Рюрик - Евгений Пчелов

Сложно сказать, насколько Ладогу можно считать первой «столицей» Руси на севере. Академик В. Л. Янин полагает, что «вполне вероятна продолжительная остановка Рюрика в Ладоге, поскольку быстрому продвижению к Ильменю как узлу торговых путей препятствовали волховские пороги. К их преодолению следовало обстоятельно подготовиться, в частности, решить вопрос о замене морских кораблей на плоскодонные, оценить уровень весеннего подъема воды на порогах или предпочесть сухопутную дорогу в обход. Такая вынужденная остановка отнюдь не превращает ее место в столицу»[347]. Однако маловероятно, что путь по Волхову в Ильмень был неизвестен до Рюрика. Рюрик был, конечно, заинтересован в том, чтобы поставить его под свой контроль. По-видимому, закрепившись в Ладоге, Рюрик затем перебрался на городище под современным Новгородом, где, как мы помним, с середины IX века датируются археологические находки, в том числе и скандинавского происхождения. Городище было не только торгово-ремесленным, но и военно-административным центром. Здесь стоял определенный воинский контингент — дружина Рюрика. Именно Городище (древний Новгород) было центром владений варяжского князя.

О существенных политических изменениях на севере Руси свидетельствуют и монетные клады. В 860-х годах их число резко возрастает, что, вероятно, связано с активизацией местной торговли. 850-ми годами датируется спад поступления восточного серебра в Скандинавию, а в 860—870-х годах этот приток вновь усиливается. Такие изменения могли быть связаны с конфликтами между племенами севера Руси после изгнания варягов и с последующим призванием Рюрика[348]. Археология снова подтверждает реальность описанных в летописи событий и даже примерную их датировку. Разумеется, приурочивание в летописи всех событий, связанных с изгнанием варягов, междоусобными конфликтами местных племен и призванием Рюрика к одному 862 году, нельзя понимать буквально. Соответствующий текст первоначального сказания, очевидно, датирован по центральному событию всего повествования — а именно призванию Рюрика с братьями. Изгнание варягов и межплеменные усобицы происходили в течение нескольких лет, возможно, десятилетия. В то же время вряд ли промежуток между изгнанием варягов и приглашением Рюрика был очень большим.

Как уже говорилось, исследователи считают возможным говорить о некоем военно-политическом объединении племен, призвавших Рюрика, называя это объединение «северной конфедерацией племен» — такое условное наименование было предложено В. Т. Пашуто и получило поддержку в исторической науке[349]. Считается даже, что слова Новгородской первой летописи младшего извода о том, что словене, кривичи и меря (а также чудь) «кождо своим родом владяше», свидетельствуют об отсутствии этого объединения. Оно «было достигнуто в процессе восстания против притеснителей-варягов, обложивших всё местное население подушной данью. Победа над варягами вернула власть местному населению, которое стало "городы ставити". Вряд ли Под последним действием нужно понимать сооружение неких значительных племенных центров. Речь здесь идет о создании укреплений в наиболее уязвимых для нападения врагов пунктах — предприятие более чем естественное после пережитых от варягов притеснений»[350]. Изгнание варягов, вероятно, имело место в 850-х годах. Насколько можно говорить о некой племенной «конфедерации», неясно, но какое-то политическое объединение племен, безусловно, существовало. Ясно, что Рюрик должен был закрепиться в главных центрах этих племен, с чем связано известие о его братьях, севших в Изборске (племенной центр псковских кривичей) и Белоозере (племенной центр веси). Считать эти сообщения искусственными конструкциями летописца невозможно, поскольку эти центры не вполне соответствуют составу условной «конфедерации» племен. Кроме того, под контролем Рюрика оказались кривичский Полоцк, мерянский Ростов и даже Муром. Земли племени мурома в бассейне Оки, вероятно, были «пограничными» — здесь проходил как бы раздел сфер влияния. Мурома находилась во владениях Рюрика, а жившие южнее вятичи платили дань хазарам: «Характерно, что именно этот окский участок торгового пути, где сидели подвластные хазарам вятичи, аккумулирует значительную часть монетного серебра, поступавшего через Хазарию на север, в Верхнее Поволжье, Новгородскую землю и Скандинавию. Очевидно, что купцы русы должны были делиться частью своей прибыли с местным населением — вятичами, контролировавшими волоки, которые вели с верховьев Дона на Оку»[351].

При перечислении городов, подвластных Рюрику, летописец мог исходить из современных ему реалий, но сами эти города весьма точно соответствуют упоминаемым в рассказе о призвании князей племенам. Вероятно, они продолжали иметь существенное политическое значение и в дальнейшем: показательно, что Владимир, при раздаче княжений своим сыновьям, старших из них направляет именно в эти центры: «И посади Вышеслава в Новегороде, а Изяслава Полотьске, а Святополка Турове, а Ярослава Ростове. Умершю же старейшему Вышеславу Новегороде, посадиша Ярослава Новегороде, а Бориса Ростове, а Глеба Муроме…» Среди названных городов только Туров не относится к владениям Рюрика. Выдвижение же младших сыновей Бориса и Глеба на более «престижные» столы соответствует отмеченному в летописи особому отношению к ним Владимира. Так, Владимир предстает в летописном повествовании как новый Рюрик — устроитель Русской земли, родоначальник нового, христианского периода ее истории.

Итак, под властью Рюрика находились как славянские племена — ильменские словене и кривичи, так и финно-угорские — меря, весь, мурома и, по-видимому, чудь. Уже говорилось о том, что упоминание чуди в составе племен, призвавших Рюрика, обычно считается позднейшей вставкой. И действительно, в рассказе Новгородской первой летописи чудь среди этих племен не названа. Казалось бы, отсутствие чуди в составе племенного объединения, обратившегося к варягам, подтверждается самой структурой летописного повествования: три племени призывают трех братьев, садящихся на княжение в трех городах[352]. Однако эта стройность лишь кажущаяся. В самом деле, если старший из братьев, Рюрик, становится князем в словенском Новгороде, а словене названы в перечне племен первыми, то ко вторым в этом перечислении кривичам отправляется не второй, а третий брат — Трувор. Меря же вообще не получает себе князя, поскольку второй брат, Синеус, «садится» на Белоозере, в земле веси. Поэтому реальная картина племенного объединения была, очевидно, более сложной. Считать упоминание чуди искусственной вставкой можно лишь тогда, когда удастся определить, почему летописцу понадобилось так выделить это племя и даже поставить его на первое место, как это сделано в «Повести временных лет». Возможно, и здесь мы имеем дело с уточнением летописцем первоначальной информации. Следует иметь также в виду и «расширительный» смысл имени «чудь» как общего названия финно-угорских народов, хотя в летописном рассказе, скорее всего, этот этноним в перечислении племен употреблен в более конкретном значении.