Мерзость - Дэн Симмонс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Этот новый способ восхождения, который Же-Ка, как он сам признается, подсмотрел у лучших немецких альпинистов, доставляет удовольствие. Я останавливаюсь примерно через каждые 30 футов, чтобы установить точку опоры и очередной участок перил — теперь они висят почти вертикально, — но мне больше не нужен отдых, чтобы перевести дух после четырех или пяти шагов, когда приходится вонзать зубья «кошек» в лед. У меня такое ощущение, что я могу идти так весь день и всю ночь.
Впервые за все время я начинаю верить, что у нашей маленькой команды может появиться реальный шанс покорить Эверест. Я знаю, что Дикон планировал подойти к Северной стене из пятого или шестого лагеря, повторив попытку Нортона 1924 года преодолеть Большое ущелье — траверсом с гребня вправо, над Желтым поясом, до снежного клина, который тянется прямо к снежному полю под пирамидальной вершиной, — и если наст в ущелье такой же прочный, как здесь, на склоне Северного седла, этот план может оказаться разумным. Если мы будем пользоваться кислородными аппаратами и покидать палатки еще до рассвета — веря, что одежда на пуху, сконструированная Финчем и Реджи, убережет нас от безжалостной стужи, — то без труда достигнем вершины и вернемся до захода солнца. В том случае, если подъем с помощью «кошек» с 12 зубьями и ледовых молотков будет таким же простым, как теперь.
Я обрываю подобные мысли, пока мечты не вытеснили реальность. Даже теперь я в глубине души понимаю, что на Эвересте ничего не «дается легко». Судя по рассказам Дикона, а также по рассказам и дневникам других альпинистов, все, что гора вам дает, она отбирает так же быстро и решительно. В этом я убедился на собственном опыте в третьем лагере. Возможно, Большое ущелье и входит в наши планы, но я напоминаю себе, что никакой этап этого восхождения в конечном итоге не будет «легким».
Неожиданно мы оказываемся под отвесной стеной из льда. Я снова останавливаюсь, учащенно дыша, но все же не задыхаясь, и позволяю Дикону, который находится прямо подо мной, установить ледобуры для последней секции перил из «волшебной веревки» и — доверяя зубьям «кошек» и утопленным в лед клювам ледовых молотков больше, чем я мог вообразить вплоть до сегодняшнего дня, — отклоняюсь далеко назад, чтобы посмотреть на сверкающую стену льда, последнее серьезное препятствие перед Северным седлом.
Она кажется непреодолимой. В нескольких ярдах справа я вижу сеть трещин и груду каменных глыб — все, что осталось от дымохода, по которому в прошлом году поднялся Мэллори. Я видел это восхождение на фотографии и слышал рассказ Дикона о нем — Мэллори напоминал одновременно паука и гимнаста, и его стремительный бег по вертикали не могли повторить даже опытные альпинисты, шедшие вслед за ним. Носильщикам и альпинистам помогла веревочная лестница Сэнди Ирвина. Мы принесли с собой лестницы из веревок и дерева именно для этой цели, но планировали спустить их с Северного седла, а не устанавливать во время подъема.
Я поворачиваюсь к Дикону и поднимаю вверх большие пальцы рук — знак, что я могу идти ведущим во время вертикального подъема, если он скажет, — но Ричард качает головой и оглядывается на Жан-Клода, который остановился практически под нами на очень крутом склоне. Вверх поднимается рука в варежке — Дикон спрашивает, остались ли у Жан-Клода силы на ледяную стену. Я знаю, что, если Же-Ка не сможет, Дикон сам будет лидировать на этом 200-футовом вертикальном участке. Это главная причина, почему сегодня утром Ричард все время шел вторым в связке.
Же-Ка поднимает вверх большие пальцы — кислородная маска, очки и кожаный летный шлем скрывают его лицо — и передает веревку и другой груз Нийме Тсерингу, который идет следующим в связке.
Мы с ним снова меняемся местами, на этот раз еще осторожнее, потому что неверный шаг здесь почти наверняка приведет к смертельному падению. Эти ледяные молотки прекрасно подходят для передвижения по снежному насту и льду, но ни у кого из нас нет опыта самозадержания на склоне с их помощью.
Мы снова присоединяемся к связке, и с моих губ срывается вздох облегчения — я и не заметил, что задерживаю дыхание. Это напоминает мне, что нужно установить подачу кислорода на минимум, на 1,5 литра в час.
Шерпы позади Реджи — за исключением вечно улыбающегося Бабу Риты — выглядят уставшими и встревоженными. На всех экспериментальные альпинистские обвязки, и Реджи помогла им пристегнуть карабин к перилам. Я замечаю, что все шерпы, кроме доверчивого Бабу Риты, хватаются за веревку крепче, чем следовало бы для безопасности нашей маленькой группы.
