Путешествия без карты - Грэм Грин

Только что по почте пришло письмо еще от одного местного писателя и книга, опубликованная за его счет. Почему эта жажда писать обуревает столь многих? Желание разбогатеть? Сомневаюсь. А может быть, человек, который понял, что живет жизнью, в общем‑то, избранной не им самим, просто хочет внять своему призванию? Тот же отчаянный инстинкт, который толкает человека не столько к религиозной вере, сколько к желанию верить?

12 февраля. На борту епископского пароходика.

…Проснулся в пять, как только пароход стал отчаливать, и открыл иллюминатор, чтобы видеть огни Кокилатвиля. От гребного колеса сильно передается вибрация. Река около полутора километров ширины. Мы держимся вблизи от берега.

Осмотр судна у входа в русло Руки: не тянем ли мы за собой цветы и водоросли, которые могут разрастись и забить фарватер.

С бортов судна у нас по понтону, груженному дровами. После завтрака бывший капитан берется за бревиарий. X. описывает свой осторожный роман с одной молодой замужней дамой — чтобы хоть как‑то облегчить свою боль. В конце концов он пытается вернуться к сексуальной любви, но отказывается от этого, так как не испытывает ни малейшего желания. Расстаемся с ним в ожидании дальнейших событий 1.

1 Эти замыслы были оставлены или полностью изменились.

На борту три священника и прислуга из африканцев, в том числе по меньшей мере одна женщина. Отец Анри, поправляющийся после болезни, в прошлом сам капитан; он пожелал принять участие в путешествии и надеется поспеть засветло в семинарию в Бакуме. Отставной капитан отец Пьер, со своей длинной взъерошенной бородой и в очках, преподаватель семинарии, и отец Жорж, нынешний капитан, человек, обуреваемый страстью к охоте. Здесь водятся обезьяны, ведущие наземный образ жизни, и он похваляется, сколько ему удалось подстрелить во время облавы кажется, они весьма хороши на вкус. Только что мы видели баклана — длинная шея и маленькая головка, — он сидел на бревне; прогремел выстрел, но из‑за вибрации отец Жорж промахнулся, птица взлетела и продолжала лететь за нами, держась на одинаковом расстоянии над водой. Крокодилы здесь явно длиннорылые и не каннибалы. Купание безопасно. Так утверждают отцы — по мнению доктора, вряд ли это полностью заслуживает доверия.

В первый день пытаешься уловить, каков именно установившийся здесь ход вещей, ибо только это создает ощущение дома. У вас могут быть моменты внезапного волнения, возбуждения, счастья — но совсем иное дело чувство покоя.

В одиннадцать мы выпили пива, а потом я учил священников играть в «421». После ленча — сиеста.

Читаю Конрада — книга называется «Юность», я взял ее ради «Сердца тьмы» — впервые с тех пор, как бросил его читать году в тридцать втором, оттого что он влиял на меня слишком сильно и разрушительно. Мощный гипнотический стиль вновь обрушился на меня, и я понял, до чего же беден мой собственный. Возможно, после того как я довольно долго прожил со своей бедностью, меня уже ничто не испортит. Когда‑нибудь я перечитаю «Победу». И «Ниггера».

Вода цвета начищенной до блеска оловянной посуды; кажется, что облака — в отсветах этой оловянной поверхности. И на зелени лесов словно тоже оловянный налет. Рыбачьи домики на сваях вызывают воспоминание о Востоке 1. Люди стоят в пироге, и ноги их, удлиненные тенью, уходят в воду, точно они переходят реку вброд. Может быть, какой‑нибудь рационалист уже объяснил подобным образом хождение Иисуса Христа по водам?

1 Скорее всего, это мне напомнило одну деревушку на реке Меконг в Лаосе недалеко от Луан–Прабана, возле которой заглох мотор моей лодки. Это было во время войны в Индокитае, и мы пытались добраться до особо почитаемого буддистского храма и вознести там свои молитвы о поражении наступавшей армии Вьетминя. Я с самой живой радостью вспоминаю нашу трапезу на полу того домика на сваях и его стены, увешанные фотографиями коронации королевы Елизаветы из «Пари Матч», при том что наш хозяин, крестьянин, ни слова не знал по–французски. Я не прошу извинить меня за подобные отступления. Воспоминания — это форма сравнения: мы вспоминаем и говорим: «Это похоже».

Последнее время меня все больше и больше волнует, выйдет ли что‑нибудь из этой книги. Быть может, вместо того, чтобы принимать реальность такой, какая она есть, я с ней сражаюсь и в то же время пугаюсь того, что доктор называет «сентиментальностью», всего яркого и драматичного. Возможно, X., помогая больным разрабатывать руки, забудет об очевидных мерах предосторожности и не протрет руки спиртом. Священники больше думают о технике, электричестве, навигации и тому подобном, чем о человеческой жизни или о Боге — но это у X. ложное впечатление. Он приехал в поисках иной формы любви, а столкнулся с турбинами электростанций и проблемами строительства; он никак не может понять этих священников, так же как они не могут понять его.

