Живые в Эпоху мёртвых. Старик - Александр Иванин

Тем временем молодой мужчина, которого звали Слава, или Славик, как он сам представился, отвел старика в сторону и экипировал его. Ему быстро подыскали обычные кирзовые сапоги, армейский бушлат размера на три больше, чем нужно. На голову старика Славик надел противогаз с большим панорамным забралом и совсем небольшими фильтрами, в руки ему он сунул фонарь в белом треснутом корпусе с широким длинным ремнем.

— Галоген. Смотри не разбей. Сейчас такие на вес золота, — предупредил его Слава.

Старик даже кивнуть ему не успел в знак согласия. Слава потащил его в сторону развалин больницы. Болтающийся на плече мужчины автомат периодически больно бил старика по локтю, но он не жаловался. Нужно было найти Сережку. Старик недоумевал: почему они стали расстреливать больницу из пушек и закидывать гранатами? Там же были живые люди. Это выглядело как преступление. Нельзя было стрелять.

Второй этаж больницы был уничтожен практически полностью. Над дымящимися развалинами торчали вверх обломанные стропила, части обрешетки, кривыми ломаными зубами возвышались уцелевшие части стены. С крыши склада и пристройки само здание поливали из двух брандспойтов. Под струями воды по развалинам медленными больными муравьями ползали люди, они извлекали из-под обломков еще живых и раненых пострадавших. Периодически слышались выстрелы. Спасатели добивали обернувшихся погибших.

Слава помог деду забраться на плоскую крышу пристройки и указал пальцем вперед. Старик понял, что он просит его показать, где они проходили. Сквозь маску, да еще в таком шуме, было практически не разобрать, что говорил Слава.

Старик перебрался через выбитое окно и завалы, густо измазанные смесью мокрой сажи, пыли, песка и мелких обломков. Прожекторы, установленные на соседних зданиях, не могли справиться с темнотой, заполнившей каждый закуток развалин. Идти было трудно, они даже не шли, а пробирались среди обломков. Уходящие из-под ног куски бетона коварно пытались сбросить с себя людей, отомстить им за нарушенный покой, длившийся не один десяток лет. Кровь в лучах фонаря казалась черной как деготь, отличить ее можно было только по характерному блеску.

Они со Славиком искали выживших. То здесь, то там из-под обломков торчали части тел или одежда, а иногда лежали и целиком тела. Сразу можно было выделить тела людей, убитых морфами. Головы таких трупов были или пробиты, или размозжены, или вообще оторваны. Два человека шли шаг за шагом, осматривая и ощупывая попадающиеся тела. Жутко было смотреть на шевелящиеся останки, торчащие из-под обломков. Изодранные в лохмотья руки и ноги шевелились, скреблись, стараясь вытащить мертвых своих хозяев на свет божий. Казалось, демоны ада карабкаются на грешную землю для последней битвы. На пробившем ее тело деревянном бруске чудовищной марионеткой кривлялась та самая улыбчивая милая медицинская сестра, которая записывала со слов старика данные о Валерке. Только теперь ее очень восточные глаза из веселых запятых превратились в чудовищные бельма, выискивающие трепетную живую плоть, годную в пищу для своей мертвой обладательницы. Слава выстрелил из пистолета ей прямо в лоб. Тело в белом халате обвисло на пробившей его палке, как большой кусок мяса на деревянном шампуре.

Старик освещал дорогу, а Слава шел от тела к телу, дергая за одежду, вглядываясь с мертвые и живые лица. Иногда он снимал маску и что-то говорил людям. Он обвязывал большими полосами цветастой ткани головы, руки и ноги, торчащие из-под обломков, завязывал над ними такие же куски ткани. Кого-то они вместе со стариком вытаскивали из-под обломков. Кого-то, наоборот, Слава упокоивал выстрелом из пистолета или автомата. Следом за ними шла целая бригада, которая извлекала людей из-под обломков, эвакуировала выживших, оказывала экстренную медицинскую помощь. Навстречу старику и Славе вышли два человека в грязных оранжевых комбинезонах, они несли на руках женщину, у которой ниже колен вместо ног болтались куцые кровавые обрубки, лицо женщины было бледным как мел. Бескровные губы шевелились в безмолвном монологе.

Слава и Ефимыч продвигались вперед шаг за шагом. Сережки по-прежнему не было видно. Старик усиленно вытаскивал из памяти те немногие обрывки воспоминаний, когда он видел мальчика последний раз.

Слава остановился и указал куда-то в сторону. Из-под завала обрушенной кирпичной перегородки торчала тонкая детская рука, выглядывающая из рукава курточки цвета хаки. Старик не верил своим глазам. Точнее, не хотел верить, но ужас страшной потери холодным сквозняком пронизывал его душу. Так не должно быть.

Славик деловито прижал шевелящуюся детскую ручонку ногой к полу и опустил на запястье свою ладонь. Просидев в такой позе на корточках десяток секунд, спасатель задрал на лоб маску противогаза и мрачным взглядом посмотрел на старика:

— Дед, ребенок мертв. Это твой?

Старик неопределенно пожал плечами.

— Ну тогда помогай.

Старик задрал свою маску и спросил:

— А вдруг он жив?

Вместо ответа Слава помотал головой и острым штык-ножом рассек запястье по диагонали до самой ладони. Рана на детской руке раскрылась страшным бордовым зевом, проступили разваленные напополам сосуды и сухожилия.

— Видишь, кровь не льется. Значит, давления нет, сердце кровь по сосудам не гонит.

Спасатель, ловко орудуя саперной лопаткой и откидывая крупные обломки ногами, освободил голову мальчика, но только самую верхушку. Слава старательно берег руки от возможного укуса высвобождаемой мертвой твари.

— Дед, пацана упокоить нужно. Я это называю последним долгом перед мертвым. Ты сам или мне доверишь?

Дед не отрываясь смотрел на вихрастую голову. Волосы у подростка были прямыми и темными! Но даже если предположить, что в свете фонаря волосы на голове могли показаться темными, то все равно они были прямыми и длинными, а не жесткими, как проволока, и кучерявыми волосами его внука.

— Это не он. Сережу нужно продолжить искать.

Казалось, Слава облегченно выдохнул. Смотреть на стариковское горе ему абсолютно не хотелось. Спасатель рубанул лопаткой по черепу и поднял ногу с ладони покойника. Ладошка перестала шевелиться. Слава недоверчиво посмотрел на торчащую из головы лопатку, а затем аккуратно разгреб бетонное крошево вокруг головы. Бессмысленные и совсем мертвые стеклянные глаза появились из мусора. Они уже никуда не смотрели и не пялились, а просто торчали на своем месте в детском черепе, как им и положено.

— Тут несколько тел, — констатировал Слава. — Руки береги, когда раскапывать будешь, и перчатки надень, а то, неровен час, самого укусят.