Карибский кризис - Федор Московцев

— У меня тут плюс тридцать, но голова почему-то перегрелась у тебя! Какие ещё «его условия» я должен выполнить, Ира? Какое перемирие, когда он методично разваливает мой бизнес?

Она вцепилась мне в ухо, как клещ, склоняя к мирным переговорам со святым Иосифом, буквально к тому, чтобы я пошёл к нему на поклон и выполнил бы «его условия», с трагическим придыханием повторяя при этом «пока не поздно». Я никак не мог взять в толк, в чем спешка, и не узнавал Ирину — вместо жесткой бизнес-леди со мной разговаривала какая-то вегетарианка из общества защиты прав животных и секс-меньшинств. Попытки перевести разговор в практическое русло и обсудить реальные дела ни к чему не привели. Она преследовала меня звонками во время еды, на пляже и во время игры в футбол.

— Кто там тебе наяривает?! — возмущались мои друзья. — Посылай всех на хуй, отключи трубку!

Остальные мои люди находились во вменяемом состоянии и выполняли свою работу. Павел Дуров подобрал адекватных людей (в том числе главбуха), которые организовали нормальный трудовой процесс. Они стали анализировать, как сократить издержки и избавиться от всего того, что не приносит доход.

В отличие от Ирины, Ренат был настроен воинственно: он настаивал на скорейшей расправе с бунтовщиками и предлагал различные варианты вендетты. Это находило живой отклик в моей душе, но разум подсказывал, что святой Иосиф провоцирует именно на такие действия — пользуясь связями в УВД (а он, собственно, и сам является частью УВД, недалеко отполз от кормушки), в случае каких-либо противоправных действий с нашей стороны он инициирует уголовные дела, обвинив нас в связях с организованной преступностью (хотя, строго говоря, сам таковой является — решая множество вопросов через «офис»). Безусловно, он будет вредить и на пустом месте, но в этом случае меня поддержит Халанский, за которым стоит губернатор. Главврач кардиоцентра сможет защитить свою карманную структуру, Совинком, от нападок, но если мы впутаемся в уголовщину с участием «офиса» и приезжих «решальщиков вопросов», то протаскивать наши договора через облздравотдел и областной департамент экономики станет значительно сложнее.

— Иосиф станет действовать доступными ему законными способами, — убеждал я Рената. — Налоговые проверки, наезды ОБЭПа, прокуратура. Поэтому сейчас самое главное, это навести порядок в бухгалтерии.

И мой брат был вынужден принять мою точку зрения.

Глава 64,

О том, как неповторимые красоты природы в какой-то степени отвлекали меня от моих мрачных дум

Шли дни, а деньги на расчетный счет Совинкома всё не приходили, так же, как в мою голову не приходили мысли, как покрыть недостачу на Экссоне. Всё, что мне оставалось делать — это вслушиваться в разговоры Владимира и Артура насчет ближайших платежей, куда, и самое главное, сколько и в какие сроки нам надо перечислить денег с наших расчетных счетов. Я мрачно гадал, убьют ли меня сразу по возвращению в Петербург, либо мне удастся пару дней пожить.

Предоставляя друзьям полную свободу в вопросах организации досуга, сам я мысленно блуждал в поисках спасительного решения по извилистым путям неизвестности. Я подолгу медитировал, созерцая океанские просторы. Морские шумы, морские запахи волновали меня. Океан менялся каждый день, каждый час. То он был гладким и синим, то покрывался маленькими спокойными волнами, лазурными с одной стороны, посеребренными — с другой, то казался закрытым зеленой плёнкой, то тяжелым и мрачным, несущим на своих волнующихся гребнях неких разъяренных чудищ; вчера он отступал с улыбкой, сегодня — в смятении бежал вперёд.

Обычно над островом дул ветер. Ночью он ослабевал. По звездному, похожему на чертёж небу, медленно проплывали белесые, с зелёными краешками облака. Шум океана становился всё тише и тише. К утру океан успокаивался, умолкал. А когда солнце поднималось в зенит и горячие струи воздуха над островом сливались в один могучий, восходящий поток, ветер усиливался. На воде появлялись мелкие, едва заметные глазом чешуйки. Они лепились в полоски, ветер дул всё сильнее, и полоски превращались в волны, волны — в медленно передвигающиеся по водной поверхности валы. Утром в зоне рифов вода имела вид стылого, стального цвета пространства, а в полдень, когда волны достаточно разгуляются, на рифах вспыхивали буруны. Белые точки сливались в пятна, и скоро вся водная поверхность становилась рябой от всплесков и пены. На рифах возникал угрожающий, низкий гул. Он достигал берега и становился фоном, на котором только и могли звучать разговоры людей, голоса птиц, пение насекомых.

Когда оранжевое солнце стремительно падало за горизонт, небо наливалось чернильной синевой и ветер успокаивался. Огромное воздушное течение ослабевало. Среди ослепительных, похожих на фонари звёзд, снова двигались неторопливые, с зеленоватыми кромками облака.

