Девица Ноvодворская. Последняя весталка революции - Евгений Додолев

В общем, я мог бы еще много написать, но зачем? Что тут говорить. Эта огромная потеря и огромное горе. Я плачу. До свидания, дорогая Валерия Ильинична. Я никогда не разделял ваших взглядов, совсем не разделял. Но я хочу прожить свою жизнь так, чтобы быть хоть сколько-нибудь достойным вас. Чтобы когда мы встретились снова, мне было бы не стыдно поздороваться с вами. Ну и вы тоже не подведите. У вас же будут с собой конфеты и пироги, правда?

Я люблю вас. Очень.

До свидания.

Юрий Шумило, кинематографист:

Ушла мятежная Баба Лера. Дикая оппозиционная фурия и тончайший литератор, обладательница литературоведческого дара. Последние годы вокруг крутился «мужчина ее жизни» Боровой — интеллектуальный альфонс. А у Бабы Леры не было персонального общечеловеческого счастья, и она сама себе выдумала симулякр этого счастья — борьбу, бессмысленную и беспощадную. И боролась, вооружившись общечеловеческим мороком. Понимала ли она про свой политический идиотизм? Иногда кажется, что понимала, иногда — что происходило все вне ее личностного осмысления. Мне не жаль Новодворскую: жалеть ушедших вообще глупо — им все равно, а мы тут себе выдумываем. Но мне будет не хватать ее колонок о литературе и литераторах, да и уровень оппозиционного безумия без нее потускнеет. Покойся с миром, заблудшая душа.

Андрей Архангельский, журналист:

Видел ее в последний раз на Марше мира в марте. В России человек, который в общем-то занимается совершенно по нынешним временам обычным делом — правозащитой, — считается сумасшедшим, и судьба философа Чаадаева в этом смысле была символической. В отношении Новодворской это все было концентрированно — так к ней и относились и враги, и, что характерно, «свои». Эти «свои» — люди в целом даже приличные, но желающие «не выходить за рамки», они радостно гоготали при упоминании: «А… ну она же того…», и это довольно подлая вещь. Слишком страшно признаться себе, что она как раз норма человеческого самостояния, а не ты. Ты — приспособленец, идущий на компромиссы, ты «договорился» со своим начальником, хотя, конечно, ты «против Путина», но тебе нужно выплачивать кредит. Поэтому ты, конечно, лучше, чем нашисты, но ты, конечно, в подметки не годишься таким, как она. Человек, который всю жизнь боролся и который ни разу не боялся; человек, который заплатил за это личной неустроенностью, одиночеством и пр. Смех над такими людьми — это просто естественная психологическая защита от чего-то более сильного, такого сильного, что ты даже не рискуешь себя сравнить с этим. Поставить рядом. Какой редкий тип. Как редко такие люди появляются и живут здесь, служат своим убеждениям всю жизнь, а не только «по молодости». Тут еще один момент: она ведь не повзрослела — в каком-то современном русском смысле. Не успокоилась до самой смерти. И это нам тоже смешно, хотя на самом деле круче этого ничего нет — оставаться бескомпромиссным, как в юности, всю жизнь. Это по нашим представлениям «смешно» — настолько в общественном сознании высмеивается любая моральная стойкость, любая верность принципам и себе. Сохранить себя — это лозунг диссидентов 60–70-х: «Мы боролись за себя».

На самом деле она — счастливейший человек. До конца жизни наводила ужас на всю беспринципную сволочь, на идеологических противников и соратников, на любую власть, на всех этих соглашателей, на всех этих неборцов. До последнего дня. Какое счастье, какая цельность. Какая победа.

Владимир Соловьев, ТВ-ведущий:

Умерла Валерия Ильинична Новодворская. Можно было и не принимать ее взгляды, но этот человек, прошедший тюрьмы, вызывал уважение верностью своим идеалам.

Екатерина Кладо, киновед:

Интересно, какие компенсации действуют у людей, которые восхищаются «мужеством, несгибаемостью и бескорыстием» без привязки к тому, к чему эти проявления были неизбежно привязаны, к борьбе за какое «за это»? И какой дефицит этих качеств внутри или снаружи приводит их к восхищению?

И чем их не устраивает Дзержинский? Там бескорыстных и мужественных вообще было поначалу более чем достаточно. С вполне людоедскими взглядами на реальность.

…Чем оплачены слова, неважно совершенно. На зонах и в психушках всегда было немало и несущих дрянь и ахинею, при этом оплачивающих это нешуточными страданиями. Дрянь и ахинея от этого ничем иным не становятся. А страдания, конечно, вызывают сочувствие. Сами по себе. А теперь, оказывается, надо еще и абстрагироваться от высказываний в зависимости от уровня травмированности. Причем непонятно, то ли абстрагироваться, то ли, наоборот, относиться серьезно, так как сломали руку — оплатил. Ерунда какая-то получается. Мне ближе априори серьезно относиться к высказываниям и взглядам взрослого человека.

Олег Дружбинский:

К слову, о Новодворской.

Шендерович в телеэфире как-то раз не очень красиво пошутил насчет ее неженственности. Типа, в России произошел коммунистический переворот, и Валерия Новодворская сбежала из страны, переодевшись в женское платье.

Так Валерия Ильинична дозвонилась к нему в эфир и заявила, что устав партии Демократический Союз, которую она возглавляет, строжайшим образом запрещает эмиграцию! И что она никогда не сбежит!

Таких, как она, уже не делают, и скоро совсем никого не будет. Земля ей пухом.

Michail Gosman, резидент Вены:

Какие у нее на фиг идеалы!?!?!! Одна ненависть ко всему российскому и поглубже пресмыкнуться перед американцами… Даже тут, живя на Западе, поражался всегда ее наглости и лживому «правдолюбию». Ненависть…. ей бы в руки пистолет — патронов бы не хватило на всех.

Иван Аброскин:

Извините, человека, которого тошнило от слова «русский», даже обсуждать не хочу. В эфире НТВ в октябре 1993-го она аж прыгала от ярости с требованием «перестрелять это быдло», имея в виду мирных людей с плакатами, которых и расстреляли у Останкино.

Айдер Муждабаев, заместитель главреда «МК»:

Смерть Валерии Ильиничны Новодворской, русского гражданина и мыслителя, — это большая потеря для России, хотя дураки могут этого не понимать, да и черт с ними. А для меня это личное горе.

В юности я много слышал о ней, а лет в восемнадцать случайно купил ее автобиографическую книжку «По ту сторону отчаяния» — и влюбился в ту девочку, разбросавшую в самый разгар советской власти листовки с антисоветскими стихами.

Лера не бежала, сдалась милиции и спокойно пошла за это в тюрьму. Валерия Ильинична никогда ни от кого не бежала, всегда говорила правду и спокойно шла в тюрьму.