Ленинград-43 - Влад Савин

По идее, он должен ноги уносить — кому охота задохнуться в дыму или сгореть? Однако и нам надо быстрее, самодельные респираторы из марли и ваты долго не выдержат, а дым все больше. Если он сейчас не выскочит, придется самим вламываться, и вряд ли фриц обучен работать в темной комнате «на слух», а расположение номера мы изучили, побывав в таком же двумя этажами ниже, да и ПНВ, это такой бонус! Но графиня нужна живой, она свидетель для влюбленного генерала, который вряд ли после такого проникнется любовью к немцам. Дверь открывается, мелькает свет фонарика. И появляется третий гестаповец, таща за руку женщину. Хотя мог бы ее пристрелить, или оставить в номере — но видно, не получил приказа, и сам не сообразил, что с ней делать. Так и умер, не успев нас заметить. Дама визжит, ну это не страшно, по всему отелю крики слышны, но вот если она сейчас еще в обморок грохнется, придется тащить, килограмм шестьдесят!

— Тихо! — говорю ей, хватая сзади и зажимая рот — мы друзья, а те, кто к вам приходил, мертвы. Сейчас мы быстро спустимся на улицу и там вы встретите генерала. Если можете идти сами, то кивните.

Говорю по-английски. Как мне Ласло объяснил, тут в Будапеште на первом месте по популярности (и ожиданиям) британцы, на втором русские, и на последнем немцы. Может она нас за англичан и примет? Так с нас не убудет.

Она кивает. Быстро рассматриваю ее фигуру в обтягивающем платье — нет не ради «этого самого», просто у нетренированного человека после такого могут быть самые неадекватные поступки, а мне получить сзади по башке или чем-то острым в организм не хочется. Но негде ей спрятать хоть какое-то оружие, да и немцы наверняка позаботились — так что быстро на выход. Эвакуируемся из горящего здания (Рябой с Финном успевают еще прихватить наши вещи из номера, ну не все конечно, а специфическое наше, часть барахла можно и оставить)! Ну а когда полиция с пожарными во всем разберутся, и включат свет, и найдут дохлых немцев, мы будем уже далеко.

На нижнем этаже и в холле столпотворение. Смотрю на часы — от начала действия прошло всего шесть минут.

— Отпустите, я могу идти сама — говорит графиня — кто вы?

— Друзья — отвечаю — и сейчас мы уйдем. А вы скажете генералу, чтобы он был осторожным. Немцы хотели добраться до него, а вы не больше чем средство, которое после ликвидировали бы за ненадобностью. Удачи!

Ввинчиваемся в толпу, уже как бы порознь. Но высматриваем, не проявит ли кто-то интереса к графине, вдруг немцев еще кто-то на улице ждал? Вроде не должны, они же собирались вместе с генералом ехать, но все же? Но никто никаких активных действий не предпринял.

А после подъехала машина, и была сцена бросания на шею, после чего дама, генерал и оба его охранника оглядывались, рассматривая толпу погорельцев. Но мы уже исчезали по-английски, не попрощавшись. Поскольку по плану, акция против адмирала Харди была в эту же ночь. И возможно, второй четверке потребуется помощь.

Ну а после, выход Босса, на сцене сам Скорцени! Это ж мне придется против самого главного немецкого диверсанта играть? Хотя в нашей истории он непосредственно в драку не лез, сидел на площади в своем «оппель-адмирале», держал все под контролем. А Хорти-младшего выносили, завернутого в ковер — как было показано в хорошем советском фильме «Солдаты свободы».

То место действия мы изучили. У моста Елизаветы, восточный (Пештский) берег. Площадь с кольцом трамваев, вокруг плотная застройка, как в старом Петербурге, те же доходные дома с дворами-колодцами, узкие улочки, зелени нет. В круглой часовне — статуя императрицы Елизаветы, (жены императора Франца-Иосифа, которую убил революционер-анархист) — в нашем 2012 этот памятник стоял по другую сторону моста, у подножия горы Геллерт, на которой встанет другой памятник, советским воинам-освободителям. Гору мы тоже осматривали, любопытствующим «шведам» простительно, благо Ласло с нами и гидов-переводчиков послал, молодого парня по имени Пал, по нашему Павел, и с ним была девушка Мария (на венгерку не похожа, разве они светловолосые бывают?). Кто мы, эти двое не знали, хотя подозреваю, что принимали нас за англичан. У нас же была мысль на горе снайпера посадить, чтобы через Дунай стрелял, но по виду на месте отказались. И дистанция все же великовата, тут тяжелая «фузея» нужна для гарантии, и не факт что Скорцени на самой площади встанет, а не в переулке, отсюда не видном. Это место считалось основным — но на всякий случай, после посетили и пару других перспективных адресов.

Успеем к второму акту спектакля? Или Влад, Валька, Мазур и Скунс сами разберутся?