Когда я на некоторое время забывал про недостачу и у меня было хорошее настроение, я смотрел на вещи с позитивной стороны: побежав впереди паровоза, бунтовщики облегчили мне задачу — всё равно толку бы от них было мало, учитывая, что они уже разок взбрыкнулись; это уже не сотрудники, а диверсионно-десантный отряд фактически, так или иначе пришлось бы их увольнять. Теперь, когда они обозначились полным составом, не нужно проверять на лояльность тех, кто еще недавно вызывал сомнения. Кое-кто взял больничный, и таким колеблющимся было сделано предупреждение: определиться до моего приезда, ориентировочно до двадцатого января. Давая оценку действиям святого Иосифа, я ставил его в один ряд с Расторгуевым, подчеркивая тем самым, что авторитет старого седого полковника сильно преувеличен темными, малоумными, невежественными людьми, не знавшими жизни, не умеющими отличить божий дар от яичницы. Так поступить, как он, мог только крайне неразумный человек — ведь он не будет получать с Югмедсервиса (ЮМС) столько же, сколько с меня. Он отжимает бизнес (пытается отжать), но это не то же самое, что забрать недвижимость, дорогую машину или какую-то осязаемую собственность. Мой бизнес — это я сам, мой креатив и мои наработки.

Отделившихся оказалось семнадцать человек — семнадцать дармоедов, уход которых можно описать поговоркой: «баба с возу, кобыле легче». Если они и увели каких-то клиентов, то эти потребители никакой погоды не делают. Нагрузка на бюджет существенно уменьшилась, учитывая то, что я больше не собирался платить Иосифу по крайней мере до тех пор, пока будет существовать ЮМС.

Мотивация святого Иосифа, старого ревнивого пердуна, в какой-то степени объяснялась тем, что его жена пришла к нему от меня, и он, как лев, новый хозяин прайда, просто обязан уничтожить предыдущего; кроме того, его подначивал сладкоголосый Паперно, который решил прибрать к рукам мой бизнес, и святой Иосиф вёлся на всякие инсинуации своего пожизненного заместителя: он, конечно, распознавал лесть, но любил её, как тонкое вино, способное кружить голову. И, игнорируя трезвый расчет, благосклонно слушал то, что ворковал Паперно — водевильного вида красавчик с манерами порноактера.

Это про святого Иосифа. Ну а логика бунтовщиков совершенно непонятна, ведь они значительно потеряли в зарплате. Старый седой выжига не будет им платить из своего кармана, значит, им придется сильно суетиться, нарабатывая своих клиентов, чтобы хотя бы немного приблизиться к тому уровню доходов, что они получали у меня, особо себя не утруждая.

Помимо созерцания океанских просторов, благотворное влияние на мою психику оказывало посещение ресторана Las Americas, находящегося в Варадеро, куда я повадился ездить почти каждый день. Там, попыхивая сигарой и при помощи доброй порции рома я пытался привести в порядок свои мысли. Но мои размышления неизменно возвращались к одному и тому же: запоздалые сожаления о том, что так неразумно вёл дела, распылял усилия, работал на несколько фронтов и рисковал чужими деньгами. Картинка была еще та: под звуки гитары, лютни, музыкальных инструментов из тыквы и треса (кубинской гитары с тремя парами струн) артисты на сцене пели о своих печалях и радостях, а я бесконечно анализировал свои промахи.

Больше всего я сожалел о том, что воспользовался деньгами Экссона. Я ведь нарушил данное себе обещание, получается, моё слово ничего уже не значит! Сказал себе: выкручивайся, как хочешь, но не лезь в общественную кассу. И всё-таки я это сделал. Похоже, придётся смириться с тем, что моя жизнь состоит из сплошных противоречий. То, что я рисковал чужими деньгами, могло быть мелочью само по себе, но это лишь один из провалов, которые все вместе составляли мою манеру вести бизнес.

Мне уже приходилось тайно от компаньонов перехватываться общественными деньгами. Год назад, когда я отрабатывал схему с необеспеченными векселями и реализовывал взятый на московских фирмах товар, неожиданно объявился Лечи Вайнах и потребовал свои $280,000 на два месяца раньше оговоренного срока. До этого в какой-то момент с Лечи возникла проблема, которую улаживал Блайвас, он же контактировал с чеченским плохишом и являлся гарантом соблюдения условий вексельной сделки. Соответственно, все переговоры шли через Блайваса. И теперь, если у Вайнаха со товарищи что-то изменилось, необходимо созвать всех участников сделки, устроить переговоры, на которых большинством голосов утвердить изменения. Если Вайнах хочет деньги прямо сейчас, пусть даёт скидку! Но Блайвас стоял на своём: никаких скидок, деньги прямо сейчас, иначе Лечи пришлёт бойцов, которые будут караулить меня возле подъезда со стволами.