В руках врага - Дэвид Вебер

Пару секунд ничего не происходило, а потом охранник грубо схватил ее за плечи и сильным рывком повернул к себе. Это неожиданное, стремительное движение должно было ошеломить и дезориентировать ее, но Хонор отреагировала так, как реагировала на многие атаки в тренировочном зале. Она расслабилась, и ожидавший пассивного сопротивления Тиммонс потерял равновесие. Чтобы не упасть от силы собственного рывка, ему пришлось уцепиться за плечи пленницы. Охранник выругался, а она слегка скривила уголки губ в некоем подобии улыбки. Конечно, успех был крохотным, однако она знала, что в сражении, где конечное торжество все равно невозможно, каждая, даже самая маленькая победа имеет огромное значение.

Оказавшись лицом к лицу со своим тюремщиком, Хонор невольно присмотрелась к нему, хотя внешность его должна была быть ей безразлична. Широкоплечий, лишь на пару сантиметров уступавший ей ростом мужчина, чье лицо не лишено грубой привлекательности. Его мундир со знаками отличия старшего лейтенанта морской пехоты (видимо, тот же чин он имел и в БГБ) был отутюжен и безупречно подогнан, волосы аккуратно подстрижены, улыбка демонстрировала крепкие и ровные белые зубы, однако безукоризненный облик являлся лишь маской, скрывавшей нечто совсем иное.

Несмотря на весь свой самоконтроль, Хонор, поняв, в чем дело и почему тайное стало для нее явным, изумленно моргнула. Тиммонс казался облитым гниющей кровью: собственно говоря, так оно и было, только не в физическом смысле. Такой виделась ей его омерзительная аура, и ноздри ее затрепетали, когда стало ясно, что, даже будучи разлученной с Нимицем и почти не ощущая его боль, она не утратила способность улавливать чужие эмоции.

Ничего подобного с ней раньше не случалось. Или ей казалось, что не случалось. На самом деле Хонор не могла судить об этом с уверенностью, ибо до сих пор просто не пыталась прислушиваться к чужим чувствам в тех редких случаях, когда расставалась с Нимицем. Сейчас ей трудно было сказать, воспринимала она эмоции надзирателя через кота, чье присутствие едва ощущала, или же сама по себе.

Этот вопрос на миг вывел ее из кокона безучастного спокойствия, но Тиммонс ничего не заметил. Он занялся полученными от де Сангро материалами и минут пять внимательно просматривал их. Потом он оторвался от экрана, поднял глаза, и при виде его белозубой улыбки пленницу едва не пробрала дрожь. Фауна Сфинкса обладала иммунитетом к болезням Старой Земли, однако если бы гексапума подхватила бешенство, ее оскал выглядел бы именно так.

– Ребята! – воскликнул он, – пленница-то у нас непростая. Это Хонор Харрингтон. Небось, слышали про такую?

Ответом ему стало глумливое ржание, и он тоже хихикнул.

– Вижу, наслышаны. Конечно, она заметная персона. Правда, говорят, что бедную малютку отвезут в «Харон» да там и шлепнут. Какая жалость!

Тошнотворная аура охранника усилилась, и Хонор замутило, однако она совладала с собой и продолжала, внешне невозмутимо, смотреть не на него, а сквозь него. Ему это не понравилось. Хонор ощутила злобную ярость и жажду насилия, более сильную, чем даже садистские побуждения де Сангро, и поняла, что отсутствие какого-либо отклика с ее стороны приводит его в бешенство. Это было опасно; впрочем, опасностью могло обернуться любое ее действие – равно как и бездействие.

Хонор ждала, когда его ярость выплеснется наружу, но этого не произошло. Ее тревога усилилась, ибо она поняла, что внешне улыбчивый и невозмутимый Тиммонс упивается клокочущей в нем яростью. Злоба и жестокость были для него своего рода наркотиком, придававшим жизни особый вкус, а отказ от немедленного удовлетворения звериных инстинктов придавал его садизму оттенок утонченности, словно ожидание и предвкушение обещали сделать наслаждение еще более острым.

– Туда же направляется и куча ее приятелей, – продолжил он обманчиво веселым, непринужденным тоном. – Только они считаются военнопленными и будут размещены на палубе. А этой красотке придется париться внизу, в трюме. Жалко бедняжку до слез, верно?

Остальные снова загоготали, и Хонор задумалась, является ли это частью задуманного плана психологической обработки – либо же Тиммонс просто забавляется, красуясь перед своими подчиненными. Впрочем, с точки зрения практических последствий особой разницы для нее не было.

– А как вышло, что те ребята военные, а она вроде как нет? – полюбопытствовал охранник с капральским шевроном. – Форма-то на всех на них одинаковая.

