Череп императора - Виктор Банев

— Хочу.

— Ну так спроси.

— Леша, скажи пожалуйста, сколько сейчас времени?

— Не строй из себя черт знает что. Ты что — не знаешь меня?

— Знаю.

— Тьфу ты! Я ведь не об этом. Ты же не знаешь, что здесь вчера было!

— Леша, я знаю тебя шесть лет. Что еще я должен у тебя спросить?

— Мы же мужчины. Ты должен меня понять… Черт! Я не так сказал. Я не в этом смысле. Ты пойми — неужели…

— Леша, повторяю второй и последний раз: не пойти ли тебе на хрен, а?

— Ну что ж… По крайней мере я пытался все тебе объяснить.

Осокин усмехнулся и закурил новую сигарету.

Я не чувствовал ни злобы, ни раздражения. Только почти физическую горечь. Об этом парне я знал чуть больше, чем о себе самом. Если и был у меня когда-нибудь друг, то его звали Леша Осокин. Я пил с ним, болтался по клубам, пару раз даже боксировал в редакционном спортзале — один раз выиграл я, второй он. Вряд ли для того, чтобы понять друг друга, нам нужны были какие-то слова.

— Ты тоже пойдешь вечером в метро? — спросил он наконец.

— Пойду.

— Капитан вызвал?

— Ага.

— Смотри… Не нравится мне этот твой капитан. Ирландцы уедут, их не достанешь. А мужику галочку в отчете раскрываемости ставить. Достанет он тебя, помяни мое слово, достанет.

— Посмотрим, — сказал я.

— Чего он там хоть устраивать-то собирается? Надеется, что на месте преступления убийца сам расколется?

— Не знаю.

Мы помолчали.

— А я сегодня на работе был, — сказал Осокин.

— Ну и как там?

— Все, как обычно, Степашин про тебя спрашивал. Когда это, говорит, наш горячо любимый спецкор Стогов на рабочем месте появится?

— А что — на подходе новая партия гостей из Ирландии?

— Он какую-то тему для тебя придумал. Хочет поручить крупное журналистское расследование.

— Меня его идеи в последнее время пугают. Как что-нибудь подсунет — потом хоть вешайся.

— Насколько я понял, он хочет поручить тебе порыться в том деле с английскими спецслужбами. Ну, ты, наверное, слышал — какой-то наш супермен в Лондоне захватил целый автобус детишек и смылся с денежками британских налогоплательщиков.

— Хорошо бы он заслал меня на годик-другой в тыл врага. Так сказать, выяснить все на месте… Хотя на самом деле Степашин меня уже достал. То ирландские журналисты, то английские шпионы… Может, мне вообще не ходить завтра на работу?

— Брось ты, — махнул рукой Осокин, — по-моему, там все проще. Просто выяснились какие-то новые детали, и он хочет, чтобы ты написал комментарий. Мне девчонки из компьютерного зала показали, что приметы нашего супермена введены в Интернет. Вроде у него ни единой особой приметы нет — только наколка чуть повыше запястья. В виде морского змея, пожирающего подводную лодку.

Сигарета выпала у меня из руки.

— Что?!

Осокин вытаращился на меня ничего не понимающими глазами.

— Ты чего? — спросил он.

— Что ты сказал? Повтори!

— Да что с тобой?

— Что ты сказал?!

— Ну как что сказал… Сказал, что у разведчика, который взял в заложники школьный автобус в Лондоне, была наколка. В виде морского змея…

— Да нет! До этого!

— Когда до этого-то?! Ты объясни толком, в чем дело?!

Осокин привстал на кровати — он явно не понимал, что со мною творится. А у меня перед глазами из отдельных фрагментов выстраивалась ясная до мельчайших подробностей картина.

— Знаешь, Леша, — сказал я внезапно осипшим голосом. — Похоже, я знаю, кто и из-за чего убил Шона.

19

— Ну что, — сказал капитан, взглянув на часы, — уже полвторого. Начнем, пожалуй.

Он обвел всех нас проницательным взглядом холодных глаз и несколько раз прошелся взад-вперед по туннелю. Наверное, в какой-нибудь школе, или где там, черт подери, учат этих кагэбэшников, есть специальный предмет — «Отработка проницательного взгляда холодных глаз», и наш капитан имел по этому предмету твердую пятерку. Во всяком случае ночью, в туннеле, при свете тусклых прожекторов и на фоне множества блестящих металлических поверхностей смотрелся он весьма внушительно.

