й дивизии ПВО гор. Москвы комдива Н.В. Щеглова. Следствие по его «делу» вели сотрудники Особого отдела этой же дивизии Круглов, Рейтер, Толкачев и другие. Судя по результату, «поработали» успешно – комдив «признался в участии в заговоре» и на предварительном следствии, и в заседании Военной коллегии и 28 октября 1937 г. расстрелян. Казалось бы, вопрос исчерпан. Но проведенная в 1956 г. дополнительная проверка доказала, что следствие по делу комдива было проведено необъективно. Свидетель Броневой-Шерман показал, что на следствии к комдиву Щеглову, которого по службе характеризовали как «выдающегося артиллериста Красной армии», применялись всевозможные издевательства: «Щеглов был доставлен в Особый отдел округа, где он должен был стоять в коридоре со шваброй в руках и брать на караул всем проходящим. Этого издевательства Щеглов не выдержал и подписал клеветнические протоколы»268.

Арестованный 7 октября 1937 г. бывший начальник политуправления ОКДВА дивизионный комиссар И.Д. Вайнерос как «неразоружившийся враг народа» 28 суток сидел в наручниках269.

Чтобы сломить последние остатки воли у подследственных, многие следователи и другие сотрудники НКВД, зверея от запаха крови, применяли самые изощренные издевательства, стремясь тем самым превратить вчерашнего боевого красного командира в беспомощное, скулящее от уничижения существо. В письме к Сталину уже упоминавшийся старший лейтенант С.Б. Торговский свидетельствует: «Сидя весь май месяц (1938 г. – О.С.), я видел, как во время оправки часовые и конвоиры били людей прикладами, толкали людей прямо в испражненные места и люди пачкались, иначе говоря, с людьми обращались очень зверски, чего я не ожидал и никогда не думал». Бывший начальник школы партактива старший политрук А.Я. Крумин в апреле 1939 г. обращается к «старшим партийным товарищам» Сталину и Мехлису: «38 дней я находился в камере пыток. Раз в день давали суп без ложек, два раза пускали в уборную… оправлялись в кальсоны, портянки, шапки, галоши… В баню не пускали месяцами»270.

По свидетельству майора Е.Б. Кулика (в письме Ворошилову от 20 декабря 1939 г.), некоторые следователи НКВД для демонстрации абсолютной своей власти над подследственным практиковали «плевки в рот» несчастных жертв271–272. Это уже похоже на Кафку.

Судя по некоторым свидетельствам, одним из излюбленных «развлечений» и доказательств всемогущества следователей была возможность помочиться на голову подследственного. Не щадили никого. Несколько лет назад сестра замечательной поэтессы и Великой ленинградки Ольги Федоровны Берггольц опубликовала записи ее бесед с бывшими сослуживцами Маршала Советского Союза К.А. Мерецкова. Один из них вспоминал, как зимой 1941 г. около командующего армией на Волховском фронте Мерецкова постоянно находился особист, следивший за тем, чтобы генерал армии не перебежал к противнику. Опасались потому, что за особистами были изрядные грешки. В конце концов разозлившийся Мерецков заявил: перестань ходить за мною. Мне жить не хочется. Ты знаешь, что делали со мною в НКВД. Ставили на колени, а потом какой-нибудь особист под всеобщий гогот мочился на мою плешивую голову.

В специальном разделе своей известной книги, названном «Обработка», Роберт Конквест на основе анализа значительного материала утверждает: «В основной своей массе офицеры НКВД вели себя как привередливые, самодовольные, безжалостные бюрократы. Они обращались с заключенными, как со скотом – о сочувствии не могло быть и речи»273. Со всем в этой характеристике можно согласиться. Кроме, пожалуй, одного. Многие следователи обращались с подследственными военнослужащими РККА хуже, чем со скотом. Ведь ни одному, даже самому темному человеку не придет в голову мочиться на барана или какую-либо живность. А вот на генерала армии, еще не лишенного этого одного из самых высоких воинских званий, оказывается, можно было…

И.В. СТАЛИН: «БИТЬ И БИТЬ»

Вот такой сталинский автограф сохранился на одном из многочисленных проскрипционных списков, представленных наркоматом внутренних дел СССР на окончательное решение «вождя»274[40].

В своем стремлении получить от подследственных «нужные» показания путем битья и пыток Сталин и его опричники не были первооткрывателями. Подобные жестокие методы использовались задолго до них, еще на заре истории рода человеческого, когда человек только-только начал выделяться из звериного царства. Даже тогда многие еще полупервобытные властители уже понимали, что любой человек есть биосоциальное существо и что у каждого живого есть свой порог перенесения боли. Я не могу судить об этом по собственному опыту. Жизнь сложилась так, что за все 80 с лишним лет никто никогда меня пальцем не тронул и даже в суровые мальчишеские годы в эпоху первой пятилетки и определенного разгула ленинградской шпаны обошелся лишь тремя «честными кулачными стычками» со своими «оппонентами» в присутствии всего класса. Испытывал жгучую боль во время двух фронтовых ранений в голову, в ходе трех автомобильных аварий с сотрясением мозга. Но все это было относительно кратковременно и меня никто не заставлял давать какие-либо показания. Но вот что говорил по этому поводу один из величайших, по моему мнению, российских поэтов, гуманист, человеколюбец до мозга костей А.Т. Твардовский: «Если меня будут бить, мучить, то я могу сказать все, что угодно, но это уже буду не я, а что-то другое»276.

Умные властители понимали это, по крайней мере, с далеких античных времен и пытались как-то уже тогда хотя бы ограничить применение физических методов в ходе предварительного следствия. Так, по римским законам пытать можно было только рабов, но ни одного не только свободнорожденного римлянина, а и вольноотпущенного подвергать пыткам строго запрещалось277.

Вплоть до наших дней память сотен миллионов людей содрогается при воспоминании о массовых пытках «еретиков» в годы почти безраздельного духовного владычества инквизиции. Особое усердие в этом «богоугодном», как они считали, деле, проявлял орден доминиканцев (утвержден Папой в 1216 г.), которому Папа римский Григорий IX уже в 1232 г. передал святую инквизицию. Основателем этого ордена считался святой Доминик, но само его название весьма символично и происходит оно от латинского термина «Domini canes», что по-русски наиболее адекватно переводится «псы господни». Ретивостью в пытках они обладали немалой. Но иногда забывают сказать, что даже семьсот лет тому назад решение о применении пыток при допросах обвиняемого (подозреваемого) принимал не следователь инквизиции, а специальный трибунал. Охота на ведьм продолжалась, по крайней мере, вплоть до XVII века, когда подозреваемых в колдовстве пытали огнем и водой, требуя признания, что в них вселился дьявол, а «упорствующих еретиков» подвергали «бескровному наказанию», т. е. заживо сжигали на костре (последнее такое сожжение было проведено в Валенсии в 1826 г.).