Карибский кризис - Федор Московцев

С Мари-Бэль у меня было еще четыре свидания, по моей просьбе она приезжала на Варадеро, для экономии времени. Была масса других вариантов, но мне хотелось контакта именно с ней. Наше общение проходило на природе — пляж Варадеро, мангровый лес, коралловые рифы Национального парка Марино-Кайо-Пьедрас-дель-Норте…

Её бикини было что надо — она разгуливала по пляжу, прикрыв себя чем-то вроде зубной нити — сексуальная богиня, которая встряхивает непослушными кудрями и мурлычет о том, что в «воздухе пахнет сексом». «Я не прочь взять на себя инициативу, но мне больше нравится подчиняться. Подчиняться в постели — это реально круто. Нужно быть маленькой леди, чтобы кто-то другой почувствовал себя мачо и позаботился о тебе. Да, в постели мне нравится чувствовать себя маленькой девочкой», — говорила она. Так что в уединенных райских уголках мне было не до купания — я чувствовал себя донельзя инициативным мачо…

(С Игорем и Павлом мы уезжали из отеля под предлогом рыбалки — у гидов была соответствующая экскурсия, предусматривавшая катание на моторке по рыбным местам с рыболовным снаряжением; далее мы расходились кто куда, и встречались в условленное время, чтобы вернуться в отель всем вместе).

В один из дней мы с Мари-Бэль отправились в царство мангров.

Мангровый лес расположен в спокойных водах возле архипелага Сабана-Камагуэй (цепочка коралловых островов на расстоянии 8-20 км от материка). Мы свернули с дороги и остановились возле гущи стоящих прямо в воде деревьев. Выйдя из автомобиля, мы бродили по мангровому лесу, осторожно перебираясь через протоки, рассматривая мясистые темно-зеленые листья, путаницу воздушных корней над головой. Деревья стояли по колено в море. Из воды, как гвозди, торчали их острые побеги. Плотные мясистые листья не шевелились. Проваливаясь по колено и оставляя за собой коричневые облака ила, мы то углублялись в низкорослую чащу, то выходили в протоки, открытые со стороны моря. Мелкие рыбы бросались из-под ног, поспешно скрывались в кустах белые тонконогие цапли, пуская пузыри и выбрасывая вверх комочки грязи, прятались в норы маленькие пестрые крабы.

Крабы населяли все отмели и островки. Мангры были их заповедным царством. Там, где над водой возвышались темные взгорбки песка, их жило тысячи. Круглые, как тарелки, черепахи, плавали в воде. Заметив нас, черепахи поднимали головы, начинали вертеть змеиными шеями, а затем, как по команде, скрывались.

Когда мы вернулись к машине, я спросил, водятся ли тут крокодилы. Мари-Бэль неопределенно махнула: водятся где-то неподалёку, в тростниковых болотах. Мне стало не по себе при мысли о самых свирепых в мире аллигаторах, запрограммированных на убийство всего, что попадается в их поле зрения.

Другим запоминающимся событием была поездка на Марино-Кайо-Пьедрас-дель-Норте — Национальный парк Варадеро, пляжи которого изобилуют коралловыми рифами.

Когда оказываешься под водой, глазам открывается незабываемая картина. Светлый песок, ровное, медленно понижающееся дно. Бугристые, похожие на следы тракторных гусениц, ходы моллюсков. Затем появляются голубоватые пучки травы, которые постепенно превращаются в сплошной ковёр. Чтобы добраться до рифов, надо достаточно долго плыть над нескончаемым полем водорослей. Наконец, в зеленом ковре появляются разрывы, блестит белый песок. Из песка торчат серые рога — мертвая коралловая ветвь. Далее — пологая возвышенность, причудливые очертания пестрых камней. Риф!

Со дна поднимаются оранжевые, желтые, зеленые ветки, глыбы, шары. Каменный хаос, лес. Среди него стайками и поодиночке — разноцветные рыбы. Кажется, будто вода носит елочные игрушки среди причудливых каменных фигур. Ветер сорвал их на берегу, унес в море, игрушки утонули и теперь течение движет их. Красные, черные, желтые, оранжевые, фиолетовые… разноцветные — большие, маленькие, средние. (позже, я приезжал на коралловый риф с друзьями, мы досконально исследовали страну кораллов).

Со стороны берега риф пологий, обломки его, мельчая, переходят в песок. Здесь светло и тихо. Вместо разноцветной карусели рыб и буйства коралловых красок — спокойный, серовато-белый цвет. Ровная, как доска, поверхность дна, лишь кое-где тронутая холмиками. Иногда попадаются круглые, похожие на огромные сковороды, скаты, с ручкой-хвостом, на конце которого имеется острый шип.

