Свет. Испытание Добром? - Юлия Федотова

…Повод для упреков нашелся у Кальпурция: ах, зачем друг Йорген потратился на этих безобразных кнехтских кляч с отвислым брюхом и хвостами, подвязанными узлом?! Уж лучше всю жизнь ходить пешком, чем сесть верхом на это, с позволения сказать, животное, по сравнению с которым мохнатая кривоногая фельзендалка смотрится гартским скакуном. Это же позор лошадиного рода, а не кони! Неужели Йорген сам не видит?

За ланцтрегера ему ответил Легивар:

– Кони как кони, бывает и хуже. Главное, не пешком ползти. Кучу времени потеряли в Зиппле – надо наверстывать. Вот вернешься в свою благословенную Силонию – покупай хоть фельзендалок, хоть гартцев, хоть небесных единорогов с золотыми копытцами. А пока оставь свои высокородные замашки и научись довольствоваться малым.

Кальпурций хотел ответить резко, но подумал и не стал. Хоть и был бакалавр дурно воспитан и нрав имел скверный, но на этот раз он, пожалуй, был прав. Отчасти прав. Потому что представить себе еще худших коней Кальпурций не мог – воображения не хватало.

К слову, кони оказались не столь уж плохи. При всей своей неказистости они отличались выносливостью, умели, как ни странно, ходить под седлом и были достаточно резвы. Расстояние, отделявшее наших путников от Мольца, стало сокращаться быстрее.

– Ах, друг мой, – начал Йорген патетически, – я должен признаться тебе в УЖАСНОМ!

Тяжкий камень лежал на его совести, лишая покоя и сна. Четыре дня он терпел эти мучения, на пятый решил во всем признаться Тииллу. И на полуденном привале, дождавшись, когда спутники, укрывшиеся от не по-осеннему яркого солнца под сенью придорожного дуба, заснут, завел этот нелегкий разговор.

– Я знаю, ты будешь разочарован во мне и вряд ли сможешь простить такой грех, но жить дальше с грузом тайной вины я не могу.

– Так говори же! – встревоженно вскричал Кальпурций, едва не перебудив остальных. Он вообразил страшное: что Йорген, будучи ночной тварью, промышлял мирным населением: вламывался в спящие дома, рвал на части хозяев, выгрызал сердца женщин и невинных детей – в таком духе.

Ланцтрегер, отворачиваясь, чтобы не смотреть в глаза, вздыхая, как старец, взбирающийся в крутую гору, рассказал о своих снах.

– И что – это все?! Весь твой грех? – поразился силониец. – По-твоему, я должен винить тебя за дурной сон, навеянный зловредным колдовством? Право, ты напоминаешь мне двух пьяниц, встреченных в порту Рейсбурга! Один из них упрекал другого в своей неудаче: «Это все ты виноват! Ты мне приснился и сказал: сделай так-то…» А второй слезно оправдывался: «Да разве я хотел! Я же не знал, что так получится!»[25]

– При чем тут пьяницы! – даже рассердился Йорген. – Ты разве не понимаешь: это колдовство выявило мои дурные наклонности! Оказывается, я до страсти люблю твою жену и в глубине души желаю увести ее! Разве это не ужасно? Разве я не виноват перед тобой?!

– Ах, друг мой! – едва не разрыдался бедный Кальпурций. – Ведь это не твоя – это моя вина! Это я стал помехой вашему счастью, самими богами предначертанному! – И он, всхлипывая, поведал свою печальную историю. А потом с трепетом поднял на дорогого друга глаза – что-то он скажет?

– Ну надо же! – сказал Йорген фон Раух. Выглядел он озадаченным, но отнюдь не убитым горем. – Как же все сложно устроено в нашей жизни, как запутанно и странно! Знаешь, Тиилл, мне кажется, мы с тобой больше не должны задумываться о любви. Оставим эту тему дамам, они как-то лучше разбираются в чувствах и прочих тонких материях. А мы с тобой, как два дурака, страдаем о том, чего все равно не можем изменить. Пусть все идет как шло, и забудем об этом. Дружба важнее супружества, я так считаю.

Тут они пожали друг другу руки и даже чуть не обнялись, поддавшись порыву, но все-таки смогли удержаться. И хорошо, что смогли. Оказывается, хейлиг Мельхиор успел пробудиться и таращился на них глупыми со сна глазами – что бы он подумал?

Но не только этим памятным разговором, не разрушившим, а еще крепче сплотившим дружбу Кальпурция, сына государственного судии Тиилла, и Йоргена фон Рауха, ланцтрегера Эрцхольма, был отмечен тот день. Странная и неприятная находка ждала их на дороге ближе к вечеру. Первым ее заметил Мельхиор, плоховато управлявшийся со своим конем. Вроде бы на самого смирного его посадили – все равно то вперед вырывался, то плелся далеко позади – по настроению коня. Вот и на этот раз ускакал вперед, но вдруг замер как вкопанный и ни шагу дальше.

