Свет. Испытание Добром? - Юлия Федотова

– Братец! – простонал ланцтрегер с бесконечной жалостью. – Ну разве так можно? Все-таки это душа, а не проходной двор, зачем же ты пускаешь в нее что ни попадя? Отец знает, что ты здесь?

– Отец сказал, катись куда хочешь, – ответил богентрегер холодно. – Отцу я стал не нужен, но добрые люди встретили меня в порту и привели сюда, в мой новый, прекрасный дом. Теперь я слуга Добра, и имя мне Адамант! Я суть Воплощение Света.

– Это мы уже догадались! – с горечью усмехнулся Семиаренс Элленгааль. – Да, теперь понятно, к чему была эта глупая задержка в Зиппле: Воплощение к месту не поспевало! А я, грешным делом, все гадал в тюрьме, как же это бедное дитя ухитрилось так ловко уронить топор, что нога пополам? Это же нарочно будешь стараться и то… Да, видно, дело не обошлось без вмешательства тайных сил!.. – Альв говорил, но его почти не слушали – не до умственных рассуждений им было.

Вот и конец, понял Легивар. Птицу убить не дали, брата убить Йорген тем более не позволит. Похоже, очень скоро дивный Регендал станет гораздо просторнее.

А снизу снова донесся шум. Должно быть, ифийцы заметили, что товарищ их пропал, и подняли тревогу…

Нет, не ифийцы, а пятеро хейлигов новой веры один за другим ступили в зал. У них были иссохшие, почти бесплотные, как тени, тела, очень похожие, жесткие и изможденные лица с холодными глазами палачей. Они уже и людьми-то настоящими не были, чары Света сделали их кем-то иным. И что происходит в эту минуту в их владениях, им не надо было объяснять.

– Началось, – бесцветным голосом вымолвил один, и невозможно было понять, к кому он обращается. – Раньше, чем мы ждали. Мир не вполне подготовлен.

– Этого не изменишь, – откликнулся второй. – Да это и не беда. Путь Света будет чуть длиннее, но он все равно придет. Пора. Убей птицу, Адамант!

ЧТО?! Легивар не верил своим ушам. Гибель Фелицы угодна еретикам?! И тут Семиаренс Элленгааль ПОНЯЛ!

– Яйца наполняют мир Светом в тот миг, когда от руки Воплощения гибнет отложившая их птица! – воскликнул альв, осененный.

– Да. – Хейлиги растянули в усмешке тонкие бледные губы. – Именно от руки Воплощения. У вас был шанс это предотвратить – вы его упустили. Конечно, вы бы тогда погибли, но мир ваш продолжал бы влачить свое ничтожное существование. Что ж, хвала Небу, этого не случилось. Убей птицу, Адамант.

Пять голов – один ответ:Кровь ее разбудит свет.

– Он к ней не подойдет, – чужим голосом сказал Кальпурций Тиилл. Ах, как это страшно – осознать себя виновником скорой гибели мира!

– Ему и не надо подходить, – вновь усмехнулись хейлиги, и Йорген заметил, что слова они произносят хором, все пятеро, как единое многоголовое существо. От этого становилось жутко. – Птица и Воплощение связаны меж собой, оно способно лишить ее жизни одним лишь усилием воли своей. Убей птицу, Адамант!.. Или вы попытаетесь убить его?

– Да! – выкрикнул силониец отчаянно. – Я его убью! Друг, прости, но я сделаю это!

– Не сделаешь. Он, – хейлиги кивнули на Йоргена, – может, у них одна кровь. Ты – нет. Мог бы Жезл Вашшаравы, но ведь он у вас пуст и слаб.

Да, эти знали все!

– Убей же птицу, Адамант!

Но Фруте отчего-то медлил.

Ланцтрегер Эрцхольм, не стесняясь присутствием Фелицы, которая нервно заерзала и запищала, устало привалился к ее золотому насесту. История повторялась. И поди ж ты догадайся, что нужно делать на этот раз: убивать брата, не убивать? Какая у Света мораль? Нет, понятно, что убить Фруте он не сможет при любом раскладе, просто интересно. Хотелось бы узнать напоследок…

– Йорген, а ведь это другая проблема! – окликнул Легивар. Ему страсть как не хотелось помирать, особенно на глазах этого пятиголового чудища. – Вспомни Хагашшай! Как ты сказал тогда: «Если бы Фруте стал убивать вас на моих глазах, я бы не выдержал и убил его…» Друг, сейчас, на твоих глазах погибнем мы все, и с нами умрет все живое этого мира. Ты должен его остановить. Иначе Свет наступит прямо сейчас!

…Время света подошло —Вспомни черное крыло.

Йорген сполз спиной по столбу, уселся, сложив руки перед собой. Сказал устало:

– Глупости. Никто не погибнет, никто не умрет. Мой брат не станет убивать птицу. Он так никогда не поступит, ведь правда, Фруте?

