Комплекс Мадонны - Норман Богнер

— Достаточно, Алекс, — сказал Тедди, словно произнося команду. — Я не хочу, чтобы начали разбирать симптомы Барбары.

— Мистер Хаммонд, ваш подзащитный нарушает порядок, — сказал судья. — Подсудимый не имеет права выкрикивать!

Алекс подошел к скамье подсудимых, и пока двое мужчин тихо спорили, в зале стояла тишина.

— Доктор Фрер, по указаниям моего подзащитного я буду избегать вопросов относительно здоровья мисс Хикман. Леди присутствует в зале суда?

Ответа не прозвучало.

— Хорошо, в таком случае я опущу их. Когда мисс Хикман сказала вам, что магнитофонные записи и истории болезней находятся в руках мистера Франклина, что вы сказали?

— Я сказал, что позвоню в полицию.

— Какова была ее реакция?

— Она стала умолять меня не делать этого.

— Она использовала слова «это конфиденциально»?

— Возможно.

— У меня есть ее показания под присягой, что она произнесла их.

— Хорошо, она их произнесла.

— А разве это не являлось бы частью конфиденциальных отношений, существующих между больным и врачом?

— По моему мнению, нет.

— Это ясно. Значит, вы решили, что мисс Хикман говорила с вами не доверительно?

— Да нет, разумеется, доверительно.

— Значит, вы нарушили ее доверие.

— Я должен был следовать зову совести. Произошло убийство, и мой долг, как добропорядочного гражданина, состоял в том, чтобы предупредить полицию.

— Понятно. Я пытаюсь определить, кто решает, когда можно нарушить доверие. Вы решили не сообщать мистеру Франклину о ходе лечения мисс Хикман, потому что, насколько я понял, это нарушило бы доверительные отношения между врачом и больным, но в этом случае вы почувствовали, что должны звонить в полицию.

— Таково было мое решение.

— Вы слышали о том, что убийцы исповедуются священнику?

— Да, я слышал о подобных случаях.

— Законы, управляющие священником, запрещают ему обращаться в полицию. Вы знаете об этом?

— Да, я что-то знаю.

— Священник может советовать, упрашивать, подталкивать убийцу явиться в полицию, но он не доносит — не имеет права донести — сам.

— Я знаю это.

— Не устанавливаются ли подобные отношения веры и доверительности между больным и врачом?

— Устанавливаются.

— А вы нарушили их. Это все, доктор Фрер. Вы свободны, — отрезал Алекс.

Тедди оглядывал зал, ища Барбару. Он привлек внимание своего сына и Элейн и губами показал ее имя, но они уверенно покачали головами, показывая, что Барбары здесь нет, и его охватил такой страх, глубины которого он даже не мог начать исследовать.

На пятый день ее отсутствия, после того как обвинение закончилось и защита начала вызывать своих свидетелей, Тедди во время короткого перерыва разыскал своего сына.

— Ты не съездишь к ней домой и не привезешь ее сюда?

— А если она не захочет приехать?

— Скажи, я хочу, чтобы она была рядом со мной. Возможно, она боится, что ее вызовут для дачи показаний.

— А ее не вызовут? — неуверенно спросил Робби.

— Нет, я убедил Алекса не вызывать ее. В общем-то, нам не нужны ее показания… Сэндфорд же разорвет ее на части, и это не поможет ни мне, ни ей… и в любом случае я не желаю больше причинять ей боль, поэтому не хочу втягивать ее во все это.

— Алекс согласен?

— Да.

Робби вяло пожал плечами, избегая смотреть на Тедди.

— Почему ты ее так ненавидишь?

— Разве?

— С той минуты, как встретил ее…

— Возможно, я считаю ее недостойной тебя.

— Недостойной? Что это за слово? Ты ведь говоришь о человеческом существе, а не об идеальном воплощении добродетели. Только то, что вот тут, — он ткнул Робби в грудь кончиками пальцев, — и значит что-то. Если действительно затронута душа.

— Ты сделал все возможное, чтобы уничтожить мое уважение к тебе.

— Неужели? Возможно, для меня уважение не имеет такого значения, как для тебя. Подрастая и взрослея, ты создавал себе мой образ, а я никогда не был тем, чем или кем я тебе казался. Мы жили без женщин, и это было ошибкой. Я старался быть осмотрительным, и это сделало тебя скрытным. Ты знал, что мне чего-то недостает, и боялся спросить, чего именно мне не хватает, потому что считал это проявлением дурного тона. Деньги смущали тебя, положение тебя подавляло, и ты всю свою жизнь пытался стать достойным того, что принадлежало мне и не принадлежало тебе, потому что полагал, что эти ценности значат больше всего. Так что прекрати жить за меня мою жизнь и займи свое место. И если ты выучишь — если я смогу научить тебя лишь одному, — что именно люди, твое отношение к ним, то, что чувствуешь ты, и то, что чувствуют они, наполняет твою жизнь…

Робби отшатнулся от него.

