Cлово президента - Том Клэнси

Самым трудным оказалось урегулировать проблему со Всемирной организацией здравоохранения. Это удалось сделать лишь потому, что до сих пор все развивалось столь благоприятно. Бенедикт Мкуза, пациент «Зеро», был мертв, а его тело кремировано. Группа из пятнадцати экспертов ВОЗ обшарила окрестности деревни, в которой жил мальчик, и ничего пока не обнаружила. Критическое время еще не истекло – у заирской Эбола нормальный инкубационный период от четырех до десяти суток, хотя были зарегистрированы аномальные случаи, когда он составлял от двух до девятнадцати дней – но другой такой случай произошел у него на глазах. Оказалось, что юный Мкуза имел склонность к натуралистике и проводил много времени в джунглях, так что сейчас в тропическом лесу работала поисковая партия, которая вылавливала грызунов, летучих мышей и обезьян, в очередной раз пытаясь найти «носителя» смертоносного вируса. Члены экспедиции очень надеялись, что на этот раз им улыбнется удача. Пациента «Зеро» доставили прямо в больницу благодаря видному общественному положению семьи. Его родители, богатые и образованные люди, доверили лечение мальчика специалистам, не пытаясь вылечить его самостоятельно, и этим, по-видимому, спасли себя, хотя даже сейчас ждали конца инкубационного периода с ужасом, который даже превосходил горе по умершему сыну. Ежедневно у них брали пробы крови, однако тесты могли оказаться ошибочными, как неосторожно сообщил им один равнодушный врач. Независимо от этого специалисты ВОЗ надеялись, что эта вспышка лихорадки Эбола ограничится двумя жертвами, и поэтому согласились рассмотреть предложение доктора Моуди.

Разумеется, не обошлось без возражений. Местные заирские врачи настаивали на том, чтобы лечение сестры Жанны-Батисты продолжалось в их больнице. Тут был определенный смысл. Они накопили больший опыт в лечении заирской Эбола, чем кто-либо другой, хотя пациентам это принесло до сих пор мало пользы, и делегация ВОЗ не хотела оскорблять своих заирских коллег по политическим причинам. Трагические инциденты случались и раньше, так что высокомерие европейских врачей вызывало недовольство местного медицинского персонала.

Будет лишь справедливо отметить, что обе стороны были до определенной степени правы. Профессиональная подготовка африканских врачей была не одинаковой. В одних случаях она была блестящей, в других оставляла желать много лучшего, а большинство составляли рядовые врачи. Решающим аргументом послужила высочайшая репутация профессора Руссо в международном медицинском сообществе. Он был талантливым ученым и преданным своему делу клиницистом, который отказывался верить в неизлечимость вирусных болезней. Руссо, следуя традициям великого Пастера, не сомневался, что в конце концов сумеет добиться успеха. Он использовал при лечении лихорадки Эбола рибавирин и интерферон, но безрезультатно. Его последние теоретические исследования были исключительно яркими, хотя, скорее всего, вряд ли могли оказаться эффективными, но они дали определенные результаты при опытах на обезьянах, и ему хотелось попробовать свой метод на пациенте в строго контролируемых условиях. Хотя несовершенство метода исключало его использование в клинических условиях, но с чего-то следовало начинать.

Решающим фактором, как и можно было ожидать, оказалась личность пациента. Многие сотрудники медицинской группы ВОЗ знали Жанну-Батисту по ее работе во время недавней вспышки лихорадки Эбола в Киквите. Жанна-Батиста вылетела туда, чтобы руководить действиями местных медицинских сестер, а врачи, как и представители других профессий, склонны к сочувствию, когда речь идет об одном из них. Наконец было принято решение, что доктор Моуди может перевезти пациентку в Париж.

Технические обстоятельства транспортировки оказались достаточно сложными. Для перевозки на аэродром решили воспользоваться грузовиком, а не каретой «скорой помощи», так как грузовик потом легче подвергнуть дезинфекции. Пациентку подняли на пластиковом листе, положили на каталку и вывезли в коридор. Он был пуст – по распоряжению врача всех удалили, и как только Моуди с сестрой Марией-Магдаленой покатили больную к двери в дальнем его конце, техники в пластиковых «космических костюмах» последовали за ними, обрызгивая пол и стены дезинфицирующим раствором, так что в коридоре образовался смрадный искусственный туман, который следовал за процессией, словно выхлопные газы за старым автомобилем.

