Отмщение - Кэролайн Хаддад

— Ты уже забыла, как умоляла меня помочь тебе вылечиться? Я с такими трудами устроила тебя в эту клинику! — раздраженно принялась ее отчитывать Одель. — Помнишь, как ты говорила, что тебе необходимо вылечиться от наркотиков, потому что Томми поставил тебя во главе Фонда Исправления Человечества? Ты забыла о своей ответственности?!

— Ну, это было давно, — невинно ответила Труди.

— Давно?!

— Я тогда не знала, как трудно жить без наркотиков.

Одель пристально посмотрела в бледное лицо Труди, в ее печальные глаза, на ее старый застиранный спортивный костюм и укоризненно покачала головой. Неужели можно так сильно привыкнуть к наркотикам? Когда врачи посоветовали Одель не злоупотреблять кофеином, она сразу бросила пить кофе по утрам. С тех пор она ни одной чашки не выпила. Почему Труди не может отделаться от наркотиков так же легко? Из-за наркотиков она потеряла все самое дорогое: любовь и детей. Потеряла и способность соображать как следует. И после всего этого Труди опять хочет вернуться к тому, что разрушило всю ее жизнь? Почему?

— Труди, ну зачем, зачем тебе наркотики?

— Я без них не могу, без них жизнь слишком скучная. Слишком спокойная, пресная, что ли. Тоска страшная.

Слишком спокойная?! Что за бред! Одель этого не понять. Она, наоборот, хотела бы хоть немного пожить тихо, спокойно, но откуда-то вечно приходят напасти, на жизненном горизонте вечно сверкают молнии, угрожая безмятежному благополучию. Одель взяла Труди за руку и подвела к окну.

— Смотри.

— Куда смотреть? — не поняла Труди.

— Посмотри на тот дуб. Видишь? Ему лет сто, не меньше, а он переживет и нас с тобой. Полюбуйся на траву, прислушайся, как она растет. Растет так быстро, что ее приходится косить каждую неделю. Посмотри на небо, на облака — откуда они пришли, из каких дальних краев, что на своем пути видели? Посмотри на тех людей, как они играют в футбол. Задумайся, какое совершенное у людей тело — они просто играют, ни о чем другом не думая, а их сердца сами бьются в подходящем ритме, пот выделяется ровно настолько, чтобы температура тела поддерживалась постоянной. Разве все это не чудеса? Разве окружающий тебя мир скучен?

— А у тебя неплохо получается, — искоса глянула на подругу Труди. — Ты, случайно, не пишешь стихи?

Одель обалдела — раньше в голосе Труди ей не доводилось слышать сарказма. Может быть, бедняжка Труди действительно не может жить без наркотиков?

— Понятно. — Одель отошла от окна с чудесами. — Ты не хочешь лечиться. В клинике это уже все поняли. Напрасно они ради тебя старались. Собирай свои манатки сегодня же и выметайся отсюда. На твое место найдутся сотни желающих. Езжай обратно в Нью-Мексико и снова живи в постоянном дурмане. Вот так, Труди.

— Чего ты злишься, Одель? Что плохого я тебе сделала?

— Ничего. Просто я сдуру поверила, что ты и в самом деле хочешь исправиться, хочешь начать жизнь с начала. Сколько тебе лет? Тридцать? Тридцать два? Труди, ты можешь еще выйти замуж, можешь рожать детей. Но тебе, как видно, начхать на все это. Больше я тебе помогать не буду. Но прежде, чем ты вернешься к своему дурману, я должна сообщить тебе кое-что важное.

— Выкладывай. — Труди состроила обиженную физиономию, как у маленькой девочки, и сложила на груди руки.

— Что ты делала в Лос-Анджелесе в ту неделю, когда убили Томми Паттерсона?

— Чего?

— Не придуривайся, Труди. Грэйс узнала от Киттен Фэрлей, что детектив Моррис… Помнишь его? Он был на хасиенде после похорон Томми? Так вот, детектив Моррис уже знает, что ты была в Лос-Анджелесе на выставке художественных ремесел как раз в ту неделю, когда был убит Томми. — Одель внимательно следила за выражением лица Труди, за ее глазами. Если правду говорят, что глаза человека — это зеркало его души, то значит, душа у Труди была в этот момент туманна и непроницаема. — Ты помнишь хоть что-нибудь? — в отчаянии воскликнула Одель.

— Я помню, что жила в Таосе.

— Пойми, сейчас я говорю о Лос-Анджелесе, — пыталась ей втолковать Одель.

Труди задумалась.

— Помню, — наконец сказала она, — что они собирали экспонаты для выставки, они должны были выставляться на Юго-Западе, а потом на Западном побережье. Кажется, это называлось Выставкой художественных промыслов коренных жителей Юго-Запада Америки. Я тоже хотела отдать туда свои изделия, они очень хорошие. Честно, их покупают. Но мне сказали, что я не могу принять участие в выставке, потому что я не коренной житель Америки. Как будто я не коренная! Что такое коренной житель? Я прожила в Америке целых три жизни, и в одной из них была Возносящейся Шурфут, индейской принцессой. А Ист-Диабло, разве это не Юго-Запад? Это же западный Техас, самый что ни на есть Юго-Запад. В конце концов они приняли мои работы. А что было потом, я не помню. Кажется, мы путешествовали и всюду показывали наши изделия. Помню, однажды мы приехали в громадный, отвратительный город. Может быть, это и был Лос-Анджелес?

— Похоже на то.

— Там был Томми! — У Труди заблестели глаза.

— Ты встречалась там с Томми?

— Кажется, да.

— Что значит «кажется»?! — заорала Одель.

— Я попробую вспомнить, Одель, — виновато сказала Труди, малость перетрусив. — Кажется, ко мне прилетала его аура. Наши с ним ауры всегда сильно переплетались.

— Господи, дай мне терпение! — взмолилась Одель. — Так встречалась ты с Томми там или нет?

— Кажется, он появлялся несколько раз. Он то возникал у меня перед глазами, то исчезал куда-то.

— Значит, ты встречалась с ним, когда не слишком была задурманена наркотиками? Так, что ли?

— Не совсем так, Одель. Это были не обычные встречи, это было так обалденно, так здорово.

— Ну ты даешь! Ты даже не помнишь, встречалась ты со своим бывшим мужем или видела только его ауру? А ты случайно не помнишь, как ты убила его?

— Как я могла убить Томми? Я же любила его.

— Может быть, ты случайно столкнула его с обрыва?

— У меня до сих пор перед глазами стоит эта картина, как он падает, а в глазах у него боль и удивление. Да, удивление оттого, что он видит этот мир в последний раз.

— О Господи! — Одель вскочила, стукнула себя кулаком по бедру. — Ты же убила его!

— Нет, мне кажется, я не убивала.

— Тебе кажется!

— Наши души соединились в момент его смерти.

— Временное умопомрачение, невменяемое состояние, вызванное наркотиками. Может быть, это смягчит твою вину? Труди, тебе нужен адвокат. Обязательно.

— Ты уверена? — спокойно спросила Труди с невинным выражением ясных глаз.

— Понимаешь, Труди, тебя могут обвинить в убийстве. Конечно, все мы порой так злились на Томми, что готовы были убить его. Но одно дело — хотеть убить, и совсем другое…