— Я помню, что через несколько часов вам нужно быть в аэропорту. Обещаю — мы не задержимся дольше, чем будет необходимо… Сейчас на соседнем перегоне ведутся ремонтные работы, и, по логике вещей, здесь сейчас должна работать целая куча ремонтников. Но я распорядился, и специально для нас этот отрезок пути перекрыли. — Он взмахнул рукой куда-то в глубь черного жерла туннеля. — Через каждые сто метров у нас есть специальные шлюзы для защиты от оползней. Сейчас эти шлюзы закрыты. Бетонная стена полуметровой толщины. Мы здесь в полном одиночестве, полностью отрезаны от всего мира. Так что мешать нам не будут. Успеем обсудить все, что собирались.

Капитан многозначительно замолчал и посмотрел на всех нас. Мы посмотрели на капитана. Интересно, подумал я, зачем он все-таки нас здесь собрал?

Тогда, неделю назад, все было просто — мы и он. Мы подошли к запертой на ночь станции метро, он провел нас вовнутрь… А когда мы вышли из туннеля, нас было уже на одного человека меньше. Теперь же все было обставлено иначе, куда серьезнее. В полночь все подходы к станции были перекрыты омоновцами в камуфляжной форме, и на каждом отрезке пути нас встречал колючим взглядом офицер того же Комитета, где служил капитан Тихорецкий. Правда, брать с собой в туннель провожатых капитан отказался, и в результате на месте происшествия мы оказались одни. Пока мы миновали все уровни охраны, пока спустились в туннель — дело приближалось к двум часам ночи. Тихорецкий что-то буркнул в висевшую у него поверх пиджака рацию, шлюзы закрылись, и мы оказались запертыми. Разговаривай сколько хочешь, можешь даже орать, если очень хочется, — все равно никто не услышит… Впрочем, если моя догадка была верной, то никто ничего и не должен будет услышать. Все пройдет тихо и без лишней суеты.

Курить хотелось зверски. Я огляделся. Ирландцы стояли, сбившись к кучку, капитан — чуть поодаль. Немного впереди на пожарном стенде висели все те же ведро, совковая лопата и топор. Отмытый и даже, похоже, заново покрашенный.

Как-то раз я брал интервью у известного в городе парапсихолога, и он, помню, долго рассказывал мне, что, мол, есть в нашем городе такие аномальные зоны, что-то вроде «черных дыр», в которые стоит только попасть — и непременно начнут происходить неприятности. Что на перроне станции метро «Технологический институт» есть отрезок, с которого в год сигает под поезд больше народу, чем с любого другого перрона во всем метрополитене. «А что делать? — сокрушался собеседник. — Энергетически загрязненное место!»

Интересно, подумал я, а стал ли теперь, после всего, что здесь случилось, этот перегон метро такой вот «черной дырой»? В привидения, бродящие неприкаянными по неосвещенным туннелям, я не верил никогда, но знать — вот здесь, на этом самом месте, был убит симпатичный простофиля Шон, было, честное слово, неприятно.

— Так, — сказал капитан, — для начала давайте попробуем встать так же, как неделю назад. Вспомните, пожалуйста, где каждый из вас находился в момент, когда в туннеле погас свет…

Поглядывая друг на друга и с опаской косясь на капитана, ирландцы попытались рассредоточиться по туннелю. «Нет, Дебби, ты стояла чуть впереди». — «Сам отодвинься правее. Вот так. И вроде ты стоял ближе к стене, нет?»

Минут пять все хаотично перемещались. Кому-то казалось, что пожарный щит находился дальше от него, чем сейчас, кому-то, что он стоял чуть ближе к капитану. Наконец позиции были заняты. Брайан и Мартин в дальнем от щита конце туннеля. Я с Дебби между ними и капитаном. Тихорецкий во главе группы. Все, не сговариваясь, посмотрели на то место, где должен был стоять Шон.

— Очень хорошо, — кивнул капитан, осмотрев нас. — Очень… Так, значит, все и было. Всегда проще искать разгадку, когда перед глазами ясная картина места происшествия. Пока мы не закончим, будьте добры, оставайтесь на своих местах… Я надеюсь, мы вместе отыщем ключ к этой истории очень быстро.

В этом пиджаке, с оттопырившимся под мышкой чем-то тяжелым и с голливудской белозубой улыбкой, капитан сейчас особенно напоминал героя малобюджетного боевика… Если бы убийцей был я, мне хватило бы одного взгляда, чтобы понять: от такого, как он, уйти не удастся — достанет хоть на краю земли… Только вот убийцей был совсем не я.

— Что мы имеем? Мы имеем, как ни прискорбно это признать, труп. Ровно неделю назад, как вы знаете, здесь был убит Шон Маллен, гражданин Ирландской Республики, двадцати пяти лет от роду. Мы все присутствовали при этом преступлении, но не можем сказать о нем ничего внятного. Мотивов выяснить не удалось. Шон был, похоже, из тех людей, которые могут прожить всю жизнь, так ни разу ни с кем и не поругавшись. Улик тоже нет. Вернее, одна есть, но о ней мы поговорим позже (выразительный взгляд в мою сторону). С какого же конца нам начать?