Пациентка находилась под воздействием сильнодействующих транквилизаторов и была надежно закреплена на носилках. Тело ее окутывал кокон, чтобы не допустить разбрызгивания крови, зараженной смертоносным вирусом. Пластиковый лист, на котором она лежала, также был обработан дезинфицирующим раствором, так что в случае проникновения вируса наружу он тут же попадал во враждебную среду. Толкая перед собой каталку, Моуди не переставал изумляться собственному безумию – ведь он решился на смертельный риск. Лицо Жанны-Батисты было неподвижным и вялым от предельной дозы наркотика, хотя на нем уже проступили растущие пятна петехии.

Каталку вывезли на платформу, где обычно разгружали оборудование и припасы, поступавшие в больницу. Здесь уже стоял грузовик, за рулем которого сидел шофер. Он не решался даже обернуться назад и лишь изредка поглядывал в зеркало заднего обзора. Изнутри кузов также был обработан дезинфицирующей жидкостью, и как только каталка оказалась внутри и двери закрылись, грузовик тронулся в короткий путь к местному аэродрому. Он следовал в сопровождении полицейского эскорта со скоростью, не превышавшей тридцати километров в час.

Обстоятельства благоприятствовали транспортировке. Солнце все еще стояло высоко, и от его жарких лучей закрытый кузов быстро превратился в передвижную печь, превратив в пар химикалии, которые создали там атмосферу, насквозь пропитанную обеззараживающими газами. Запах дезинфицирующих веществ проникал даже через фильтры защитных костюмов. К счастью, врач давно привык к этому запаху.

Самолет уже ждал их на аэродроме. «Гольфстрим G-IV» прибыл всего два часа назад после прямого перелета из Тегерана. Его салон успели освободить, оставив только два кресла и кушетку.

Моуди почувствовал, что грузовик остановился и водитель задним ходом подал его к самолету. Когда двери открылись, яркие лучи солнца ослепили их. Сестра Мария-Магдалена наклонилась и заботливо заслонила рукой глаза умирающей подруги.

Возле самолета стояли две монахини в защитных костюмах и священник, который отошел, правда, несколько дальше. Все они читали молитвы, пока пластиковый лист с лежащей на нем пациенткой вынесли из фургона и осторожно поместили на кушетку в салоне белого реактивного самолета. Понадобилось пять минут, чтобы надежно закрепить тело сестры Жанны-Батисты на новом ложе, после чего наземная команда удалилась. Моуди внимательно осмотрел пациентку, проверил пульс и кровяное давление – первый был частым, а второе продолжало падать. Это не могло не беспокоить. Сестра Жанна-Батиста нужна была ему живой как можно дольше. Закончив осмотр, Моуди дал знак летчикам, сел в кресло и пристегнул ремни.

Глянув в иллюминатор, он с тревогой успел заметить телевизионную камеру, направленную на самолет. По крайней мере съемку ведут издалека, успокоил себя врач. В этот момент заработал первый двигатель. Через иллюминатор на противоположной стороне салона Моуди увидел, что обработка грузовика уже началась. Это делалось с излишним рвением. Вирусы Эбола при всей своей смертоносной природе представляли собой хрупкие организмы. От солнечных или ультрафиолетовых лучей, как и при высокой температуре, они быстро погибали. Именно это и затрудняло поиски носителя. Кто-то переносил этот смертоносный вирус. Лихорадка Эбола не могла существовать сама по себе, но обеспечивающего комфортное пристанище страшному вирусу носителя ее, который роковое заболевание вознаграждало тем, что не причиняло ему вреда, обнаружить не удалось. Это таинственное живое существо появлялось то там то тут на Африканском континенте подобно призраку. Врач недовольно хмыкнул. Когда-то он надеялся обнаружить этого носителя и связывал с этим свои планы, но этой надежде не суждено было осуществиться. Зато теперь у него в руках оказалось нечто почти ничем не уступающее этому. У него был живой пациент, в теле которого стремительно размножались патогенные организмы, и тогда как все предыдущие жертвы этой геморрагической лихорадки были сожжены или похоронены в земле, пропитанной химикалиями, для этой жертвы уготована совершенно иная судьба. Самолет двинулся с места. Моуди еще раз проверил пристежные ремни и подумал, что неплохо было бы чего-нибудь выпить.

В кокпите пилоты были в продезинфицированных летных костюмах из номекса. Маски, закрывающие лица, заглушали их голоса, так что даже просьбу о разрешении на взлет пришлось повторить несколько раз. Наконец в башне управления полетами поняли их, «гольфстрим» начал стремительный разбег и устремился в синее африканское небо, направляясь на север. Первый этап перелета в 2551 милю будет продолжаться чуть больше шести часов.