– Смотрите, смотрите, там что-то лежит! – закричал хейлиг, обернувшись.

Это был труп вервольфа. Он лежал поперек дороги и был безобразен: голова человека на мохнатом зверином туловище. Самое удивительное – на теле его не нашлось ран от серебра, он сдох сам. За десять лет войны Йорген ни разу не сталкивался с таким фокусом и даже не слышал, что подобное возможно в принципе. Нет, твари ночные могли дохнуть и передохли во множестве, когда отступило Зло. Но, как мы уже не раз упоминали, те, что водились до Тьмы, благополучно пережили ее уход. Вервольфы были из их числа. Сами, без посторонней помощи, они прежде не умирали. А ведь это было только начало! Чем ближе к Мольцу, тем больше вервольфовых туш встречалось на пути. Чуть позже к ним присоединились шторбы.

– Не нравится мне это, ох как не нравится! – сетовал ученый-маг Легивар, и спутники согласно кивали.

Только наивный Мельхиор удивился:

– Разве вы бы предпочли, чтобы они остались живы и продолжили вершить свое злое дело?

– Мы предпочли бы знать, отчего они гибнут. Что причиной тому – близость к священному месту или так наступает Свет? – пояснил бакалавр сухо, он считал, что человек мало-мальски ученый должен сам понимать такие очевидные вещи. Но хейлиг Мельхиор никак не желал думать головой, и это раздражало. – Между прочим, теперь осень, но не кажется ли вам, что день не убывает, а, напротив, увеличивается?

– Определенно день прибывает, – согласился альв. – Боюсь, действительно началось.

– Вот видите, – сказал Йорген с укоризной. – А вы собирались оставить меня темной тварью! Я тоже мог умереть, как вервольф или шторб.

– Да, это была большая глупость с нашей стороны, – признал Легивар. – Никогда не нужно ждать выгоды от Зла.

– Святая истина! – поддакнул хейлиг Мельхиор.

«Почтенный путник, знай: до славного города Мольца осталось пять лиг пути», – любезно оповещал дорожный указатель. Чуть в стороне от него, в перелеске, «почтенные путники» устроили очередной привал – полуденное солнце сделалось совершенно невыносимым. Яркое до белизны, оно не столько пекло – той безумной жары, что царила в землях Тьмы, не было и в помине, – сколько слепило. Йоргена худо-бедно выручала широкополая отцова шляпа – надо же, пригодилась! Без нее, пожалуй, уже зрение бы потерял! Остальным было плохо. Глазам становилось больно, они начинали слезиться, и темные круги мелькали перед ними. Кони опускали шеи к земле и не хотели дальше идти – странно, но почему-то не спасали даже шоры. Умолкали птицы в пожелтевших, но еще густых кронах деревьев, все живое стремилось в тень, забивалось по норам и щелям. Впрочем, в городах люди, давно разучившиеся понимать природу, еще ухитрялись радоваться «последнему летнему солнышку»: «Ах, какие чудные стоят деньки! Хоть полюбоваться напоследок». Именно – напоследок! Они не догадывались, что не хмурая, слякотная осень и ветреная, почти бесснежная в этих местах зима ждет их впереди, а долгая и мучительная гибель.

– Все-таки интересно, кто из нас на этот раз окажется Воплощением, – принялся гадать Кальпурций Тиилл. Он лежал на животе, спрятав голову под рогожкой, и ему было скучно, хотелось болтать.

– Теоретически любой из нас! – живо откликнулся Йорген, он думал о том же. – То есть я-то, конечно, знаю, что это не я, но у вас есть все основания мне не доверять. Как и всем остальным.

– И мне? – удивился Легивар, он-то для себя давно решил, что Воплощением будет Мельхиор, урожденный колдун, посвятивший жизнь служению светлым богам.

За Йоргена не без злорадства ответил силониец:

– Конечно! Это ты утверждаешь, что весь из себя Черный, а что у тебя в душе – откуда нам знать? Фруте фон Раух тоже казался нормальным до самой последней минуты, пока из него не полезло Зло! А из тебя полезет Добро!

– Да я при вас некромантию практиковал! Какое там Добро?! – вскричал потрясенный маг, привыкший считать себя вне подозрений.

– Это было давно. За три недели можно чему угодно душу открыть.

– Да не открывал я…

– А это мы скоро узнаем, открывал ты или нет! – мстительно заявил Кальпурций, и бакалавр обиженно умолк.

Заговорил светлый альв:

– Послушайте, но уж я-то в вашу теорию точно не вписываюсь: Воплощение должно быть изначально темным…

Его даже дослушивать не стали.