Вурдалак - Слэйд Майкл
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— И сейчас?
— Да, и сейчас.
— Это говорит Чандлер-циник?
— Нет, Чандлер-реалист.
— Что хорошего тебе сделал Карадон? Ты все ему прощаешь.
— Я серьезно напортачил в деле, которое привело меня в Род-Айленд. Посадил одну сволочь без достаточных улик, а его порезали в тюрьме. А мы, как саперы, ошибаемся только раз. Адвокат этого гада возбудил дело, чтоб упрятать меня за решетку. Потому мне и пришлось так внезапно сорваться из Лондона. И вдруг без одной минуты двенадцать Билл Карадон раскопал порнофильм, где для вящего эффекта одну из звез-дюль прикончили по-настоящему, а деньги на съемки дал — угадай кто — наш порезанный друг. У адвоката тоже оказалось рыльце в пушку, там и его денежки крутились, и слуша-нье дела закончилось, не успев начаться: до выяснения вновь открывшихся обстоятельств Юридическое общество временно лишило этого субчика права юридической практики. Иск судья так и не увидел.
— А что с этим… порезанным?
— Умер.
— Ну и как ты после этого себя чувствуешь?
— Прекрасно! Он заплатил за женщину по имени Дженни Копп и косвенно — за жертву порнофильма. Я сторонник суровой справедливости, Дебора, какие бы формы она ни принимала.
Они стояли одни на застекленном балконе под россыпью звезд. Из-за французских дверей долетала танцевальная музыка: в «Хьятт-отеле» давали «Бал красных мундиров». Дебора была в длинном черном платье с лифом из широких перекрещенных бретелей, завязанных сзади на шее, Чандлер — в парадной форме инспектора КККП: короткая куртка из красного сукна с аксельбантами, синий жилет, белая плоеная рубашка с черной бабочкой, синие брюки с желтыми лампасами и черные сапоги со шпорами. На эполетах соответственно чину поблескивали золотые короны, в петлицах мерцали золотые эмблемы полка.
Дебора посмотрела на звезды и спросила:
— Видишь комету Галлея?
— Нет. Но она наверняка там.
Она нежно прижалась щекой к его плечу.
— Знаешь, о чем я мечтала в детстве, дома, среди всех наших проблем, Цинк? Вот прилетит комета Галлея и унесет меня в далекий, совершенный мир. И я помчусь сквозь бархатно-черную космическую пустоту на стремительном серебряном шаре, оставляющем искристый след.
— Жизнь ходит по кругу, — сказал канадец. — Лучшее и худшее всегда повторяется.
— Эй, да ты приуныл. Выше нос, Цинк.
Цинк медленно отстранился. Он глубоко вдохнул и спросил:
— Почему ты обманула меня? Сказала, что никогда не бывала в Ванкувере?
Дебора нахмурилась.
— О чем ты?
— В тот вечер в Провиденсе, когда мы пошли потанцевать, ты сказала, что никогда не бывала здесь. Что знаешь Ванкувер только по фотографиям и проспектам туристических бюро.
— Да, — подтвердила Дебора.
Чандлер полез в карман и вынул копию авиабилета.
— А это говорит об обратном. Десятого января ты прилетела сюда из Нью-Йорка и на следующий день вернулась. А несколько дней спустя улетела в Провиденс.
— Цинк, в Нью-Йорке я обивала пороги издательств. Не понимаю, о чем ты. Дай мне взглянуть на билет.
Он передал билет Деборе.
— Откуда это у тебя?
— В тот вечер в Провиденсе, перед тем как позвонить тебе и предупредить, что я срочно вылетаю в Лондон, я передал полученную от тебя информацию ФБР и попросил одну знакомую проверить ее. Заодно она проверила и тебя, а справку переслала в Ванкувер.
— Так ты для этого пригласил меня на бал? Обвинять и уличать?
— Дебора, после возвращения из Лондона я даже не заглядывал в дело. До вчерашнего дня. Я думал, что с гибелью Рики и Сакса Хайдов его можно считать закрытым. А тебя пригласил сюда, потому что люблю.
— Почему же ты вчера опять полез во все это?
— Кое-что не давало мне покоя. Лоб Деборы покрылся испариной.
— Что же? — спросила она.
