Фрунзе - Владимир Архангельский

Когда начала передвижение «дикая дивизия», Буденный был в Гомеле. Фрунзе сообщил ему, что большевики Западного фронта считают необходимым задержать и разоружить «дикую дивизию». И что это важное дело может осуществить только комитет Кавказской дивизии.

Часть Буденного передислоцировалась в Могилев. Туда приехал Фрунзе, нашел Семена Михайловича:

— Примите все меры, но «дикарей» в Питер не пускайте! Вам поможет ревком железнодорожников — я их подготовил.

— Все ясно, — Буденный задумался. — Но вот в чем дело… Не трудно подготовить наших солдат к разоружению «дикой дивизии». Но как отнесется к этому командование моей бригадой? Оно определенно будет против разоружения горской дивизии: у нее нет на этот счет указаний начальства, да и побоится оно, что будет пролита кровь.

Но Фрунзе стоял на своем:

— Надо проявить решимость и твердость! Солдатские комитеты фронта целиком разделяют позицию партии: не пускать «дикую» за Оршу!

Буденный с успехом выполнил это задание: два эшелона «дикой дивизии» были сняты с поезда без оружия и отправлены в Быхов пешим порядком.

Так было на каждой крупной станции: революционные солдаты разоружали сторонников Корнилова, железнодорожники разбирали пути. В тылу опорой большевиков стала Красная гвардия. Партия действовала как настоящая правящая сила.

Корниловщина потерпела крах, командир мятежных частей генерал Крымов застрелился. Временное правительство объявило Россию республикой. Соглашательский Центральный исполнительный комитет Советов объявил о созыве Всероссийского демократического совещания для организации власти на демократических началах. Это была еще одна попытка отвлечь массы от назревающей социалистической революции, это была агония антинародного режима.

Петроградский и Московский Советы перешли в руки большевиков. «Достаточно было «свежего ветерка» корниловщины, обещавшего хорошую бурю, чтобы все затхлое в Советах отлетело на время прочь и инициатива революционных масс начала проявлять себя как нечто величественное, могучее, непреоборимое», — писал Владимир Ильич Ленин.

Теперь у Михайлова оставалась в Минске одна задача: объединить силы большевиков в Минском крае — в тылу и на фронте. Областная конференция была назначена на 1 сентября 1917 года: она представляла более 6 тысяч членов партии. Но из-за борьбы с корниловщиной народу прибыло мало. И Александр Мясников предложил конференцию перенести на 15 сентября, а пока ограничиться областным совещанием.

Фрунзе прибыл лишь на третий день, так как находился на передовой. Его роль в разгроме корниловщины была оценена по достоинству, и делегаты встретили его бурной овацией.

Прямо с поезда, как солдат из окопа — заросший и густо припудренный пылью дорог, с воспаленными от бессонных ночей глазами, — он, прихрамывая, подошел к трибуне и произнес огненную речь:

— История оставила нам один удел — добить режим Керенского, столкнуть плечом в гнилое болото социал-соглашателей! Наш путь определил шестой съезд — все силы на выполнение его решений! Час восстания близок! Через вооруженное восстание — к победе социалистической революции!

О практических шагах на пути к восстанию он сказал на следующий день в Минском Совете. Корниловщина еще не ликвидирована, потому что не подрублены ее корни. Надо быть при оружий и бдительно охранять интересы революции. Требуйте немедленной отмены смертной казни. Во всех полках и ротах ведите каждый день пламенную агитацию: «Долой войну!» Сегодня — же распустить «Союз офицеров», завтра арестовать его главарей! Взять за горло черносотенцев, антисемитов, погромщиков!

Через неделю были закрыты по всему Западному фронту полковые, дивизионные и корпусные отделения «Союза офицеров». Погромная агитация прекратилась.

Но Временное правительство не отказалось от репрессий. Оно закрыло «Звезду». Фрунзе и Мясников стали выпускать «Молот». 5 октября закрыли и его. 8-го Фрунзе восстановил газету под названием «Буревестник».

«Вспомнишь то беспокойное время — диву даешься: сколько пришлось Михаилу Васильевичу попутешествовать из конца в конец, сколько дней и ночей потрястись в вагонах! — записал Александр Зайцев. — Вот он, делегат Шуйского Совета, едет на Демократическое совещание в Петроград. Возвратился оттуда, поработал с десяток дней и опять помчался в Минск».

9 сентября «Михаил Васильевич… пожаловал в Шую вместе с женой Софьей Алексеевной. Поселились они в маленьком домике на Соборной улице. Первый раз Фрунзе затащил меня к себе чуть ли не силой. Я жил от Совета далеко, за рекой, обедать домой не ходил и питался всухомятку. Михаил Васильевич заметил это и настоял, чтобы я пошел вместе с ним. Приветливость его хозяйки покорила меня, и в следующий раз я последовал за Михаилом Васильевичем без всякого сопротивления…».

Последний раз Фрунзе был в Минске на II областной конференции большевиков и 12 октября распрощался с товарищами из прифронтовой полосы.

И Михаилу Васильевичу было грустно, и товарищи не скрывали своей печали: полюбился им этот большевик — простой и сердечный, справедливый, преданный партии. И прекрасный организатор. Много хороших слов сказали они ему на прощанье и преподнесли именной адрес.

В героической и многострадальной истории белорусского народа и в революционном движении солдат Западного фронта навсегда осталось его имя — символ мужества и преданной любви к трудящимся…

Михаил Васильевич приезжал в Шую в августе, затем в сентябре и окончательно обосновался в городе своей юности во второй половине октября.

Каждый его приезд был для шуйских большевиков новым этапом. Под его руководством сперва завоевали они городскую думу, земскую управу, Совет профсоюзов.

Затем полковые и ротные комитеты в гарнизоне и милицию, Совет работах депутатов.

«При таких условиях партия самым легальнейшим образом к середине сентября 1917 г. утвердилась во всех местных органах власти, заполучив их в свои руки… — писал о тех днях Фрунзе. — Таким образом, еще за полтора-два месяца до Октябрьского переворота во всем Иваново-Вознесенском районе фактически была установлена диктатура пролетариата. Настроение всюду и особенно среди рабочих и солдат было ярко-революционное. Советы чувствовали свою силу и действовали в сознании абсолютной неизбежности окончательного перехода власти по всей республике в руки трудящихся».

И секретарь Совета Александр Зайцев по-своему интерпретировал мысль Фрунзе:

«Вдумаемся в этот беглый перечень фактов, и это позволит нам сделать весьма примечательный вывод. В то время как у государственного руля России официально еще находилось буржуазно-соглашательское правительство Керенского, фактическая власть в Шуйском уезде уже была рабоче-крестьянской. Такие социалистические островки появились тогда и в других краях нашей родины. Но мне, естественно, ближе «Шуйская республика» и ее «президент» Арсений».