Мадам Змея - Виктория Холт

Франциск де Гиз, Меченый, увидел возможность спасти страну и заслужить новую славу для себя. Он отбил у англичан Кале. Это был маленький город, но победа имела огромное моральное значение, поскольку англичане наконец-то, по прошествии двухсот лет, были изгнаны с французской земли. Унижение, связанное с их присутствием на ней, закончилось. Какое значение имело пленение Монморанси, если у Франции был такой защитник, как Франциск де Гиз?

Испанцам не удалось продвинуться дальше Сент-Квентина; их армии были отозваны и распущены; стало ясно, что решительные требования Катрин найти деньги, необходимые для продолжения борьбы, спасли Францию от постыдного поражения.

Думая о тех днях, Катрин не просто испытывала радость; она обретала надежду на то, что ее самое сокровенное желание исполнится. Уже никто не мог смотреть на королеву как на пустое место. В манерах короля чувствовалось новое уважение к жене. Молодой Видам де Шартр искал случая продемонстрировать ей свое почтительное восхищение, из которого, при желании королевы, могло вырасти нечто большее. По ночам Катрин благодарила святых за чудо Сент-Квентина.

Но героем дня был Франциск де Гиз; львиная доля славы досталась ему. Генрих начал с того, что преподнес ему на улице Сент-Антуан восточную маску; она была роскошной, яркой, дорогой; парижане говорили, что она — достойная награда для их любимца. Но хитрый герцог стремился к более существенным наградам. Он и его брат, кардинал, настаивали на браке их племянницы и дофина; сознавая огромную популярность надменных де Гизов, возросшую после взятия Кале, король и Диана согласились устроить бракосочетание немедленно.

— Принесите мне мои жемчуга, — сказала Катрин.

Фрейлины принесли жемчужное ожерелье и надели его на шею королеве.

— А теперь приведите ко мне моих детей, я хочу проверить, как они выглядят.

Пришли все дети Катрин, кроме жениха — Франциска готовили к церемонии в его отдельных покоях.

Катрин обняла в первую очередь Элизабет и Клаудию; она сказала, что они выглядят прелестно.

— Мои дорогие, я вижу, вам не терпится стать свидетелями бракосочетания вашего брата. Скоро мы и вам подыщем супругов, да?

— И мне тоже, — насмешливая Марго протиснулась вперед.

— Если мы только найдем молодого человека, который согласится потакать твоим капризам, мадемуазель Марго! — сказала Катрин, пытаясь строго смотреть на самое живое и умное личико, которое было перед ней.

— Найти мужа для принцессы несложно, — сказала не по годам мудрая Марго. — Не сомневаюсь, желающие найдутся.

— Я в этом не уверена, — сказала Элизабет. — У папиной сестры, тети Маргариты, нет мужа, хотя она — принцесса.

— Хватит, дети, что за неприличные разговоры вы ведете, — сказала королева. — Свадьба заставила вас позабыть о хороших манерах.

Она перевела взгляд на своего любимого сына. Он ответил ей еле заметной нежной улыбкой, какими они всегда обменивались.

— Как себя чувствует мой маленький Генрих? Он взволнован и ждет своей собственной свадьбы?

Он подбежал к ней; его движения были изящными, они больше походили на девичьи, чем на мальчишечьи. Все, заметили, что его не поругали за непосредственность поведения — Катрин была не просто его матерью, но и королевой.

Наклонившись, Катрин поцеловала его сначала в одну щеку, потом в другую.

Семилетний Генрих хорошел с каждым днем! Мой дорогой, как бы я хотела, чтобы сегодня состоялась твоя свадьба, чтобы дофином был ты! Ты не будешь любить кокетливую белокурую девочку сильнее, чем свою маму.

— Я бы предпочел получить не жену, мама, новую застежку к камзолу, — серьезно заявил Генрих. — Я видел очень красивую, из золота, с сапфиром.

Она закажет для него такую застежку. Он получит ее к дню рождения.

Генрих продемонстрировал ей свой камзол. Правда, он великолепен? Он ведь нравится ей больше, чем камзолы Эркюля и Карла? Он сам придумал, как его следует переделать.

Она ущипнула его за щеку.

— Значит, ты — маленький модельер?

Катрин вспомнила о других детях, ждавших ее внимания.

Она заставила Карла повернуться, чтобы она могла рассмотреть его камзол. Глупый грустный мальчик! Он сердился и ревновал, что Мария выходила за его брата. Глаза Карла покраснели от слез. Одиннадцатилетний мальчик думал, что теряет главную любовь своей жизни. Какая глупость!

Четырехлетний Эркюль был хорошеньким малышом, хотя, по мнению Катрин, Марго затмевала их всех, кроме Генриха, — щеки этой веселой, живой девочки пылали румянцем, глаза радостно блестели. Она сделала пируэт, затем реверанс, взяла маленького Эркюля за руку, изобразила, будто они — жених и невеста, раскланивающиеся перед толпой. Сценка получилась столь комичной, что Катрин не удержалась от громкого смеха.

— Мы забываем о времени, — заявила она наконец. — Мы не должны опаздывать.

Катрин подала сигнал своим фрейлинам.

— Заберите детей и проследите за тем, чтобы они были готовы к нужному часу.

Королевская свита провела ночь во дворце епископа Парижа. Специально построенная галерея вела от этого здания к западному входу в собор Нотр-Дам. Она была украшена гобеленами с вышитыми на них лилиями.

Пришло время присоединиться к участникам процессии, которым предстояло пройти через галерею к собору Нотр-Дам. За свитой короля следовали принцы, кардиналы, архиепископы и аббаты; далее шествовали легат, дофин, его братья, молодые Бурбоны. За мужчинами шла самая красивая участница церемонии — ослепительная Мария Стюарт в белом платье с длинным шлейфом; на ее белокурой головке покоилась золотая корона, украшенная жемчугами и яркими драгоценными камнями. Люди смотрели на нее с затаенным дыханием; они не могли отвести глаз от Марии, которую сам король ввел в Нотр-Дам.

Катрин и ее свита проследовали за королем и маленькой королевой.

Зоркие глаза Катрин подмечали все. Она увидела дьявольски привлекательного Франциска де Гиза со страшным шрамом на лице. Он был в дорогом костюме. Франциск де Гиз сменил Монморанси на посту Главного королевского управляющего; Катрин восхищалась его умением подыграть толпе. Он позволил простому люду занять трибуны, которые были возведены для этой церемонии.

— Да здравствует Меченый! — кричала толпа.

Де Гиз знал, как следует обращаться с трудовым Парижем, он был его идолом, королем черни.

Кардинал де Бурбон поприветствовал короля и его свиту, вошедших в церковь. Пока кардинал произносил речь, в толпу бросали золотые и серебряные монеты. Даже в соборе были слышны радостные кряки людей, ловивших деньги, и испуганные вопли несчастных, почти раздавленных в свалке. Крики счастливцев и вопли пострадавших не утихали до конца церемонии.