Внезапно Реджи отвязывается и быстро привязывает 30-футовый конец «волшебной веревки» к обвязке Тенцинга Ботиа. Освободившись, она перемещается вверх и вниз между шерпами и длинным ледорубом выкапывает в снегу глубокие лунки для каждого из носильщиков. Затем показывает, как — не отпуская перила, а лишь перехватывая веревку — они могут медленно повернуться и сесть в чашеобразные выемки, так чтобы «кошки» с 10 зубьями прочно зацепились за снег. Наблюдая, как шерпы устраиваются на снегу на этом почти вертикальном склоне, я радуюсь, что мы взяли для «тигров» белье, а также плотные шерстяные брюки с верхним слоем из габардина. Бабу Рита хихикает и смеется — вид отсюда необыкновенно красивый.
Пришла пора решающей проверки альпинистского снаряжения Жан-Клода и новой техники восхождения.
Я вытягиваю шею так, что она начинает болеть, и обнаруживаю, что еще дальше отклонился назад, доверяя — возможно, излишне — зубьям «кошек» и клювам ледовых молотков. Но отвести взгляд от этого tour de force[51] Жан-Клода практически невозможно.
Точно так же, как на гораздо более безопасном льду Уэльса, Же-Ка карабкается по гладкой ледяной стене, словно геккон по темной стене бунгало. Первые 50 футов он остается привязанным к нашей веревке — мы с Диконом глубоко вонзили ледорубы в снежный наст и приготовились его страховать, — но когда этот длинный конец веревки заканчивается, он вбивает в лед крюк и привязывает свою «волшебную веревку» в качестве страховки. Жан-Клод делает это приблизительно через каждые 50 футов всей 200-футовой стены, поскольку если он сорвется, это будет вертикальное падение, и даже «волшебная веревка Дикона» не выдержит вес его тела, пролетевшего 400 футов по вертикали.
Преодолев примерно две трети ледяной стены, Же-Ка останавливается, роется в рюкзаке и достает кислородный баллон. Мы с Диконом обмениваемся виноватыми взглядами. Планировалось, что Жан-Клод преодолеет этот участок пути с новым кислородным баллоном, открытым на полную, на 2,2 литра в час. Мы забыли сменить баллон — даже Жан-Клод, которому не терпелось начать самую драматическую часть сегодняшнего маршрута.
Теперь он снимает кислородную маску вместе со свисающим регулятором и трубками и аккуратно укладывает в рюкзак, одновременно вытаскивая пустой баллон, прижимает его к стене своим телом и свободной правой рукой раскручивает соединения.
— Эй, внизу, берегись! — кричит Же-Ка, размахивается пустым баллоном — раз, два, три — и бросает его вправо. Мы завороженно и даже с некоторым страхом смотрим, как тяжелая железяка отскакивает сначала от самой стены, а затем от самого снега и летит к леднику в 1000 футах ниже нас. Грохот, который он издает при падении — особенно при последнем ударе о заметенный снегом камень, — просто великолепен.
Дикон сдергивает маску.
— Хочешь, я тебя сменю? — кричит он, задрав голову.
Вне всякого сомнения, в ветреный день его голос потерялся бы среди рева ветра, но сегодня воздух практически неподвижен. Рукавом рубашки я вытираю пот со лба, хотя мы просто стоим на склоне под вертикальной стеной, удерживаясь на месте с помощью передних зубьев «кошек» и острых клювов ледовых молотков в левой руке; правая рука сжимает веревку перил.
Жан-Клод улыбается, качает головой и смотрит на оставшийся участок стены. Затем возобновляет подъем, хотя останавливается чуть чаще, движется чуть медленнее, но сохраняет размеренный темп.
Проходит еще пятнадцать минут, и мы наблюдаем, как он бросает свое тело вперед, опираясь на зубья «кошек», переваливается через край ледяной стены, ведущей к Северному седлу, и вгоняет правый ледовый молоток в невидимую нам горизонтальную поверхность. Затем исчезает.
Несколько секунд спустя — очевидно, Же-Ка привязался к точке опоры, которую он организовал на поверхности седла, — его голова и плечи вновь появляются над краем, и вниз начинает спускаться вторая веревка.
— Давайте сюда лестницы! — кричит Жан-Клод.
Что мы и делаем, но только после того, как все восемь человек, стоящих и сидящих под отвесной стеной, криком приветствуют его.
Лестницы, которыми пользуются спелеологи, поделены на секции по 50 футов; для того, чтобы подняться на Северное седло, нужны все четыре. Не доверяя креплению, соединяющему смежные части, Же-Ка спускается и укрепляет каждую 50-футовую секцию короткими отрезками «волшебной веревки», ледобурами и крюками. Это тяжелая работа, и когда последняя лестница надежно закреплена, Жан-Клод уже весь мокрый от пота. Он спускается к нам к подножию ледяной стены; мы хлопаем его по спине и плечам, поздравляем своими охрипшими от разреженного высокогорного воздуха голосами.