Водоворот судьбы. Платон и Дарья - Юрий Васянин

Дарья достала завернутую в чистую тряпицу бронзовую икону, и стала молиться простыми словами, забыв от ужаса все молитвы:

— Боже милый помоги нам пройти путь, пусть всегда с нами будут твои ангелы. Не наказывай нас жестоко мы уже из последних сил бредем…

— Бедные люди. Их даже некому оплакивать, — простонала Полина.

— Зимой метель повоет, а летом дожди оплачут, — обронил Перелыгин.

Лохматый мороз не хотел покидать дремучую тайгу. Тайга страшно выла от сильного ветра. Иногда в лесу мелькали какие-то таинственные тени. Уже несколько дней беглецы идут по тайге и никак не могут выбраться из нее. Люди затосковали по своему дому, по своим близким и родным. И все время мечтали о теплом гнезде. Беглецы никогда не думали, что им долго придется скитаться по таежным дорогам.

Такие безграничные леса им еще никогда в жизни не встречались. Лесные дебри захлестнули все обозримое пространство вокруг. Но нетронутая красота Сибири никого не волновала.

Белая Армия, отбиваясь от Красной Армии, форсированным маршем уходила на восток, ограничиваясь легкими перестрелками или небольшими боями. Все одинаково устали от войны: и красные, и белые. Но если у красных была надежда на победу, то белые потеряли ее навсегда.

Люди мерзли, голодали и терпели.

***

Тишина стояла невозмутимой. Сибирь онемела, как будто ничего не происходило. Все застыло в первозданной красоте. Заснеженные деревья стонали от легкого ветра. Но это было обманное безмолвие. Теперь каждый беглец знал, что наступающий день будет хуже предыдущего.

Мгла стояла густая — хоть глаз выколи. По узкой дороге было трудно двигаться. Беглецы остановились и зажгли редкие факелы. Но ничего невозможно было разглядеть. Чей-то конь заржал, но в ответ лишь тугое молчание природы.

Обозы остановились на отдых, зажглись костры, а утром Платон очнулся оттого, что его тормошил дьякон.

— Просыпайтесь!

Дьякон несильно бил по лицу ладонями.

Платон разодрал иззябшие губы, но вместо голоса наружу вырвался хрип.

— Что случилось?

Кони, опустив головы, дремали.

— Я говорю, просыпайтесь.

Перелыгин пришел в себя, схватил за плечи жену.

— Дарья, очнись! — в испуге закричал он, часто лязгая зубами.

Дарья, разлепив замерзшие веки, схватилась руками за холодные щеки. Тело замерзло.

— Платон, мы же могли погибнуть, — прошептала она помертвевшими губами и морозный воздух перехватил дыхание.

Дарья рукавицей отогрела замерзшие ресницы, потерла застывшие щеки, но на бледном лице так и не разыгрался румянец. Выступившие на глазах слезы, застыли мутными хрусталиками.

Дьякон растолкал Полину и ее детей. Те, испугавшись, заплакали.

— Если б не дьякон, то вряд ли мы остались живыми, — растеряно пробормотала Дарья.

— Слава дьякону, — разодрала замерзшие губы Полина.

— Еще немного и мне бы пришлось вам отходную читать, — прохрипел дьякон.

Костры подернулись золой, погасли. Ветер разнес по тайге пепел. Над лесом взошло позднее солнце. Бока рысаков и мохнатые ветви деревьев припушились инеем. Мороз, как щипцами щипал за носы, щеки и уши. Сосны зарумянились, а вместе с ними лица беглецов.

Колонна, проснувшись, двинулась по бесконечному коридору. Кругом зароптала угрюмая тайга. На обочинах валялись поломанные сани, оглобли, хомуты, брошенные вещи и имущество. Тут же лежали застывшие люди в нелепых позах и замороженные лошади с задранными вверх копытами. Без конца вспыхивали ругань и драки, нервы людей напряглись до предела.

— Впереди огни!

— Да не трави ты душу бродяга.

Платон всмотрелся вперед, но так ничего и не увидел.

— Ничего не видно, — недоуменно пожал он плечами.

— Людьми уже галлюцинации овладевают, — приглушенно ответила Полина.

Вечером обозы вышли к деревне Золотая горка. Избы стояли погруженными в густой снежный туман. В село вливались все новые и новые толпы народа, но огромная куча людей осталась за околицей.

Белые бросили в Щегловской тайге большую часть своего имущества, артиллерию, пулеметы, немало людей и лошадей. В арьергардных боях почти полностью погибла 7-я Уральская дивизия Белой Армии. Обязанность защищать колонну легла на Ижевскую дивизию.

Утром бесконечная лента обозов поползла на восток. Небольшой отдых и снова в путь. Деревни, села, заимки, где взять нечего. Все что можно взять — уже взято, позади идущим ничего не остается. Дай бог коня напоить или кинуть охапку сена, а самому, что Бог пошлет. Голодные и уставшие пришли на станцию Тайга, которая до отказа набилась польскими эшелонами.

Неожиданно начался бой. Обоз свернул и по снегу добрался до небольшой деревни занятой небольшой воинской частью, где над каждой избой висел серый столб дыма, а на улицах стояли запряженные лошади.

На окраине деревни Арсений Кострикин подал команду:

— Открыть стрельбу в воздух!

Казаки пальнули из винтовок. В селе забегали, послышались зычные крики. Воинская часть покинула село и его тут же заняли казаки.

— Всем становиться на постой, — скомандовал Кострикин.

В теплых избах весело топились печи, на столах стоял готовый горячий ужин. Теперь можно отдохнуть, поесть и согреться. Все обрадовались неожиданно свалившемуся счастью, теплу и еде. Но неизвестность будущего страшно угнетала. Всех мучил один и тот же жгучий вопрос: что будет завтра? Ничего не изменится назавтра, потому что все продолжится, как и прежде.

Перелыгины заняли отдельную комнату в старой избе. За огородом у самой реки стояла банька. Хозяева дома, взяв оплату за наем, ушли к родственникам. Вечером Платон с Дарьей истопили баню по-черному. Первым пошел Платон. Казак запарил в деревянной кадушке можжевеловый веник с мятой и плеснул из шайки духмяной водой. Тугая волна пара раскрыла дверь. Платон метнулся к ней и прикрыл ее. Баня наполнилась приятным ароматом, в воздухе зашелестел веник. Казак изо всех сил хлестался жарким как огонь веником. И поливал из шайки на круглые горячие камни духмяной водой. Они шипели как змеи и пускали густые молочные облака. Платон, приятно покряхтывая, беспощадно стегал себя веником. Когда горячее тело сделалось багрово-красным, казак выскочил из бани, плюхнулся в опостылевший снег, и он как раскаленный обжег тело. После купания в снегу он снова плюхнулся на полок.

Платон несколько раз парился и несколько раз выскакивал из бани в сугроб, но никак не мог напариться. С каждым разом он хлестался веником пуще прежнего. В конце концов, он усердно намылился мочалкой и окатился водой.

Потом в баню сходила Дарья. Хотя была не суббота, но баня славной получилась. Перелыгины забыли, когда последний раз мылись. После бани они как будто заново родились. Это был земной рай. Они ели горячие блины и пили чай. После жаркой бани и еды головы сами собой склонились вниз и глаза закрылись. Засыпая, они услышали, за стеной