– Я… я должен! – Взгляд мальчишки стал стеклянным, как у пятерых хейлигов. – Это моя священная миссия на этой земле.

– Ерунда. Убийство – это Зло, и ты его из души изгнал. Вспомни нашу Клотильду! Как ты ее чуть не убил?

Фруте вздрогнул. Это страшное воспоминание детства занозой сидело в его сердце. Пять лет ему было, когда Рюдигер фон Раух решил, что пора уже из младшего сына делать что-то путное, раз не вышло из среднего, и тайком от леди Айлели вывел его во двор стрелять ворон. Сначала занятие это показалось маленькому Фруте увлекательным, но едва хватало силенок, чтобы натянуть тетиву детского лука, и долго, долго не получалось попасть в цель, отец уже начинал злиться. И в тот момент, когда фон Раух-старший, потеряв терпение, собрался высказать своему младшему парню, что он о нем думает, случилось удивительное. Звонко спела тетива, стрела свистнула… И что-то черное, смешно кувыркаясь, свалилось с небес и шлепнулось возле конюшен. Попал!

В первый миг ликованию мальчишки не было предела. Со счастливым визгом подбежал он к добыче… И замерла от ужаса душа светлого альва. Желторотый, едва ставший на крыло вороненок бился в пыли, истекая кровью. Из безжизненно распростертого крыла торчала стрела. Головка странно запрокидывалась, из раскрытого клюва вылетел захлебывающийся хрип.

Уже не обращая внимания ни на отца, сурово потребовавшего раненую птицу добить, ни на весь остальной мир, он прижал окровавленное существо к белой рубашке, отделанной лугрским кружевом, и с криком бросился к матери.

В общем, все кончилось хорошо, по крайней мере, для вороненка. Летать он, правда, больше не мог, только перепархивать с места на место. Зато превратился со временем в замечательно умную и столь же замечательно вредную птицу по кличке Клотильда. Фруте, едва не ставшему ее убийцей, она было предана страстно, к Йоргену с Дитмаром тоже относилась неплохо, по крайней мере, до того момента, пока ей не начинало казаться, что они обращаются с ее любимцем недостаточно нежно. Всем же остальным домочадцем от нее порой крепко доставалось клювом, и голос у нее был такой, что сами Девы на Небесах должны были слышать, как она разоряется. Но почему-то безобразные выходки ее никого не сердили, наоборот, все только умилялись, даже сам ландлагенар Норвальд, чью буйную голову она не раз украшала собственным пометом… Нет, определенно совсем неплохо сложилась жизнь вороны Клотильды.

С Фруте было хуже. Мучимый непреходящим чувством вины, он больше не мог стрелять в птиц и зверей, из-за этого ландлагенар Норвальд, при всей своей любви к младшему сыну, считал его слегка неполноценным, и такое отношение отца очень уязвляло бедного чувствительного полуальва. Но ничего поделать с собой он все равно не мог. Стоило поднять лук или замахнуться копьем – и перед глазами вставал окровавленный вороненок, бьющийся в пыли…

– Клотильда такая умница, такая красавица, – очень искренне нахваливал Йорген, хотя второе утверждение было более чем спорным. – А если бы ты точнее выстрелил, ее никогда не было бы у нас. Счастье, что ты ее не убил. А посмотри на Фелицу! Ведь она тоже очень красивая, у нее такие нежные перышки, они даже немного вьются! – Наверное, надо было похвалить и лицо – птица этого явно ждала: таращила глазки, жеманно улыбалась, но Йорген побоялся, что брат почувствует фальшь. Принадлежи эта глупая мордочка птице ли, настоящей ли девушке – красивой ее Йорген не счел бы.

– Ее зовут Фелица? – обморочно прошелестел Фруте. – Я не знал…

– Я Фелица, я умею петь, – встрепенулась птица, вроде бы заскучавшая. – Ты милый, поцелуй меня, если хочешь.

Юноша вздрогнул, как от удара хлыста.

– УБЕЙ ПИЦУ, АДАМАНТ!!! – кричали пятеро яростно. – УБЕЙ!

– Нет! – взвизгнул юноша отчаянно. – Я не стану убивать! Я больше не хочу быть Воплощением!

И вдруг наступила тишина.

Такая, что слышно стало, как высоко под сводом маленькая пчелка бьется в круглое потолочное окно. Большое – элля четыре в поперечнике, совершенно прозрачное – оно казалось ничем не закрытым. Но в него было вставлено стекло. «Какой огромный, гладкий лист стекла! – отрешенно подумал Йорген. – Разве такие бывают? Да, умели древние строить!»

– Смотрите! – прошептал вдруг Мельхиор, заговорить в полный голос почему-то не хватило духу, но даже шепот его показался оглушительно-громким.

В вытянутых руках юного Хенсхена лежало колдовское яйцо. Оно больше не светилось. Чары исчезли, оставив после себя камень. Солнечный камень-сердолик.