Весь Роберт Шекли в двух томах. Том 1. Рассказы и повести - Роберт Шекли
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Марк слишком страстен, чтобы быть хорошим политиком, — сказал Цицерон. — И всё же — кого вы выбрали третьим? До меня дошли слухи, что Фридрих Великий тоже тут вместе с нами. Вы, наверное, ещё не знаете, Цезарь, но мне рассказывали, что он был величайшим правителем в своё время.
Цезарь покачал головой:
— Не знаю и знать не хочу. Зачем нам чужаки в триумвирате? Третьим, Марк, будешь ты.
— Я? Править призрачной империей вместе с вами? Цезарь, я польщён. Правда, моих скудных способностей едва ли хватит…
— Перестань, Марк. Ты прекрасный теоретик и знаешь это. Мне нужны твой ум и твоя утончённость. Ты поможешь мне удерживать Сикиса в рамках. Здесь таятся огромные возможности, Марк, и я уже вижу многие из них.
— Тогда быть посему, — подвёл итог обсуждению Цицерон.
Они заключили друг друга в тёплые дружеские объятия. И Цицерон подумал, что здесь и впрямь наступает интересная эпоха. Порывистый Антоний, негодующая Клеопатра…
— Да, — сказал он, — совсем как в старые добрые времена.
Старые добрые времена
Simul City — Цикл: Time Gate, Dangerous Interfaces 1990/10; перевод: Белла Михайловна Жужунава (вариант)
— Марк Туллий! Вы не спите?
Цицерон внезапно проснулся и сел. Михаил Бакунин, крупный и одновременно хрупкий на вид человек в чёрном пальто и чёрной шляпе, стоял неподалёку от его постели. Цицерона его появление слегка напугало, но не удивило. Со временем он привык к несколько театральным появлениям и исчезновениям Бакунина. Он всегда был рад видеть его.
Бакунин, который среди двойников фактически был единственным путешественником, время от времени наталкивался на полезную информацию. Придерживаясь своих анархистских принципов, он отказывался сотрудничать с другими и относился с презрением к их сборищам и к самому их обществу. И всё же пролетариат, обитающий в реальном мире за пределами компьютера, пусть даже на современный лад несравненно более просвещённый, чем прежде, он ненавидел гораздо больше.
— Приветствую вас, Михаил, — сказал Цицерон. — Где вы пропадали всё это время? Нашли друзей и гостили у них?
— Конечно, нет! — В голосе Бакунина отчётливо послышались презрительные нотки.
Бакунин никогда не гостил у других двойников. Научившись проникать в систему, он постепенно изучил электронные пути нового мира, в котором теперь обитал. Путешествовал свободно, куда вздумается, пользуясь личной картой доступа, позволявшей перемещаться по всей системе и её ответвлениям. Инженеры оказались не в состоянии помешать ему. На данный момент он был единственным, кто мог передвигаться внутри системы совершенно свободно и знал о ней то, чего не знал никто.
Бакунин держался от всех в стороне, рьяно защищая свои секреты. Шнырял туда и обратно, ловя каждую крупицу сведений о мире за пределами компьютера. Он всегда был подозрительным человеком, и смерть не сделала его более доверчивым. Он поддерживал отношения с Цицероном, первым двойником, которого встретил, когда инженеры оживили его. Через Цицерона познакомился с Макиавелли. Хотя два эти человека по своим политическим убеждениям были прямой противоположностью друг другу, им каким-то образом удавалось ладить.
Бакунин овладел многими секретами Мира Двойников и знал все кратчайшие пути, неизвестные даже инженерам. Инженеры пытались помешать ему, но Бакунин оказался слишком ловок для них. Бродил по ночам — имеется в виду ночь во внешнем мире, когда работало меньше инженеров, да и те были не слишком настороже. Типичный анархист, озлобленный и не доверяющий никому.
Другие обитатели Мира Двойников не интересовались его секретами. Они не хотели проникать в систему, не хотели покидать привычные и безопасные места, не хотели вносить в свою жизнь трудности, с которыми приходилось сталкиваться Бакунину. Однажды он взял кое-кого из них в очередное путешествие. Им не понравились мертвенный свет, уходящие вниз виртуальные коридоры, неожиданные головокружительные подъёмы и спуски. Путешествие рождало у двойников клаустрофобию и страх. Они предпочитали оставаться дома, в тех местах, которые были смоделированы специально для каждого из них и походили на то, что им было хорошо известно.
— Происходит что-то странное, — сказал Бакунин. — Полагаю, вам следует знать об этом.
— Присядьте. Вы замёрзли. Я сейчас разожгу огонь.
Хотя двойники теоретически были нечувствительны к холоду и жаре, они каким-то образом ощущали разницу между ними. Это ставило в тупик учёных, которые утверждали, что двойники не в состоянии ничего чувствовать, не имея ни нервов, ни рецепторов, ни центров боли и удовольствия — всего того, без чего невозможна передача ощущений.
В некотором, ограниченном смысле учёные были правы, но на эмпирическом уровне ошибались. Спустя некоторое время двойники начинали испытывать все те ощущения, что и при жизни. Привычка реагировать на внешние раздражители оказалась сильнее их нынешней фактической неспособности воспринимать эти раздражители. Поначалу всеми овладевала сводящая с ума бесчувственность, но это постепенно проходило, и ощущения восстанавливались.
— Неплохо, — промолвил Бакунин, грея руки над огнём и с благодарностью принимая чашку кофе. — Я лишён всего этого во время своих прогулок.
— Там, куда вы ходите, нет ни еды, ни питья?
— Как правило, нет. У меня хотели бы отбить охоту путешествовать и поэтому только чинят препятствия. Конечно, я не нуждаюсь в питании как таковом. Никто из нас не нуждается. Мы — призрачные подобия живых людей и едим призрачное подобие той пищи, которая знакома нам с прежних времён. Это всё имеет исключительно психологическое значение. И всё же стоит мне забраться подальше, я чувствую голод. Или просто так кажется.
— Быть голодным призраком… — задумчиво произнёс Цицерон. — Мне это не нравится.
— Иногда, — продолжал Бакунин, — я