Вода, которую разрезают носами наши понтоны, цвета жженого сахара.

Возможно, первая фраза будет такой: «Каждый день после завтрака капитан читает в рубке свой бревиарий» 1.

1 Книга подступила чуточку ближе. Первая фраза, пожалуй, будет такой: «Капитан в белой сутане стоял возле растворенного окна салона и читал свой бревиарий».

Неустанное перебрасывание дров с понтонов к машине вызывает воспоминание о том, как Филеас Фогг пересекал Атлантический океан.

— Подходим к Бакуме. Отец Анри возбужденно восклицает:

— Мой дом!

— А не тюрьма?

— Нет. Моя тюрьма — Йонда.

Причаливаем. Обед в миссии, после обеда священники играют в карты тремя колодами в игру под названием «Спички».

Беспокойная, душная ночь, снотворное не подействовало. Снилось что‑то сердитое о человеке, на которого я никогда не сержусь наяву.

«Сердце тьмы» Конрада мне по–прежнему очень нравится, хотя я и стал замечать недостатки. Язык для этих событий слишком напыщенный. Курц кажется каким‑то искусственным. Словно Конрад взял эпизод из собственной жизни — ради «литературы» — и приписал ему большее значение, чем он того заслуживает. Конрад то и дело сравнивает конкретное с абстрактным. А не перенял ли и я сам этот трюк?

Сегодня вечером мне в голову пришла занятная мысль: за кого можно принять этих священников, не зная, кто они есть на самом деле, — ведь только один из них в сутане. Отец Жорж, капитан, очень похож на тех молодых офицеров из иностранного легиона, которых можно было встретить в свое время в Индокитае; отец Пьер немного похож на У. Г. Грейса или на Хаксли; остальных я, пожалуй, поделил бы между врачами и преподавателями колледжа (в последнюю категорию входит и австриец, побывавший после войны в плену у американцев, — он не может говорить о Германии спокойно. По случайности где‑то здесь в буше и сын Мартина Бормана). Среди священников царит приподнятое настроение. Бесконечные шутки и смех. Только один молодой человек (здесь он среди тех немногих, у кого нет бороды) несколько молчалив и замкнут. Интересно, это подшучивание и студенческий юмор сохраняются ли с годами?

Миссия немного напоминает консульство. Неизменно портрет нынешнего папы и портрет епископа.

Смогу ли я извлечь что‑нибудь ценное из этого веселья, бесконечных шуток и смеха вокруг моего загадочного, безразличного X.?

13 февраля. Бакума.

В 2.10 наконец отплываем. Невыносимая жара. Тягостная сиеста.

Через час с небольшим останавливаемся у деревни Иконга, чтобы купить горшки. Хорошенькая молодая женщина в зеленом, с рыбой в руках 1. Фотографируем. Собирается буря. Отец Анри купается. Гром и молния, ливень, пар вырывается из какого‑то сочленения, когда мы готовимся отчалить. Приходится остаться на ночь. Капитан растянулся в шезлонге и взялся за бревиарий. Отец Анри отправился в деревню сообщить об утренней мессе. Капитан пошел поудить. Приятный, свежий вечер.

Когда зажгли лампы, несколько старух приковыляли на исповедь.

14 февраля. На реке Руки.

Рано утром (в 6.10), после двух месс, мы отчалили; возле берега река курилась туманом. Еще до восхода солнца, в пять утра, пароходный гудок подал сигнал к первой мессе. Из деревни спустилась процессия с факелами. Капитан отслужил первую мессу. Матросы из машинного отделения появились к вознесению Даров, а потом снова вернулись к работе. На завтрак яичница с беконом, а капитан разделал одного из кроликов, которых вчера принес на борт в клетке отец Анри 2.

1 Я спросил отца Жоржа, а не мог бы я купить ее как жену на время путешествия, но он объяснил, что вряд ли она того стоит. Все дети принадлежат матери, и перед родами она должна будет вернуться в семью. И если бы я захотел получить ее вновь, мне пришлось бы снова заплатить за нее брачную цену.

2 При семинарии вполне приличная кроличья ферма. Отец Анри, не лишенный некоторой жестокости, прозвал одну крольчиху Брижит Бардо.

Книга потихоньку движется. Начало: доктор и все эти безнадежные случаи; мрачный, раздражительный человек, уставший от добродушного подшучивания священников, не способный делать то, что ему хочется; заядлый курильщик дешевых сигар. Это начало. Вопрос, что дальше: завернуть ли действие на борт корабля и отправить X. по реке или прямо начать с его приезда? Склоняюсь к первому 1.