Заклятые пирамиды - Антон Орлов

– Боюсь, что завтра не смогу. Как только появится возможность, так обязательно заберу, при условии, что вы меня ни с кем не перепутали.

– Как же, такого, как ты, с кем-то перепутаешь, морж тебя подери!

Северный Пес махнул громадным белым хвостом, и снежная волна сшибла с ног Зинту с Эдмаром, а когда они избавились от залепившего лица снега, на дороге перед ними уже никого не было. Эдмар был до того потрясен явлением Дохрау и состоявшимся разговором, что подал лекарке руку и помог выбраться из сугроба, забыв о недавней потасовке.

Ветер стих, с темного неба ничего больше не сыпалось. Кое-как отряхнувшись, они побрели дальше. Зинта с тревогой подумала о том, что, если железную дорогу завалило, завтра они из Чарсы не уедут, и не настиг бы их, на свою беду, влюбленный Дирвен… Но если Дохрау умчался обратно в полярные края, снег долго не пролежит, сейчас ведь не зима.

– Зинта, я, оказывается, богатый человек, – таким тоном, словно речь шла о найденном на дне кармана медяке, произнес Эдмар. – Но для того чтобы воспользоваться своим состоянием, мне сначала придется снарядить экспедицию на Северный полюс. Примешь участие?

– Ага, можешь занести меня в список под номером один. Должен же будет кто-нибудь лечить твою экспедицию от простуды.

Ноги по колено проваливались в рыхлый липкий снег, одежда отсырела. Вглядываясь в темень – не видно ли впереди огоньков Чарсы, – Зинта некстати вспомнила о том, как она позапрошлой весной мечтала о приключениях.

Орвехт получил приглашение на беседу с доглядчиками Светлейшей Инквизиции. Ничего из ряда вон выходящего. Общаться с ними ему приходилось не реже чем раз в полгода – как и любому из «ущербных магов», которые способны совершать непростые магические действия в одиночку, без поддержки коллег.

Как обычно, он постарался перевести беспокойство в досаду. Волноваться незачем. Его заслуги перед Ложей велики, он во всех отношениях лоялен… Хотя во всех ли? Когда похищенного из паянской школы юношу признали бесполезным и отправили в Накопитель, сей факт вызвал у него всплеск горькой злости: ни дать ни взять упыри, если называть вещи своими именами.

Но о том, что подавляющее большинство нынешних магов – упыри, ведают лишь посвященные. Нет, Суно не собирался никому об этом рассказывать, он пока из ума не выжил. Если все узнают о том, что представляют собой Накопители, положение дел к лучшему не изменится, а крамолы и разброда в обществе станет больше, что приведет, в свою очередь, к умножению запретов, притеснений и произвола. Это было личное мнение Суно Орвехта, на котором зиждилась его лояльность… Но можно ли в таком случае называть его умонастроение лояльностью?

Он напомнил себе о том, что доглядчики не всеведущи. Проморгали ведь они в свое время Чавдо Мулмонга, мага-мошенника, так до сих пор и не пойманного. Ходили слухи, что Чавдо удрал в южные страны и поживает там припеваючи, выдавая себя то за эмиссара Ложи, то за пророка, то за полномочного представителя Королевского банка. В Ларвезе королевское семейство, давно уже оттертое Светлейшей Ложей от власти, занялось банковским делом, весьма преуспело и лишь благодаря сему обстоятельству до сих пор не утратило своего влияния.

Для Мулмонга не было ничего святого, тем не менее через тенета доглядчиков он каждый раз проскальзывал, как вода сквозь решето. Впрочем… Его интересовали аферы да собственная выгода, на засекреченные ужасы, связанные с Накопителями, ему было наплевать – его дражайшей персоны все это не касалось, поскольку древним магом он не был. Правда, после того, как его заочно приговорили к заточению в Накопитель, его настроение должно было перемениться. Но то теперь, а раньше хоть бы один инквизитор почуял неладное, глядя на лоснящуюся, поперек себя шире, плутовскую рожу Чавдо!

Все правильно, грустно усмехнулся про себя Суно: Мулмонг – жулик, но он всегда был воистину лоялен, ибо ничего не имел против существующего порядка вещей. Он при любом порядке будет как рыба в воде, шныряющая в поисках поживы. Другое дело те, кому хочется что-то изменить, – какими бы они ни были распрекрасными и порядочными, на снисхождение со стороны Светлейшей Инквизиции им рассчитывать нечего.

Орвехт своими крамольными мыслями ни с кем не делился и на самообладание не жаловался, но если что-нибудь мелькнет в глазах в неподходящий момент, наведет на подозрения?

Отправляясь на беседу с доглядчиками, он, как обычно, оставил матушке Сименде крупную сумму денег. Для нее и для Хеледики. На всякий случай.

Залитая ласковым алендийским солнцем комнатенка с пожелтелыми обоями, вытертым ковром травяного цвета, скатанным тюфяком и большими подушками с узорчатой вышивкой по темно-синему и розовому фону. На стене зеркало в медной оправе, с рельефным орнаментом-оберегом, который, по сурийским поверьям, не позволяет душе кануть в таинственную зеркальную бездну. В углу облезлая этажерка, на полках расставлена кое-какая утварь, рядом помятый таз и котомка с одеждой. Нынешнее жилище Зинты.

Из-за двери тянуло запахами вареного риса, лука, специй, цветочных масел, кислого молока, доносились женские и детские голоса. Зинта не знала ни сурийского, ни ларвезийского, и с соседками приходилось объясняться на пальцах. Обычно ее с горем пополам понимали. Правда, ей стоило немалого труда растолковать добрым женщинам, что свои неприлично короткие, с их точки зрения, волосы она предпочитает мыть с мылом, а не умащивать раз в восьмицу простоквашей и ароматическими маслами. С другой стороны, если поглядеть, какие у них у всех толстые и длинные косы – может, не так уж они и не правы… Хотя к запаху этих роскошных черных грив не сразу притерпишься.

Добравшись до Аленды, Эдмар и Зинта прибились к сурийской общине. Случилось это по воле богов: сойдя с поезда, бродили по улицам, выбирая, где остановиться, потом лекарка поймала «зов боли» – и устремилась туда, а спутнику ничего не оставалось, кроме как броситься за ней. Кварталы с неказистыми старыми домами, заселенные беженцами с юга. Появление двух чужаков насторожило здешних обитателей, Зинту попытались не пустить, но она оттолкнула того, кто заступил ей дорогу, ворвалась в комнату с больными и, вытащив из-за пазухи ритуальный нож, призвала силу Тавше. После этого сурийцы поняли, кого к ним прислала Милосердная, и больше ее служительнице не препятствовали.

Несколько человек с брюшной заразой, двое детей с горловой кисельницей, старик с подагрой, еще один с грыжей, женщина, потерявшая при родах много крови. Зинта сама не помнила, сколько раз черпала силу у богини, она хотела поскорее помочь всем, чтобы никому не пришлось ждать и мучиться. В какой момент она потеряла сознание, тоже не помнила. Очнувшись, обнаружила, что лежит на тюфяке под одеялом, и возле нее сидит смуглая девочка с глазами, похожими на черносливины. Та, увидев, что Зинта смотрит, вскочила и принялась кого-то звать тонким пронзительным голоском. Лекарке принесли куриный бульон с сухарями, овощное крошево, чашку горячего шоколада, и она с жадностью накинулась на еду.