Золотая свирель - Ярослава Кузнецова

— Фу, Амаргин! Что здесь?

— Красильня. Зажми нос, чтобы не отвлекаться. Иди сюда.

Вся земля во дворе была залита жидкой бурой грязью. Пространства грязи в нескольких местах пересекали цепочки камней — наверное, чтобы по двору можно было передвигаться, не пачкая ног. Одна из таких цепочек вела прямиком к большому водяному насосу, пристроенному над колодцем.

— Залезай на камни, — велел Амаргин. — Вот так… зажми нос, смотри только под ноги. На счет "три" начинай двигаться вон в ту сторону. Все время смотри на камни, поняла?

— Зачем?

— За шкафом! Делай, что говорю, времени мало. — Он взялся за ворот насоса. — Поехали. И — раз!

Я встала на камень, подобрав одной рукой подол, а другой зажав ноздри. Заскрипел поворачиваемый ворот.

— Два!

Ворот заскрипел быстрее. Солнце масляно плавилось в лилово-черном киселе, от яркого света свербило в глазах.

— Два с половиной!

Чуть ощутимо дрогнула почва от ударившей из желоба водяной струи.

— Три! Пошла!

На жирный глянец грязи, крутя желтую пену и какие-то черные ошметки, наискосок налетела первая волна. Я двинулась вперед. Соседний камень оказался как раз на том расстоянии, чтобы достать его широким шагом.

— Четыре!

Четыре? Разве мы договаривались?..

Скрипел ворот, вода, хлещущая по земле, очистилась от пены. Смотреть на нее было еще труднее, чем на грязь — солнце дробилось тысячью алмазных игл, режущим глаз крошевом бликов. Я перешагнула дальше.

— Пять!

Стопами я ощущала напряжение камня, выдерживающего напор течения. Вода качалась, плескала, слепила глаза… Еще шаг.

— Шесть!

Розовая гранитная макушка была мокрой — предыдущая волна накрыла его с головой. Я поспешила перешагнуть на другой камень, однако он оказался заметно дальше соседа — пришлось прыгнуть.

— Семь!

Камень покачнулся, я тут же присела на корточки, вцепившись в него руками. Юбка немедленно свесилась в воду. Ворот скрипел пронзительно, отрывисто, будто плакал. Ну-ка, следующий шаг…

— Восемь!

В тени камней вода была зеленой. Ворот плакал, как чайка. Ветер…

— Девять!

Я сделала еще один шаг и поняла, что вода осталась позади. Перед глазами были навалены гладкие, обкатанные прибоем глыбы. Еще дальше поднимался к небу гранитный бок огромной, похожей на парус скалы.

Над скалой кружили чайки.

За моей спиной цепочка камней соединяла правый берег Нержеля и Стеклянную Башню, мой маленький волшебный остров.

Глава 17

Малыш

Еще за моей спиной обнаружился Амаргин. Он хлопнул меня по плечу, подталкивая к едва заметной тропинке, огибающей скалу:

— Молодец. Чистенько прошла. Теперь открой грот.

Я испугалась:

— Как, сразу? Прямо сейчас?

— Поторопись, вода уходит. Давай вот отсюда открывай, с этого места.

— Как?

— Да как угодно. Как воображение подскажет.

Я положила ладони на отвесную каменную стену. Меж моих рук как раз проходила граница тени. Пурпурно-серый гранит, шершавый, бороздчатый, в белесой известковой патине, в чешуйках слюды, прохладный в тени и иссушающе-теплый под солнцем.

Камень!

Слепой, глухой, непроницаемый, неколебимый. Это же камень! Ну как сквозь него…

Поверх правой моей ладони легла бледная жилистая рука с коротко обрезанными ногтями.

— Да, — сказал Амаргин у меня над ухом. — Да. Камень слеп, глух и непроницаем. И ты с ним ничего не сделаешь. У тебя слишком мало сил, чтобы изменить его — да и стоит ли его изменять? Не легче ли изменить себя?

— Как? — пролепетала я.

Губы у меня едва шевелились. Я не могла оторвать глаз от крупитчатой поверхности гранита.

— Всего лишь немного раздвинув рамки своего восприятия. То, что видят твои глаза, не является истиной. Помнишь бабочек-однодневок?

На левую мою руку легла вторая амаргинова ладонь, жесткая, едва теплая.

У бабочек-однодневок есть набор правил, вспомнила я. Бабочка-однодневка считает, что весь мир — это берег реки и пара деревьев. Бабочка-однодневка считает, что после заката солнца происходит конец света. Стрекоза, которая живет дольше, уверена, что конец света начнется, когда закончится лето. Мы знаем, что мир не таков, каким его представляют себе бабочки и стрекозы. Маги знают, что мир не таков, каким себе его представляем мы…

— Есть ночь и зима, и пространства тени, те края, куда не проникает привычный взгляд, те места, которые игнорирует каждодневное восприятие, те грани реальности, где обыватель слеп, глух и непроницаем. Видевшему иные миры проще сдвинуть рамки обыденности, он не испугается невозможного и не будет, защищаясь, успокаивать себя объяснениями.

Я почти ткнулась носом в прохладный бок скалы. Камень не был однородным. Кристаллики кварца сияли, как крохотные звездочки, слюдяные чешуйки таинственно посверкивали, сотнями оттенков переливалась сиренево-розовая плоть, справа окрашенная тенью, слева обесцвеченная солнцем, местами напоминающая сахарный слом экзотического фрукта арбуза, а местами — кору старого дерева. Известковая глазурь размазалась длинными потеками, черный лишайник прилепился резной бархатной розеткой…

— Шаг в сторону — и то, что ты знаешь как камень, превращается в ствол дерева. Еще шаг — и ты уже не ты, а рыжий муравей, ползущий по этому стволу. Еще шаг — и ты не муравей, а капля росы, стекающая в трещину. А еще дальше — мир теряет знакомые очертания, и ты уже не знаешь, как назвать себя, ты уже не понимаешь кто ты вообще есть — живое существо? Кристалл? Ветер?

Но так я потеряю себя…

— Э, а вот этого не бойся. Это совсем не так просто. В нас, в человеках, заложена такая мощная защита, что сломать ее практически невозможно. Человеческий разум очень гибок. Твоя личность как ветка ивы — гнется, но не ломается. А если сломается…

Если сломается?

— …то не стоит и жалеть о ней.

Внутри у меня опустело. Захлопнулись двери, упали засовы, защелкнулись замки. Пустота. Мысли, страхи, вопросы и беспокойство — все они остались снаружи — колотить в запертые ставни, кричать, грозить и топтаться на крыльце.

Я не ощущала ни камня под ладонями, ни амаргиновых рук поверх.

— В нашем случае всего-то требуется — заглянуть в ту часть реальности, где скала не является скалой, а существует в виде, например…

…шатра. Большого шатра с тяжелым войлочным пологом…

Ну, хотя бы так. Ты чувствуешь, каков этот войлок на ощупь? Какой он плотный, тяжелый, словно бы чуть влажный, но не от воды, а от того волосяного сала, что осталось в овечьей шерсти. Чувствуешь, как покалывают ладони упругие ости шерстинок… как пахнет этот войлок, кисловато, зверино, душно… видишь… видишь его спрессованную волокнистую плоть, глухо-серую, с отдельными цветными ворсинками… отодвигай его… вот так, снизу-вверх, пальцами его не ухватишь… вверх и в сторону… видишь, открывается проход… темный проход вглубь шатра…