— В ночь своей смерти Розанна вызвала на дом натурщика. Когда в два часа ночи молодой человек явился, ему не открыли. Я подозреваю, что убийца Розанны в это время был в номере. Полчаса спустя, после ухода парня, вниз спустилась женщина — ее видели маляры, работавшие в вестибюле. Думаю, она хотела ввести их в заблуждение, заставив думать, будто она — Розанна: это позволяло ей беспрепятственно уйти и не бояться, что впоследствии ее опознают.
— Но это была притворщица Рика в очередной роли…
— Вот и я так думал, тем более что двенадцать часов спустя видели, как Рика, переодетая Розанной, уезжает в аэропорт. К тому времени они с братом растворили труп Розанны в кислоте и весь шахер-махер шел полным ходом.
— Я… Я не понимаю. — Зрачки Деборы невольно расширились.
— В ту ночь Сакс, он же Сид Джинкс, и Рика отправились в пентхаус с намерением убить Розанну и завладеть ее деньгами. А если Розанна уже была мертва, когда они пришли? Неужели близнецы отказались бы от задуманного, зная, что подлинный убийца не может их выдать, не выдав себя?
— Нет. — Дебора медленно мотала головой, как в трансе.
— Я вновь обратился к материалам дела. Мне хотелось выяснить, не было ли у кого-нибудь другого в Ванкувере мо-тива для убийства Розанны. Тогда-то я и нашел билет, подколотый к справке ФБР.
— Нет…
— Последние два месяца меня подсознательно беспокоило то, что я услышал от одного из маляров. Когда мы с Кара-доном допрашивали его, он все время вспоминал пышный бюст женщины, которая в два тридцать спустилась вниз. Дебора, когда я дрался в Колодце с Саксом, я видел привязанную к жертвеннику голую Рику. Я видел ее и на сцене. Она была плоской, как доска.
Цинк вдруг уловил знакомый едкий запах пота. Этот запах он слышал всего однажды. Пот бывает разный — от тяжелой работы. От страха. И от безумия.
В глазах Деборы промелькнула темная тень. Она вдруг взвизгнула и закрыла лицо руками.
— Свет! Свет! — жалобно вскрикнула она.
Слепящая белизна обожгла ей глаза и молнией прошила сознание.
«Мама!» — подумала она в экстазе. О благословенное сияние; белизна зарозовела, зарумянилась, заалела, точно угли в преисподней, ожидающие грешников. В памяти Деборы возникла картина — ненавистная гадина Розанна корчится и выгибается дугой на водяном матрасе, насколько позволяют веревки, стянувшие ей руки и ноги, стрихнин искажает ее черты дьявольской гримасой, а Дебора шепчет: «Шлюха! Мразь! Ты посмела запятнать священный образ моей матери! Гори же за то, что ограбила ее; мразь! Гори за то, что замарала ее имя! За то, что выставила ее на посмешище! Ты и те двое… они скоро разделят твою участь. Непотребная девка! Блудня! Иезавель! Ты, что оглянулась на Содом!» А тем временем алый свет побледнел, выцвел до белизны, и голос, нежный и ласковый, будто колыбельная, молвил: «Тише! Тише, Дебора! Все прошло. Все позади».
Мамочка! Мамочка, ну скажи, что ты любила меня больше его! Что ты думаешь о своем сыне теперь, когда все знаешь? Мамочка, он Антихрист, разве ты не видишь? Почему же ты любишь его сильнее…
«Ш-ш, деточка моя. Ш-ш. Настанет день, и ты придешь ко мне. И если увидеть разом все звезды на небе, увидишь лицо Господа. А теперь спи. Спи, Дебора. Спи, мой милый ангел мщения».
Дебора медленно отняла руки от лица и посмотрела на Цинка. По ее щекам катились слезы, но, когда она заговорила, голос ее звучал спокойно, словно ничего не произошло. Дебора, которую знал и любил Чандлер, была маской.
— Я люблю тебя, Цинк, — с горечью промолвила она и повторила: — Люблю. А тебе довольно билета и размеров чьего-то бюста, чтобы заподозрить меня в убийстве. По-твоему, это состав преступления, любовь моя? А я-то думала, ты усвоил урок. Ты арестуешь меня, Цинк? Потому ты и заманил меня сюда?
Чандлер покачал головой. Сердце щемило.
— «Дебора, я постоянно о тебе думаю» — вот что я услышала по телефону. «Пожалуйста, приезжай в Ванкувер на "Бал красных мундиров"». И у меня закружилась голова, как у сопливой девчонки перед первым свиданием! Я в жизни не бывала на балу. А потом… это.
— Дебора, прошу тебя. Мне нужно знать. Нельзя просто…