Золотые миры.Избранное - Ирина Кнорринг

11/ XI, 1926

«Стучались волны в корабли глухие…»

Стучались волны в корабли глухие,Впивались в ночь молящие глаза.Вы помните — шесть лет тому назадМы отошли от берегов России.

Я всё могу забыть: и боль стыда,И эти годы тёмных бездорожий,Но страшных слов: «Да потопи их, Боже!»Я в жизни не забуду никогда.

12/ XI, 1926

Юрию Бек-Софиеву («Для вас по ночам оживают игрушки…»)

Для вас по ночам оживают игрушки,У вас по ночам, наверно, светло.О вечности с вами беседует Пушкин,О нежном и грустном — Блок.

Для вас расцветает молитвенный лотосИ никнут деревья в чистых слезах.Наверно, вы можете скрытое что-тоУ каждого видеть в глазах.

Вам нравится нежно, упрямо и простоКасаться запретных и страшных тайн.— А помните ветер? А крупные звёзды?И поздний визгливый трамвай?

18/ XI, 1926

Трое («Где-то песни чужие звенят…»)

Где-то песни чужие звенят,День смеётся ленивый, серый.И стоят на столе у меняУтка с ярмарки и химера.

Здесь нас трое, и мы — друзья.Скучно нам и немножко жутко.Здесь о нежном тоскую я,О Монмартре тоскует утка.

И, высовывая язык,Взглядом мудрым, высокомерным,Затая неистовый крик,Нас оглядывает химера.

И проходит за часом час.И сверкает моя иголка…Тишина и покой у нас,Благодать во всём. Скучно только.

И до боли чего-то жаль,Ведь у каждого есть потери:Утке хочется на Пигаль,На Сите — премудрой химере.

Будет тихий, серый туман.Будет вечер — ненужный, длинный.Вероятно, и я самаТоже стала игрушкой из глины.

19/ XI, 1926

«Переполнено сердце моё…»

Переполнено сердце моёПесней звонкой, неудержимой.Мы не будем больше вдвоём —Весёлый, нежный, любимый.

Буду письма твои беречь,Буду в сердце накапливать жалость.Это всё, что теперь осталосьОт коротких, осенних встреч.

Будут мглистые зимние дни,В окнах — дождик, ленивый, частый.Как мне радость мою сохранить?Я ведь знаю, что буду несчастна.

Вот теперь тебе нечего ждать,Будет каждый вечер, как вечер,Вот теперь я тебе отвечуНа вопрос — к кому ревновать.

Звонким камнем лечу в неизвестность,Яркий свет на моём пути.— Ну, а ты не сердись и прости,Что я не умела быть нежной.

1/ XII, 1926

Эпилог («Так просто? Будто я была чужая?..»)

Так просто? Будто я была чужая?Не опустела без меня земля?А женщины, мой милый, не прощаютВот эту лёгкость, этот светлый взгляд.

Ты знаешь всё, и мне смешно лукавить.Ты знаешь то, чего не знала я…Всё можно было удержать, поправить.Ты не хотел? Так Бог тебе судья!

6/ XII, 1926

«Тревожна осенняя муть…»

Тревожна осенняя муть.Зловещи осенние тучи.Длинный, гористый путьИ мной, и тобой изучен.

Глаза впились в темноту,Как струна, натянуты нервы,По плану я знаю — тутХолодное кладбище Севра.

Дальше — спуск и подъём,А там полдороги скоро.Обратно с тобой вдвоёмПройдём мы вдоль тёмных заборов…

Бросает фонарь копьё,Теряясь в тумане где-то.Несу тебе счастье моё,Чтоб стал ты весёлым и светлым.

13/ XII, 1926

«Снова буду терпеливо ждать…»

Снова буду терпеливо ждатьЭтот светлый, синеватый вечер.Снова ты начнёшь перебиратьВсе детали предыдущей встречи.

Что-то расскажу тебе, смеясь,Только будет голос мой не звонок.Станешь тихим, потому что яДля тебя всегда чуть-чуть ребёнок.

А обратно мы пойдём вдвоёмИ простимся у высокой двери.И опять — ленивый день за днём,В каждом — незаметные потери.

Или я томлюсь в глухом бреду?Не пойму, что этот вечер значит?— Вот когда — нибудь я так приду,Сяду на пол и заплачу.

18/ XII, 1926

«А старушка кормила кошек…»

А старушка кормила кошекУ ограды Пале де Жюстис.Наверху горели окошки.Я глаза опустила вниз.

И под сводом вечерней пылиМы бродили вдоль серых стен.На Конкорде фонтаны били,И пахло ёлками на Мадлен.

А большие, лиловые тучиЗаглушали наши шаги.Ведь и мы не сделались лучше,Ведь и город не стал другим.

Я к земле опускала ресницы,Было больно от пёстрых: огней.Мне сегодня, наверно, приснитсяЧёрный Генрих на чёрном коне.

23/ XII, 1926

Стихи («Они отрадней, чем слова молитв…»)

Юрию

Они отрадней, чем слова молитв.Их повторять, ведь то же, что молиться.Я вижу, как туман встаёт с земли.Я опускаю тихие ресницы.

И за стихом я повторяю стих,Звучащий нежным, самым нежным пеньем.Я, как Евангелие, страницы ихЦелую с трепетным благоговеньем.

И в синий холод вечеров глухих,Когда устанем мы от слов и вздохов,Мы будем медленно читать стихи,Ведь каждый, как умеет, славит Бога.

Я буду слушать тихий голос твой,Перебирать любимые страницы.Я буду тихо-тихо над тобойСклонять густые, длинные ресницы.

27/ XII, 1926