Около внешней стороны рифа склон крутой, опускаясь, он теряется в фиолетовой дымке. Склон густо порос оранжевыми кораллами. Обилие чистой воды, приносимой течением, и яркий солнечный свет делают его местом обитания множества рыб.

С Мари-Бэль мы общались на английском, который не был родным языком ни для меня, ни для неё, и в такой ситуации неизбежно возникали трудности перевода. Она сказала, что из-за моего голоса, «медленного и бездонного», ей трудно воспринимать то, что я говорю.

Как-то раз она сказала:

— Теперь я знаю, почему ты встречаешься со мной. Это оттого, что ты несчастлив в любви. Ты можешь дать больше, чем от тебя требуют. И вот то, что остается, ты приносишь мне… ну… таким, как я.

Позже, уже после того, как мы расстались, я задумался над этими и другими сказанными ею словами. Как в той поговорке: «в лесу о бабах, с бабами про лес», я говорил с ней о том, что меня больше всего волновало — о делах, рассуждая вслух, как бы мне решить мои проблемы. Она кивала, но по её взгляду было видно, что ей ничего не понятно.

Еще дома, в Петербурге, в тот день, когда я принял это идиотское решение перехватиться общественными деньгами, мной овладело тягостное беспокойство; оно усиливалось день ото дня и затем не покидало меня больше. И даже здесь, на отдыхе, я чувствовал, что мне угрожает опасность. В ресторане, на пляже, в объятиях Мари-Бэль мои мысли снова и снова переносились к моим волгоградским и петербургским делам.

Я не отдыхал, а постоянно думал: где взять деньги?!

Глава 63,

О моём решении не поддаваться на провокации и не начинать открытую войну со старым седым полковником

Я специальным образом предупредил Ирину, чтобы она прекратила общение со святым Иосифом, но она по собственной инициативе нанесла ему визит. Вначале она заговорила с ним, как ни в чем ни бывало, о текущих делах (хотя ей было строго-настрого запрещено посвящать старого седого полковника в какие бы то ни было наши дела), он довольно мило отвечал ей, будто ни разу не делал никаких подлостей, но потом, не выдержав, она стала предъявлять ему за рейдерство — создание конкурентной структуры (Паперно с Расторгуевым назвали свою контору «Югмедсервис») и попытку перетянуть на неё бизнес Совинкома. Святой Иосиф на голубом глазу отвечал, что всё произошло без его участия и выставил ситуацию таким образом, будто его шестерки являются людьми, которые способны принимать самостоятельные решения и действовать по своей воле. Будто мягкотелый Паперно, всю жизнь проработавший в подчинении старого седого полковника и пришедший в Совинком по приказу патрона, вдруг, разменяв пятый десяток, организовал восстание, настропалив массу народа, также зависимого от всесильного Иосифа Григорьевича. Это была наглая ложь, в которую Ирина поверила — а всё потому, что… святой Иосиф поклялся здоровьем своего сына.

Обо всём этом она написала мне в электронном письме. Пока я обдумывал ответ, она мне позвонила и довольно эмоционально стала требовать, чтобы я немедленно связался со старым седым полковником, повинился и, «пока не поздно», «помирился и выполнил бы все его условия» (в первую очередь имелось в виду погашение задолженности по зарплате — перед его шестерками и перед ним самим).

— У вас там в Волгограде достаточно холодно? — осведомился я.

— Минус десять, — ответила она удивленно.

— У меня тут плюс тридцать, но голова почему-то перегрелась у тебя! Какие ещё «его условия» я должен выполнить, Ира? Какое перемирие, когда он методично разваливает мой бизнес?

Она вцепилась мне в ухо, как клещ, склоняя к мирным переговорам со святым Иосифом, буквально к тому, чтобы я пошёл к нему на поклон и выполнил бы «его условия», с трагическим придыханием повторяя при этом «пока не поздно». Я никак не мог взять в толк, в чем спешка, и не узнавал Ирину — вместо жесткой бизнес-леди со мной разговаривала какая-то вегетарианка из общества защиты прав животных и секс-меньшинств. Попытки перевести разговор в практическое русло и обсудить реальные дела ни к чему не привели. Она преследовала меня звонками во время еды, на пляже и во время игры в футбол.

— Кто там тебе наяривает?! — возмущались мои друзья. — Посылай всех на хуй, отключи трубку!

Остальные мои люди находились во вменяемом состоянии и выполняли свою работу. Павел Дуров подобрал адекватных людей (в том числе главбуха), которые организовали нормальный трудовой процесс. Они стали анализировать, как сократить издержки и избавиться от всего того, что не приносит доход.