Обретая надежду - Дж. Б. Солсбери
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я шмыгаю носом и прочищаю голос.
— Я забеременела, когда мне было семнадцать.
Я ожидаю почувствовать какую-то физическую реакцию — напряжения в его мышцах, его руки перестанут успокаивать меня, у него перехватит дыхание, — но нет ничего, кроме его спокойных, медленных, успокаивающих прикосновений и ровного пульса.
— Мои родители были строгими — никакого телевизора в течение недели, сладости только по праздникам, физические наказания за оценки ниже пятерки. Моя мама никогда не разговаривала со мной о сексе. Всему, что знала, я научилась у старших ребят. Когда я поняла, что беременна, то знала, что не могу сказать об этом своим родителям. Они отреклись бы от меня и выставили на улицу. Парень, который обрюхатил меня, потерял ко мне интерес. Когда я сказала ему, что беременна, он отказался мне помочь, сказал, что это, вероятно, даже не его ребенок.
— Это ужасно. Мне так жаль, что тебе пришлось столкнуться с этим в одиночку. — Его слова были бы просто словами, если бы не то, как успокаивающе его руки прижимают меня ближе, или то, как мягко его губы продолжают касаться моих волос.
— Я бросила школу, чтобы сделать аборт.
Его объятия сжимаются и остаются крепкими, как будто мужчина пытается удержать меня вместе. Я жду, когда он отпустит меня, скажет, что не может переступить за черту прерванной беременности. В конце концов, верующие люди рассматривают аборт как убийство, а Бен — рукоположенный пастор! Как он мог простить меня в свете всего, что он потерял? У него отняли жену. Я добровольно отказалась от своего шанса на материнство.
— Я не могу поверить, что ты…
За миллисекунды я заканчиваю его предложение.
… сделала это.
…убила ребенка.
…не та, за кого я тебя принимал.
— …сама прошла через это. Ты невероятно сильная, Эш.
Я несколько раз моргаю, не уверенная в том, что правильно его расслышала. Затем отстраняюсь достаточно, чтобы увидеть его лицо, и его теплый взгляд удерживает мой. Золотые искорки мерцают в его карих глазах, когда мужчина наблюдает за мной.
— Я не чувствовала себя сильной, — признаюсь я. — Я была напуганной и растерянной. И искала самый простой и быстрый выход из той передряги, в которую сама себя втянула.
— Ты сделала то, что должна была сделать. Ты была ребенком без нормальной поддержки и…
— Пожалуйста, перестань говорить так, будто я должна получить приз за то, что сделала. — Я закрываю лицо руками. — Все становится намного хуже.
Бен не отпускает меня, но и не говорит ни слова, оставляя меня барахтаться в тишине и двигаться дальше на свой страх и риск. И я слышу стук молотка о последний гвоздь в мой гроб.
БЕН
Эшли, кажется, съеживается, даже когда возвышается надо мной на моих коленях. Ее голова опускается, плечи сгибаются вперед, и впервые с тех пор, как я ее знаю, она кажется больше девочкой, чем женщиной.
Я понимаю, почему она боялась рассказать мне об аборте. Люди склонны видеть меня через единственную призму — пастора, который проповедует о праведности и благочестии. Как мог такой человек, как я, когда-либо понять человеческое состояние, которое приводит к отчаянному выбору с трудными последствиями и невозможными эмоциональными препятствиями? Что люди склонны забывать, так это то, что, хотя я, возможно, и не испытывал того же, что и некоторые из них, но я даю им советы. Я часами молился с женщинами, у которых была незапланированная беременность и которые чувствовали потерю после аборта или усыновления, или они оставили ребенка и боролись с обидой из-за того, что им пришлось стать мамой-подростком. Жизнь трудна. Но от чрезмерной любви не может быть ничего плохого. Где-то на этом пути я не смог полюбить Эшли настолько, чтобы она могла увидеть во мне безопасное место для падения.
После нескольких минут молчания я задаюсь вопросом, не передумала ли Эшли и не решила ли, что с нее достаточно. Если это так, я буду уважать ее желания и дам ей время, необходимое для того, чтобы почувствовать себя со мной в безопасности. Но сначала…
— Эш, посмотри на меня, пожалуйста.
Она шмыгает носом, вытирает глаза и смотрит на меня.
Я обхватываю ее щеку, большим пальцем смахиваю слезы, которые все еще текут.
— Я хочу извиниться за то, что не был тем человеком, которого ты заслуживаешь. Я не идеален, у меня есть свои собственные демоны, с которыми я борюсь каждый день, но знай… с этого момента я всегда буду твоим безопасным местом.
— Перестань быть таким милым. Ты не знаешь всего. Ты же не можешь иметь в виду…
— Я серьезно. — Я наклоняю голову, чтобы снова встретиться с ней взглядом. — Нет ничего такого, что ты могла бы мне сказать, из-за чего бы я не любил тебя до конца.
Ее тело содрогается.
Я продолжаю смотреть ей в глаза.
— Нет ничего, что ты могла бы сказать или сделать, за что я не буду любить тебя.
Я наблюдаю, как эмоции исчезают с ее лица, а челюсть твердеет под моей ладонью.
— Ты не знаешь, о чем говоришь.
— Знаю. — И это правда. В ту секунду, когда несколько недель назад увидел, как Эшли выходит из моего офиса, я понял, что влюблен в нее и совершаю самую большую ошибку в своей жизни. Каждый день, который я прожил без нее, был жалким напоминанием о моей неудаче.
Я не позволю ни одному из нас идти по жизни без другого.
— Я забеременела от Энтони три года назад.
Мои пальцы сжимаются на ее коже, и по тому, как девушка вырывает свое лицо из моих объятий, я знаю, что она это почувствовала. Эшли пытается слезть с моих колен, но я сцепляю руки на ее пояснице и прижимаю девушку к себе.
— Останься. Пожалуйста.
Она вздыхает и хмурится.
— Я думала, что почувствую себя сильнее, пройдя через это раньше. Думала, что сделаю лучший, более взрослый выбор, но внезапно я снова почувствовала себя тем семнадцатилетним ребенком, который всего боялся и был одинок.
— А Энтони знает?
Ее красивые светлые брови сведены вместе.
— Конечно. Оставить его даже не было вариантом. Через секунду после того, как я сказала ему, он заверил меня, что позаботится об этом. — Она грустно улыбается. — В некотором смысле, было приятно не проходить через это в одиночку. Он привел меня в клинику, заплатил за все, отвез домой,
