Путешественники XIX века - Жюль Верн

Лун Филипп лично пожелал Дюмон д'Юрвилю успеха, а Академия Моральных наук и Географическое общество проявили живейший интерес к его начинанию. К сожалению, нельзя этого сказать об Академии наук – несмотря на то, что в течение двадцати с лишним лет капитан д'Юрвиль не переставал заботиться о пополнении богатств Естественноисторического музея.

«Было ли это результатом кастовой замкнутости или предубеждения против меня, – писал д'Юрвиль, – но руководство Академии наук проявило мало внимания к готовившейся экспедиции, и выражения, примененные при составлении инструкций, были по меньшей мере так холодны, как будто предназначались для человека, академии совершенно неизвестного».

Приходится сожалеть, что среди самых ярых противников этой экспедиции находился знаменитый физик Aparo, открытый враг полярных исследований.

Иначе отнеслись ученые других стран; в первую очередь следует назвать Гумбольдта и Крузенштерна, которые прислали д'Юрвилю поздравления по поводу новой экспедиции и выразили уверенность в том, что она окажет науке большие услуги.

После многочисленных задержек, связанных с оснащением кораблей, которые должны были доставить в Бразилию принца Жуэнвиля, корветы «Астролябия» и «Зеле» смогли, наконец, 7 сентября 1837 года покинуть Тулон. В последний день того же месяца они бросили якорь в гавани «Санта-Крус» на острове Тенерифе. Д'Юрвиль остановился здесь, а не на островах Зеленого мыса, по той причине, что рассчитывал раздобыть вино. а также для того, чтобы произвести наблюдения над силой элементов магнитного поля и определения высот; его упрекали за невыполнение этих работ в 1826 году, хотя все прекрасно знали, что в то время он не был в состоянии это сделать.

Несмотря на нетерпение, с каким молодые офицеры ждали возможности повеселиться на берегу, им пришлось подвергнуться четырехдневному карантину, незадолго до того установленному из-за слухов о нескольких случаях чумы, наблюдавшихся в Мар- сельском порту. Мы не будем подробно останавливаться на восхождении на вершину пика, совершенном Дюбузе, Куваном и Дюмуленом; достаточно будет привести несколько восторженных фраз Кувана Дебуа:

«Добравшись до подножия остроконечной вершины. – рассказывает офицер, – мы в течение часа карабкались по пеплу и осколкам камней и, наконец, достигли желанной цели – самой высокой точки этого чудовищного вулкана. Дымящийся кратер предстал пред нашими глазами в виде полого полушария, курящегося серой, усеянного обломками пемзы и камней; кратер имел в диаметре около четырехсот метров, в глубину – сто метров. Термометр, показывавший в десять часов утра 5° в тени, лопнул, когда его положили на землю около отверстия, откуда вырывались сернистые пары. По краям и внутри кратера имеется множество фумарол, из которых выделяется самородная сера, образующая нижнюю часть вершины. Скорость движения паров настолько велика, что временами слышны взрывы. Земля сильно раскалена, и местами на ней невозможно простоять даже несколько секунд. Оглянитесь теперь вокруг себя, посмотрите на три горы, нагроможденные одна на другую, – не правда ли. это дело рук великанов, пытавшихся взобраться на небо? Вообразите себе огромные потоки лавы, расходящиеся от одной точки и образующие корку, которую несколько веков назад вы не могли бы безнаказанно попирать ногами. Посмотрите вдаль на Канарские острова, рассеянные здесь и там по океану, разбивающемуся о берега того острова, на вершине которого стоите вы, вы – пигмеи!.. Посмотрите, и вы будете вознаграждены за труды, понесенные вами для того, чтобы подняться на 3704 метра выше уровня моря, куда вас привело восхищение пред величественными картинами природы!»

К этому описанию нужно добавить еще несколько слов. Наши исследователи убедились, что на вершине пика свет звезд ярче, звук распространяется с большей легкостью; кроме того, они ощутили онемение конечностей и довольно сильную головную боль – хорошо известные симптомы так называемой «горной болезни».

В то время как часть руководителей экспедиции совершала эту научную экспедицию, многие офицеры осматривали город, к числу достопримечательностей которого можно отнести лишь довольно невзрачное место общественных прогулок, называемое Аламеда, и францисканскую церковь. Окрестности представляют значительный интерес своими любопытными акведуками, по которым вода поступает в город, и лесом Мерседес, по мнению д'Юрвиля, заслуживающим скорее название вырубки, так как в нем теперь можно увидеть только кусты и папоротники.

Жители острова на вид жизнерадостны, но отличаются исключительной ленью; они не пьяницы, но ужасно неопрятны и легкость нравов среди них беспримерна.

12 октября оба корабля вышли в море, чтобы как можно скорее достичь полярных областей. Чувство человеколюбия заставило д'Юрвиля зайти в Рио-де-Жанейро. Состояние одного гардемарина, с самого начала плавания» страдавшего легочной болезнью, со дня на день ухудшалось, и пребывание среди льдов, вероятно, ускорило бы его конец; это и побудило командира изменить маршрут.