Берлин, Главное Управление Имперской Безопасности, кабинет Рейхсфюрера СС. 14 января 1944

— Ну, зачем я тебе на этот раз потребовался, Генрих? Что ты так срочно сдернул меня из Марселя? Или решил, что достаточно мне препираться с «мясником» Достлером, черт бы его побрал?

— Руди, во Франции нам нужны немедленный результат. И просто нет времени на сложные и долгие игры.

— Ну, если результатом будет всеобщий бунт, который придется долго и нудно подавлять. А ничего другого мы не получим, я уверен!

— Что, неужели так все запущено? Я читал доклады — но твое впечатление, от увиденного своими глазами?

— А что сказать, Генрих? Кроме очевидного факта, что если арестовать половину населения, это всего лишь пятьдесят процентов вероятности, что будут пойманы истинные преступники. Представь кусок мяса, в котором завелась гниль. И вместо того, чтобы найти, локализовать и аккуратно вырезать гнилые места, пусть даже с примесью близлежащего здорового, мы с размаху бьем по всему куску, так что во все стороны летят брызги. Что-то конечно отлетает прочь — но еще больше гнили под нашим давлением расползается, заражая и то, что изначально было здоровым. Стараниями Достлера, с одной стороны, любого француза могут арестовать даже за произнесенную во всеуслышание жалобу на плохую погоду, это может быть воспринято как намек — не смейся, Генрих, сам наблюдал такой случай! А уж хватать «превентивно» членов семей тех, кто работает на нас, чтобы «не помышляли изменить», это просто идиотизм! С другой стороны, действительно опасные субъекты тонут в море арестованных за самые мелкие прегрешения, и никто не занят их выявлением! Как никто не ищет и следов преступной связи, организации, заговора — сплошь и рядом хватают первых попавшихся под руку и побоями выбивают у них признание, и все довольны, статистика впечатляет — вот только к борьбе с действительно опасным врагом, разведывательно-диверсионными сетями британцев и голлистов, это не имеет никакого отношения. Если не удается зацепить «головку» сети, ее командный состав — но эти-то как раз обычно оказываются внешне самыми благонадежными, с безупречной анкетой, не замеченные ни в чем! Зато ненависть и озлобление французов нашей политикой приводит к тому, что у упомянутых главарей нет недостатка в человеческом материале.

— Значит, в бандитские организации легко засылать своих людей. И зная тебя, Руди, я не поверю, что ты этим не занимался.

— А как по-твоему я сумел вытянуть и выловить три таких шпионских сети? Целых три — в одном лишь Марселе, а сколько еще осталось? Но большую часть времени мне пришлось ругаться с армейцами, отбивая у них своих завербованных людей! Мне лично приходилось заниматься тем, чем должны бы мои подчиненные — сейчас очевидно, что «реорганизация» аппарата гестапо была ошибкой, наши представители при французских органах на местах, это совершенно не то, что полноценный местный отдел! Теперь, когда оказалось, что французам нельзя доверять, нашу работу возложили на армейские части, не имеющие никакого опыта в этой сфере! В их понимании, ловить шпионов и диверсантов — это облавой похватать как можно больше народа. А Достлер убежден, что идеальный орднунг, это когда на оккупированной территории вообще нет чужого населения не под надзором и без конвоя. Да, и какой идиот додумался привлечь к полицейской службе арабов?

— Ну а что нам еще делать с «подарком» от Исмет-паши? Если турки еще годны к неквалифицированной работе на заводах, то арабы, которых очень много в последних партиях живого товара, это откровенная шваль. Понимаю, что проще всех их отправить в газенваген — но жалко же того, что мы за них туркам заплатили? И если у них хорошо получается лишь грабить и мародерствовать, так отчего не выдать им хотя бы дубинки и не отправить на патрулирование? Конечно, под командой нашего ефрейтора.

— Я видел эти патрули на улицах Марселя. Наш жандарм, за ним полдюжины этих, человекоподобных. В их тупые головы с великим трудом вбили простейшие команды — но больше они не понимают абсолютно ничего. Считается, что они должны хватать и бить любого, на кого укажет старший патруля — даже проверять документы они не могут, по причине неграмотности. В реальности же был случай, когда некто, чьи бумаги вызвали подозрения, вынул пистолет и застрелил старшего — а эти скоты, вместо того, чтобы схватить злоумышленника, разбежались! А еще они охотно грабят всех, в свободное от службы время — убежденные, что человек при власти легко может взять в лавке понравившийся ему товар и не заплатить — как это действует на правопорядок, легко понять! Французы впрочем, отвечают им полной взаимностью — этих недочеловеков поодиночке давят и режут в подворотнях, как крыс, так что они теперь решаются выходить из казармы только толпой. Идут по улице, хватают все что плохо лежит, бьют стекла и витрины, лапают женщин — а перед ними все разбегаются в переулки. По большому счету, мне плевать на собственность французов и честь их мадмуазель — но орднунг от такого летит ко всем чертям! А когда в обществе нет закона, бунтовать выходят все. В общем, мой доклад по Франции, что я успел там сделать и узнать, у тебя на столе — но ты же не за этим меня вызвал?