— Прошу прощения за то, что дал тебе совет, был нравоучительным, но это слабости моего возраста — и влюбленности, А теперь будь хорошим мальчиком, привези сюда Барбару.

Подобно человеку, долго решавшемуся броситься в холодное, неспокойное море, нырнувшему и немного поплававшему и обнаружившему, что вода вовсе не такая холодная, как казалась раньше, Тедди начал давать показания. Он являл собой картину спокойной уверенности, искренности, остроумной учтивости и открытости, и, однако, за этим односторонним образом наблюдательный зритель мог различить другой, подобно тому, как за квадрообразом на портрете Пикассо, с парой носов, глазами, ушами и волосами, запечатленными в профиль и сзади, с многократно размноженными чертами, стоят необузданные противоречия человеческой сущности.

— А теперь, когда мы восстановили всю технику ограбления, — говорил Алекс, — не могли бы вы сказать, обсуждали ли вы с Лопесом, что делать, если кто-то помешает грабителям осуществить их замысел?

— Мне никогда не приходило в голову, что такое может случиться, поэтому мы это никогда не обсуждали.

— А у Лопеса был какой-то план на этот случай?

— Не знаю. Очевидно, был, но я не был в него посвящен.

— Если бы ограбление было связано с насилием, вы не стали бы его замышлять?

— Нет, категорически, нет.

— Значит, у вас не было плана действий на случай неожиданного появления Гранта или полицейского?

— Никакого.

— Вы можете сказать нам, почему вы решили прибегнуть к ограблению?

— У меня не было способа узнать, что именно происходит с Барбарой во время приемов. Я лишь замечал, что наши отношения ухудшаются с каждым днем, и я должен был узнать, почему. Если бы вина была моей — что-то, сделанное мной, беспокоит ее, — я был готов предложить компенсацию. — Он помолчал, ища в зале Барбару. — Я…

— Да?

— Я люблю ее и не хотел бы, чтобы она продолжала страдать, поэтому я готов сделать все возможное, чтобы облегчить ей боль.

— Почему вы обратились к доктору Фреру, а не к какому-то другому врачу?

— Мне его рекомендовали с лучшей стороны.

— Во время первой встречи вы заключили какое-то соглашение, которое, на ваш взгляд, доктор Фрер не выполнял?

— Да, он обещал представлять мне еженедельный отчет, письменный или устный, об успехах лечения.

— Делал ли это он в действительности?

— Нет, не делал.

— Почему вы не обратились с Барбарой к другому врачу?

— Ну, она привязалась к нему. Весь ее день вращался вокруг него, ее визитов к нему. Хотя меня и волновало отсутствие информации и то, что Барбара менялась, я не мог взять на себя ответственность заставить ее покинуть Фрера.

— Вы могли заставить ее сделать это?

— Я мог сказать Фреру, что перестану оплачивать его счета, что я хочу передать Барбару другому врачу, но он смог бы все равно продолжать заниматься ею.

— Как бы вы могли описать отношения с доктором Фрером? Я хочу сказать, отношения с вашей стороны.

— Вначале они были хорошими, даже дружескими, но когда я стал настаивать, расспрашивая о Барбаре, они стали напряженными.

— С обеих сторон?

— Нет, в основном, с моей. Он, похоже, был доволен, словно Чеширский кот.

— Вы можете пояснить это?

— Ну, чем больше меня охватывала тревога и отчаяние, тем спокойнее, тем самодовольнее он становился.

— Не могли бы вы привести примеры?

— Нет. Изменилось его отношение ко мне. Подобное случалось со мной в деловых контактах.

— В каком виде?

— Ну, бывали случаи, когда ко мне обращались за различной помощью небольшие фирмы. Или им требовался капитал, или они хотели, чтобы я устроил подписку на их акции, — и вдруг я обнаруживал перемену. Появлялся какой-то агрессивный напор, означающий, что фирма нашла еще один источник финансирования и теперь выбирает лучшую сделку. Деловые отношения превращались в игру в «кошки-мышки».

— Что вы предпринимаете в таких случаях? У вас есть какой-то метод?

— Обычно я советую обратиться в другое место.