Оба корабля 13 ноября стали на якорь не в бухте Рио-де- Жанейро, а на рейде и задержались там лишь на один день, то есть ровно на то время, какое потребовалось для того, чтобы высадить на берег молодого Дюпарка и закупить немного свежих продуктов. Затем они продолжали путь на юг.

С давних пор д'Юрвилю хотелось исследовать Магелланов пролив; его интересовала не только гидрография, ибо после тщательной съемки, произведенной английским капитаном Кингом (начатая им в 1826 году, она была закончена лишь в 1834 году Фиц-Роем), там оставалось не так уже много работы; его прельщала надежда собрать новые сведения из области естественных наук.

Разве не было бы в высшей степени интересно проверить, действительно ли существуют те постоянно возникающие препятствия, те резкие перемены ветра, все те опасности, о которых сообщали старинные мореплаватели?

А разве не принесло бы удовлетворения, если бы удалось собрать точные и обстоятельные данные о знаменитых патагон- цах, о которых ходит столько легенд и ведется столько споров?

К тому же еще одно сображение говорило в пользу стоянки в бухте Пуэрто-Хамбре, куда д'Юрвиль собирался зайти, вместо острова Эстадос. Перечитывая донесения исследователей, совершивших плавания в Южном океане, командир пришел к убеждению. что лучшим периодом для успешного подступа к полярным районам является конец января и февраль. Только в эти несколько недель полностью сказывается потепление и не приходится бесцельно подвергать команду тяготам и опасностям, возникающим при плавании в неподходящее время года.

Как только решение было окончательно принято, д'Юрвиль сообщил о своих новых намерениях капитану Жакино и сразу же пустился в путь к проливу. 12 декабря оба корвета находились в виду Кабо-Вирхенес, и Дюмулен с помощью молодых офицеров приступил на ходу корабля к серии превосходных гидрографических съемок.

Во время трудного плавания по проливу, д'Юрвиль проявил в равной мере смелость и хладнокровие, способность быстро ориентироваться и присутствие духа (по отношению к нему применялись именно эти выражения) и заставил полностью изменить мнение о себе многих матросов, которые, видя его в Тулоне тяжело ступающим, больным подагрой, наивно восклицали: «О! С этим стариком мы далеко не уедем!»

Но когда благодаря постоянной бдительности командира пролив был благополучно пройден, настроение моряков так резко изменилось, что они повторяли:

«Это не человек, а дьявол. Он вел нас вдоль самых скал, рифов и берегов, словно всю жизнь свою только так и плавал! А мы-то думали, что он одной ногой в могиле!»

Здесь уместно будет сказать несколько слов о стоянке в бухте Пуэрто-Хамбре.

Высадка на берег была нетрудной; на нем имеется прекрасный источник и дрова в изобилии. На прибрежных скалах водятся в большом количестве съедобные моллюски – морские улитки, трубороги, а из растений в пищу можно употреблять сельдерей и разновидность одуванчиков, пригодную для салата. Другим богатым источником пропитания в этой бухте является рыбная ловля; в течение всего времени стоянки ловля неводом, сетью и удочкой снабжала экипаж вполне достаточным количеством морской корюшки, голавлей и вьюнов.

«Когда я собирался вернуться на корабль, – рассказывает д'Юрвиль, – боцман передал мне маленький бочонок, который нашли висевшим на дереве у самого берега, а рядом на столбе была надпись по-английски: «Почтовое отделение». Увидев, что в бочонке находятся бумаги, я взял его на корабль и ознакомился с ним. Это были записки капитанов, проходивших Магеллановым проливом, о времени их прохода и условиях плавания, кое-какие советы тем, кто окажется здесь после них, письма в Европу и в Соединенные Штаты. По-видимому, впервые идея создания такой почтовой конторы под открытым небом пришла в голову американскому капитану Каннингхему, который в апреле 1833 года воспользовался просто подвешенной к дереву бутылкой; его соотечественник Уотер-Хауз в 1835 году придумал полезное добавление в виде столба с надписью. Наконец, английский капитан Керрик, командир шхуны «Мэри-Энн» из Ливерпуля, в марте 1837 года прошел пролив, направляясь в Сан- Блас в Калифорнию; он побывал здесь и на обратном пути 29 ноября 1837 года, то есть за шестнадцать дней до нас; это он заменил бутылку бочонком и предложил мореплавателям в будущем пользоваться им для писем, которые они пожелали бы отправить в различные страны. Я решил еще больше усовершенствовать эту полезную и остроумную при всей своей простоте идею, устроив настоящую почтовую контору на возвышенной точке полуострова; ее вывеска должна была быть написана такими буквами, чтобы привлечь внимание мореплавателей, не предполагающих заходить в Пуэрто-Хамбре; любопытство заставит их послать шлюпку, чтобы обследовать ящик, прибитый к столбу. По всей вероятности, мы должны были оказаться первыми, кому придется воспользоваться плодами этой выдумки, и наши семьи будут приятно удивлены, получив от нас известия с дикой и необитаемой земли в то время, когда мы будем двигаться к полярным льдам».