Магус - Владимир Аренев

— Ну, на этот раз, хвала Господу, обошлось без тайных действий и слов, — вздохнул Степан. — А иначе попали бы мы в Вырий разве что после смерти.

Андрий промолчал насчет «слов», предпочитая не выдавать всех секретов. Но действительно, не поспей они вовремя, пришлось бы Ярчуку повстречаться со своею смертью-кысымом намного раньше, чем он того хотел. Однако так уж удачно сложилось, что семь лет назад Андрий приглядел здесь две очень занятные осинки, склонившие друг к другу верхушки и образовывавшие арку; углядел он тогда и то, что арка та непростая и, если сказать нужные слова да сделать жест соответствующий, становится она Родником — ровно на семь ударов сердца. Как раз хватило, чтоб все Андриево воинство успело проскочить.

И все-таки он не был уверен, что они в безопасности. То есть они и не были в безопасности, это-то понятно, но вот оторвались ли окончательно от погони, нет ли среди татар какого-нибудь умельца, способного отпирать Родники, — этого Андрий не знал. И поэтому старался отъехать как можно дальше.

Еще сильнее, чем вероятность погони, его беспокоило другое — разговор с Костем. Точнее — то, что нежить ждал именно Ярчука, равно как ждали Андрия и те, кто стоял за Костем. Кысым. И «та, которая все так устроила», которая «посильней Кысыма будет».

Та, добавил он про себя, которая и направила их в Явь. Как-будто-Мыколкина-мама.

«Хоть и старый ты, Андрию, а по-прежнему легковерный, обмануть тебя — что иному высморкаться, — ругал себя он. — Увидел голую бабу — и последнего ума лишился. За что и получил соответственно».

Ощутимо болело плечо, хоть обычно после нашептывания такого у Андрия не случалось. Ехать верхом было тяжело, каждый толчок отдавался в ране, и Ярчук, сказавши, что, мол, хочется пешочком пройтись, спрыгнул на землю. Прыжок едва не доконал его, Андрий покачнулся и вынужден был ухватиться за седло, чтобы не упасть.

— Сильно задело? — спросил Степан. — Может, остановимся?

— Давай до леса, а там уж сделаем привал. — Ему очень не нравилась степь, простиравшаяся вокруг. Ковыль, правда, на сей раз не зыркал с верхушек колдовскими очами, но… все равно что-то такое было разлито вокруг, пожутче, между прочим, ковыльных глаз.

Кое-как они добрались до леса, но оказалось, вблизи тот выглядит не привлекательнее степи. Опять же никаких явных странностей не было.

Вот это-то и настораживало.

— Степан, ты ничего такого не чувствуешь?

Вовкулак повел головой из стороны в сторону.

— Вроде нет.

— Слушай, а куда это наши чоботы задевались? — вдруг заметил Ярчук. — Через Родник ведь вместе с нами проскочили, а теперь я что-то их не вижу.

— Может, пошли поохотиться, — хмыкнул Степан. — Ты извини, конечно, братец, но зря ты так уж беспокоишься… Все время только плохо не бывает. Когда-нибудь наступает передышка.

— Ага. Только передышки порою случаются настолько короткие, что мы их не замечаем. Ну, выбирай место для привала…

— Смотрите, а то не хатка часом? — подал голос Мыколка. Он сидел на Орлике и сейчас показывал куда-то в чащу, на что-то, заметное ему одному.

— Глазастый хлопец, — одобрительно проворчал Степан. — Сбегаю-ка погляжу, что за строение, а вы покамест тут обождите.

Вернулся он изрядно обескураженным.

— Ну-у… Помнишь домик, который над нами пролетал? — как две капли воды похож на тот, только этот на земле крепко держится. Внутри — никого. И следов никаких. Вокруг все травой поросло, ни тропинки, ни веток сломанных. Что скажешь?

— Ночуем там, — решил Андрий. — Все равно далеко не уйдем, а если уж его хозяин захочет нас найти, — сыщет что в домике, что рядом с ним. Согласен?

Степан поморщился.

— Вроде все правильно говоришь. Только на душе у меня неспокойно. Вы давайте располагайтесь, а я еще поброжу по окрестностям — пригляжусь, принюхаюсь.

Хатка и впрямь очень напоминала давешнюю, только эта крепко вросла в землю и лап у нее посему было не разглядеть (если вообще таковые имелись, необязательно ведь, чтоб у хаты снизу лапы-то росли…). Стены, как и у той, больше всего походили на гигантские пряники, впрочем, невероятно старые, высохшие и стершиеся по краям. На ставенках — морды, одна другой мерзостней. Дверь, как выяснил Андрий, легонько коснувшись ее пальцами, была не заперта.

«Самые вкусные яблоки — в соседском саду. Но и псы самые лютые — там же», — подумалось некстати.

— Яблоками пахнет, — шепнул Мыколка, входя в избу вслед за Андрием.

Как ни болело Андриево плечо, а прежде, чем бока отлеживать, следовало выполнить необходимое. Он расседлал и вычистил Орлика, перезарядил пистоли и только тогда позволил себе расслабиться — совсем чуть-чуть.

Изнутри хата выглядела не в пример аккуратнее. Печь, правда, оказалась не топлена, но в дальнем углу темнела невысокая поленница, так что вскорости они разожгли огонь. Съестного в хате тоже не обнаружилось, но как раз по этому поводу Андрий не склонен был переживать: ведь даже если б и нашел здесь что-нибудь, все равно заставил бы свое «войско» питаться собственными припасами — на всякий случай, во избежание невесть чего…

Сам он перекусил остатками вяленого мяса столь полюбившихся им выриевых хвостатых зайцев, потом улегся на лавке у окна и закрыл глаза. Всего на минутку. Только чтобы боль немного отпустила.

Однако о дальнейших событиях он узнал много позже, от Мыколки.

Вернулся из разведки Степан, заодно удачно поохотившийся. Добытый им заяц на сей раз оказался без излишеств — обычный зверек, которых в Яви полным-полно. Они зажарили его, но Андрия будить не стали, просто отложили его долю.

— Пусть отдыхает, — объяснил Степан. — Он у нас и так последнее время истревожился, а тут еще эта рана. Ему сейчас поспать — самое то.

Умывшись водой из ручья, что тек неподалеку, тоже наладились спать. Орлика отвели в небольшой сарайчик, обнаружившийся за хатой, — и накрепко заперли, чтоб никто внутрь не забрался. Хотя, как верно отметил Степан, конь сам способен постоять за себя, буде кто по глупости решит на него напасть.

Спалось Мыколке плохо, в голову лезла всяческая гадость, о которой и вспоминать-то противно, не то что рассказывать — какие-то крысы, хоботы и черти. Жуть!

Пару раз хлопец просыпался и долго лежал, вглядываясь в дощатый потолок, — казалось, из щелей на него таращатся чьи-то немигающие глазищи с вертикальными зрачками. Обмирая от страха, он не замечал, как снова проваливался в пучины сна, ворочался на лавке, исходил потом и даже тихонько хныкал во сне.

А потом ему наконец захотелось выйти во двор по нужде.