– Форму, дурень ты этакий, всякий может напялить, – с видом безграничного терпения пояснил Тиммонс – Но согласно вот этим материалам… – он помахал электронным журналом, – наша с вами подопечная не просто враг народа, а убийца массы ни в чем не повинных мирных людей. Иными словами, она у нас уголовная преступница, а на уголовников, чтобы вы знали, Денебские соглашения не распространяются. Скажу проще, все эти дерьмовые статьи насчет «гуманности» и прочего вздора к нашему случаю отношения не имеют.

– Ага, стало быть, можно позабавиться, – ухмыльнулся капрал.

– Ну и шалун же ты, Хэйман, – отечески укорил его командир. – Разве так можно? Я поражен тем, что кто-то из моих подчиненных допустил мысль о вольном обращении с арестованной. Может, она и не военнопленная, но во всем должен быть порядок. Ясно?

– Так точно, сэр, – буркнул Хэйман. – Только что же нам теперь, любоваться на нее или как?

– Тут ведь какое дело, – рассудительно отозвался Тиммонс. – Может статься, что ей наскучит сидеть здесь одной-одинешенькой. Ну а если взрослые люди по доброму согласию сведут компанию…

Он пожал плечами, и Хонор едва не захлестнула волна его жестокого предвкушения.

– Но пока, – продолжил Тиммонс уже не столь игривым тоном, – надо будет подвергнуть ее предварительной обработке. Займешься этим ты, Бергрен. Держи.

Он вручил электронный блокнот приземистому, крепко сколоченному сержанту.

– Тут сказано, что у нее искусственный глаз, а ты знаешь, какие у нас правила насчет имплантантов. Кликнешь Уэйда, чтобы отключил его, а не получится, придется вызвать хирурга.

– Будет исполнено, сэр. А как насчет остального?

– Она уголовница, а не почетный гость, так что все остальное строго по регламенту. Полный обыск с просвечиванием, стрижка, гигиенический контроль – процедуру ты знаешь. И вот что, поскольку гражданка член Комитета хочет, чтобы она непременно дотянула до места назначения, нужно обеспечить постоянный пригляд на случай попытки самоубийства. Мне вообще кажется, – он одарил Хонор ослепительной улыбкой, – что нам следует проявить к ней особое внимание. Думаю, не помешает подвергать ее обыску, полному обыску, если ты меня понимаешь, всякий раз, когда будет открываться ее камера. Включая те случаи, когда ее будут кормить.

– Есть, сэр. Прямо сейчас этим и займусь, – заверил Бергрен и ухватил Хонор за ворот мундира. – Пошевеливайся, вошь камерная!

Поскольку ростом сержант значительно уступал Хонор, ей пришлось идти на полусогнутых. Это было унизительно, однако она знала, что худшее еще впереди.

– Минуточку, Бергрен, – окликнул его Тиммонс. Сержант повернулся лицом к командиру, развернув заодно и Хонор. Он не выпустил пленницу и не дал ей выпрямиться, а офицер, взяв пальцами за подбородок, резко поднял ее лицо вверх. И опять ему не удалось застать свою жертву врасплох: она мягко поддалась, и Тиммонс, рассчитывавший встретить и преодолеть бесполезную попытку сопротивления, снова испытал разочарование.

– Слушай меня, вошь камерная, – сказал он, продолжая держать ее за подбородок. – К нам сюда частенько попадали умники, которые, вообразив, будто им уже нечего терять, начинали плохо себя вести. Тут в сопроводиловке сказано, что ты родом с планеты, где высокая гравитация. А еще там сказано, что ты большая ловкачка по части мордобоя. А поскольку тебе известно, что тебя велено доставить в пункт назначения без поломок, и мы не можем взгреть тебя как следует, не огорчив гражданку члена Комитета, тебе может прийти в голову малость повыпендриваться. Так вот, имей в виду, у нас тут на корабле два-три десятка твоих приятелей, и любая твоя попытка доставить неприятности нам аукнется неприятностями кому-нибудь из них.

Снова улыбнувшись, он дернул ее за подбородок и кивнул Бергрену.

– Забирай ее. Что делать, ты знаешь.

– Ну как, можешь ты ему помочь?

Фриц Монтойя, осматривавший лежавшего перед ним на койке древесного кота, поднял голову. Он, МакКеон, Веницелос, Лафолле и Энсон Летридж как старшие офицеры занимали большую, но неуютную и скудно обставленную каюту – скорее всего, освобожденный грузовой отсек, куда поставили полдюжины коек. Комфортом и не пахло, однако приходилось радоваться и тому, что имелась свободная койка для Нимица. Грудная клетка кота почти не шевелилась, зрачки не реагировали на свет, но хотя само по себе бессознательное состояние не являлось хорошим признаком, оно позволяло Монтойе заняться своим необычным пациентом, не опасаясь причинить ему боль.