Во власти девантара - Бернхард Хеннен

Он чувствовал, как в одной из трех троп пульсировала сила, совершенно отличная от двух других. Это была словно противоположность между пресной и соленой водой. Должно быть, именно эта особая тропа и вела в Другой мир. Внезапно пришла боль. Обжигающий жар пронизал руки Нурамона и пронял его до самых пальцев ног. Он отчаянно пытался возобладать над болью, однако та возрастала и вскоре стала невыносимой. Нурамон отпрянул от звезды альвов и открыл глаза. Свет, застилавший ему взор, исчез, и он увидел, что рядом стоят товарищи. Рядом с ними вздымалась широкая колонна света, казавшаяся трещиной в мире.

— У тебя получилось! — воскликнул Фародин.

Нурамон осторожно подошел ближе. Он нанес звезде альвов рану и влил в нее магию солнца.

В то время как Мандред стоял, словно громом пораженный, и смотрел на свет, Фародин обошел вокруг столба. Нурамон чувствовал, что столб света питается силой водоворота. Ему было невероятно страшно. Если он допустил ошибку, то может статься, что все они умрут.

— Думаете, это именно те врата, которые мы хотели создать? — спросил он.

— Я не вплетен в сеть твоего заклинания, однако если смотреть снаружи, то все выглядит именно так, как описывала Дуб Фавнов, — заявил Фародин. — А разве у нас есть выбор? Что касается меня, то я готов рискнуть.

Мандред взял свою кобылку под уздцы.

— Я хочу пойти первым.

— И речи быть не может, — ответил Фародин. — Это слишком опасно. Ты идешь ради нас, поэтому я пойду первым. Если я сгорю, то пожалуйста, скажи от моего имени Нурамону, что я о нем думаю, — он делано улыбнулся.

— Мы идем в мой мир, и не кто иной, как Мандред Торгридсон ступит туда первым! — и с этими словами он бросился вперед и тут же исчез в свете.

Фародин покачал головой.

— Каков упрямец! — Он взял своего коня. — Кто из нас пойдет первым? — спросил он затем.

— Я открыл врата, и я же хочу их закрыть, — ответил Нурамон.

Фародин опустил взгляд.

— По поводу нашего соперничества за внимание Нороэлль… — Он не договорил. — Давай забудем об этом и будем придерживаться того, что Нороэлль сказала перед эльфийской охотой. — И, не тратя лишних слов, он ушел вслед за Мандредом.

— Идем, Фельбион, — воскликнул Нурамон, и конь подошел к эльфу. — Проходи. Я за тобой. — И конь, не противясь, ступил в свет и исчез.

Заклинание, которое в несколько мгновений закроет врата, было для Нурамона словно легкое движение рукой, повинующейся его воле. Это было не что иное, как заклинание исцеления для раны на звезде альвов. А в заклинаниях исцеления он знал толк. Едва подумав об этом, он уже не мог отвратить его.

Нурамон как раз хотел ступить в свет, когда заметил фигуру на холме у входа в долину. То была женщина. Она подняла руку и махнула ею, пытаясь остановить.

Обилее! На лице ее читалась тревога, это видно было даже издалека. Быть может, она даже плакала. Он махнул рукой ей в ответ. На большее времени не оставалось. Столб света уже начал уменьшаться. Он спросил себя, почему Обилее не открылась им раньше. А потом ступил в прохладный свет…

И всего лишь на удар сердца позднее в лицо ему ударил опаляющий жар. Неужели это последнее, что он почувствует? Неужели заклинание не удалось? Один шаг, и свет врат померк. Над ним сияло безжалостное солнце.

Его спутники были на месте. Это успокоило его. Однако когда он огляделся по сторонам, чувство облегчения улетучилось. Повсюду вокруг, на сколько хватало глаз, был песок. Это был Другой мир. Он никогда не спутал бы это небо с небом Альвенмарка, поскольку здесь даже в ясный день воздух казался мутным.

Пустыня! Из всех мест Другого мира они попали именно в пустыню! Судьба снова сыграла с ними шутку. Мандредов Лут снова сплел очередную сеть. Ничто не могло указать им яснее, насколько мала надежда найти Нороэлль, чем эта пустыня.

Мандред сидел, потея, в тени своего коня, и тяжело дышал. А Фародин опустился на колени, озадаченно запустил руку в песок и пропустил его меж пальцев.

В огненной стране

«Я и виду не подам», — думал Мандред. Просто переставлять ноги. Два дня уже шли они по этой унылой земле. Нурамон утверждал, что они идут по одной из трех дорог, однако он не видел никаких признаков последней. Ну, по крайней мере, хоть дюны остались позади. Перед ними лежала бесконечная равнина. Сквозь песок пробивались белые скалы, похожие на кости гигантского чудовища.

Он уже не мог выносить обеспокоенных взглядов остальных.

— Со мной все в порядке, — зарычал он на Фародина. Проклятые эльфы! Им, похоже, от жары ничего не делается. Они даже не потеют!

Мандред провел языком по губам. Во рту пересохло, губы казались на ощупь словно грубые пеньковые веревки. Кожа полопалась и покрылась струпьями. Лицо болело, сожженное безжалостным солнцем.

Он посмотрел на свою тень. Еще слишком велика! Еще несколько часов до полудня! А жара нестерпима уже сейчас!

Мандред одернул себя. Только не показывать слабости! Почему эльфы так хорошо переносят это? Нурамон казался немного утомлен, он далеко не такой крепкий парень, как Фародин. Но даже он держался хорошо. Мандред вспомнил то время, когда они охотились на человека-кабана. Нурамон сплел какое-то заклинание, которое поддувало ему под одежду теплый воздух. Посреди лютой зимы эльф не мерз. Может быть, они умеют остужать воздух под одеждами? Может, это их тайна? Должно быть, что-то в этом роде.

«Я уже тоже перестал потеть», — устало подумал Мандред. Но не потому, что привык к жаре. Он просто высох, словно кусок старого овечьего сыра. Снова провел языком по пересохшим губам. Они опухли.

Мандред ухватился за луку седла своей кобылки. Даже ей, похоже, была эта жара нипочем. Сегодня утром он поделился с ней последними каплями воды. При этом она посмотрела на него своими большими темными глазами, словно сочувствовала ему. Лошади, которые сочувствуют людям! Похоже, эта жара сводит его с ума!

Здесь, в пустыне, ужасно тихо. Можно даже услышать, как песчинки трутся друг о друга, подгоняемые ветром.

Шаг за шагом. Дальше и дальше вперед. Лошадь тащит его. Опираться хорошо. Оба эльфа вели своих лошадей в поводу. А его ведет лошадь! И у него уже не осталось сил противиться этому!

Ветер посвежел. Мандред издал грубый гортанный звук. Когда-то давно это было смехом. Свежий ветер! Ветер, горячий, напоминающий жар, ударяющий в лицо пекарю, когда тот открывает печь. Какой дерьмовый конец для воина! Фьордландец готов был разрыдаться. Но слез больше не было. Он высох, словно яблоко. Какая жалкая смерть!

Он поднял голову. Солнце кололо в лицо, его лучи были подобны кинжалам. Мандред перевернулся на бок. Взгляд его скользнул к горизонту. Ничего, пустыня бесконечна. Только белые скалы и желтый песок.