«Если», 2002 № 05 - Брайан Плант

Красочность описания, глубина проблем романа вызвали неоднократное обращение к нему представителей других видов искусства. В самой Польше почти сразу же после выхода романа Краковское радио подготовило его радиопостановку (режиссер Юзеф Гротовский).

В Советском Союзе роман «Солярис» был дважды экранизирован. Если телефильм Б. Ниренбурга (1968) практически не был замечен зрителями и критиками, то киноверсия Андрея Тарковского (1972) до сих пор вызывает споры, в которых встречаются мнения самого широкого спектра — от категорического неприятия экранизации до восторженных утверждений, что фильм получился глубже и интереснее книги. Сам Лем эту экранизацию не принял, причем еще до того, как фильм был поставлен. Широко известны его слова о том, как он приехал в Москву пообщаться с Тарковским, поругался с ним и уехал в Краков, домой.

Английский театр танца поставил синтетический спектакль «Солярис» (режиссер Дэвид Гласс, автор сценария Тони Хаас, 1987), в котором актеры танцуют, разыгрывают пантомимы, ведут диалоги и поют.

А в Днепропетровском государственном театре оперы и балета был поставлен фантастический балет в двух действиях по мотивам романа «Солярис» (композитор С. Жуков, авторы либретто В. Фетисов, А. Соколов, 1990). Не знаю, что сказал бы Лем, посмотрев этот балет, но краткое содержание спектакля, изложенное в театральной программке, заслуживает хотя бы фрагментарного цитирования. Вот что происходило на станции:

«Корабль опускается на станцию… Астронавты счастливы — перелет удачно завершен. Крис и Снаут уходят в каюты. Внезапно за спиной оставшегося Гибаряна появляются незнакомки. Кто они — жестокое напоминание его давней вины, воплощение собственной боли о несостоявшейся любви?.. Это Солярис отреагировал на появление землян явлением «гостей». Избавиться от них астронавту пытается помочь Снаут. Но безуспешно. Теряя рассудок, Гибарян бросается в океан. Напрасно ищет друга в волнах Соляриса Крис. Подавленный, он возвращается на станцию. Неожиданно возникает Хари. Крис растерян — кто перед ним? Снаут убеждает его, что это фантом, неземное порождение, а настоящая Хари умерла. Поняв, что она не человек, и не желая быть призраком любящей женщины, Хари бросается в океан, но Солярис выносит ее обратно на станцию, пытаясь продолжить контакт с людьми. Крис навсегда остается в космической беспредельности».

Чуть позже в Мюнхене была поставлена опера «Солярис».

Станислав Лем долго сопротивлялся попыткам Голливуда приобрести права на следующую экранизацию романа, но в конце концов согласился, так что в настоящее время в США готовится новая кино-постановка по роману «Солярис».

1977 году «Уральский следопыт» предложил найти в фантастике аналоги планеты Солярис. Совместными усилиями были найдены и разумные планеты, и разумные океаны. Конечно, после выхода романа Лема писать на подобные темы нелегко, но фантасты не сдаются. Алексей Корепанов рискнул написать продолжение — роман «Станция Солярис». Пока это единственное известное мне обращение к книге Лема «в чистом виде». А вот упоминания о романе или фильме Тарковского встречаются в фантастике чаще. Одно из последних таких упоминаний встретилось мне в новом романе Юлия Буркина «Звездный табор, серебряный клинок»: «Хныча и агукая мчался я с околосветовой скоростью через вселенную и неминуемо помер бы с голоду (благо осознать опасность и испугаться я еще способен не был), если бы не счастливая случайность: на пути мне встретилась некая планета. И не простая, а живая. Типа, как у Лема в «Солярисе». Только это сравнение не совсем удачное, потому что, в отличие от Соляриса, ни черта эта планета не соображала и никаких «гостей» не создавала. Все, что она умела — с помощью гравитационных ловушек схватывать и пожирать метеориты, коих в этом секторе космоса летало превеликое множество, затем — переваривать их и удрученно, с треском, испражняться. Тем и жила. Так что, если Солярис был чем-то вроде гигантского мозга, то эта планетка — соответственно, была чем-то вроде гигантской задницы».

Так что «время жестоких чудес» продолжается…

Рецензии

Борис ШТЕРН

ПРИКЛЮЧЕНИЯ ИНСПЕКТОРА БЕЛ АМОРА.

ВПЕРЕД, КОНЮШНЯ!

Москва — Донецк: ACT — Сталкер, 2002. — 573 с.

(Серия «Звездный лабиринт: коллекция»).

7000 экз.

Правда жизни и правда искусства — это, как говорят в Одессе, две большие разницы. Первой не существует (хотя порой она дает о себе знать в самые неожиданные моменты). Вторая доступна лишь немногим — тем, кто понимает, что талант не дается по разнарядке или в результате тайного голосования. Такая жизнь непредсказуема и коротка, а искусство вечно. Но противоположности объединяются, поэтому даже частные правила грамматики имеют прямое отношение к законам бытия.

Цикл произведений Бориса Штерна об инспекторе Бел Аморе, собранный здесь под одной обложкой, относили к юмористической фантастике. Или к иронической, сатирической. Но все эти жанровые дефиниции ложны, они не ухватывают главного. Перед нами поэмы в прозе. Стилистическое совершенство, точность фразы, уместность цитаты, повторы и совпадения, рифмы и анекдоты — все это лишь части литературного механизма по трансформации смыслов и созданию миров.

Многие рассказы из этого цикла — начиная с самого первого, «Чья планета?» — давно стали классикой. Известные тексты впервые опубликованы в авторской редакции. Они дополнены не издававшимся ранее последним романом «Вперед, конюшня!».

Раньше мы знали Бел Амора как скромного Инспектора Службы Охраны Среды (СОС), теперь мы видим его в зените карьеры и славы. Тренер футбольной сборной, бригадный дженераль и спаситель Вселенной, он остался простым человеком из плоти и крови. Этим и интересен.

Согласно определению одного дикого робота, «человек — это тот, кто понимает искусство». Но вот закон единства формы и содержания в искусстве, выведенный Штерном: форма гораздо важнее. Если форма совершенна, содержание стремится к предельному своему значению. Предельное содержание лучше всего ухватывает именно фантастическая литература — она создается на переднем фронте встречи с Неведомым и свободна от любых заранее заданных художественных условностей. У Неведомого есть человеческое измерение.

Кроме того, фантастика для Штерна важна как способ бегства от абсурдной реальности. Зацепив эту реальность крючочками букв, он предоставляет тексту развиваться по его собственным законам: глупое и злое отмирает, формируются новые смыслы и миры. Рождение и гибель, завершение и начало нового тут идут рука об руку, как в жизни. Взрыв хохота, преобразующий реальность — фирменный прием писателя. Вселенная при этом рождается заново. Генералы и футболисты, сантехники и космонавты, Блез Паскаль и баба Валя из соседнего подъезда оказываются равны перед этим катаклизмом. С точки зрения искусства, даже Вселенная и футбольный мяч инвариантны. Все эти художественные трансформации, совмещения и смещения в литературном языке служат главному — выявить собственно человеческое в человеке. Главная функция человечества, по Штерну, состоит в следующем: «интеллектуально проникать, объединять, улавливать, еще больше понимать и использовать окружающие его силы». Посредством физики, фантастики — и посредством футбола тоже. Смеясь, человечество не только расстается с прошлым, но и встречается с будущим.