Обнимай и властвуй - Дженнифер Блейк

Похоже, ей не следовало показываться на глаза, пока матросы наверху не пропоют все куплеты этой непристойной песни. Фелиситэ ждала, ощущая неловкость и в то же время испытывая любопытство.

Позади раздались шаркающие шаги. Обернувшись, она увидела в полумраке матроса с рубленными чертами лица, поднимавшегося по главному трапу. Приблизившись, он окинул ее взглядом с ног до головы и неприятно улыбнулся.

— Надо же, смотрите, кто к нам пришел. Оставаться здесь было неразумно, особенно сейчас.

Молча повернувшись, Фелиситэ стала подниматься по шатким сходням.

Протянув руку, матрос ухватил ее за локоть.

— Куда ты так спешишь? Подожди малость. Я сумею тебя развлечь, даю слово; моя стеньга давно соскучилась без дела.

— Пусти меня, или тебе будет плохо, — отрывисто бросила Фелиситэ и, вырвав руку, стала карабкаться наверх.

— Не так быстро, — глумливо проговорил матрос, взяв ее за пояс бриджей. — Я знаю одно местечко в трюме. Там лежит тюк шелка, так что твоей спинке будет очень приятно, когда я буду наполнять твою прелестную корзиночку.

— Пусти! — Фелиситэ обеими руками вцепилась в поручни сходней и, стремительно обернувшись, с силой ударила матроса ногой в живот.

Тот разжал пальцы, и девушка рванулась вперед, но он успел вцепиться ей в лодыжку. Преодолев разделявшие их несколько ступенек, он перехватил ее ногу повыше.

— Убирайся, грязная каналья! — закричала Фелиситэ, вложив в новый удар всю тяжесть тела и отбросив матроса к стене в узком проходе. Пират зарычал от боли и бессильной злобы, однако не отпустил жертву.

Наверху кто-то со скрежетом выхватил из ножен шпагу. Вскинув голову, матрос тут же побледнел как полотно. Обернувшись, Фелиситэ увидела Моргана, возвышавшегося над ними, придерживая одной рукой распахнутую дверь, а другой сжимая шпагу.

— Не могу ли я тебе помочь, дорогая? — спросил он, растягивая слова.

Последующие события развивались с неумолимой и страшной быстротой, делающей их похожими на ночной кошмар. Британца выволокли на палубу и крепко привязали к корабельной оснастке. Морган твердым голосом отдал команду, и вперед выступил дюжий матрос, выполнявший обязанности боцмана. Потом на палубу принесли плеть, «кошку с девятью хвостами», страшную даже без грузиков на концах. С матроса сорвали рубашку, и на его спину посыпались сопровождаемые монотонным счетом удары, число которых, по всей видимости, должно было достигнуть тридцати девяти.

Фелиситэ наблюдала за зрелищем, пока у нее хватало на это сил. До тех пор, пока британец не начал дергаться и из его горла не стали вырываться сдавленные крики, заставившие замолчать стоявших неподалеку матросов. Даже Валькур, ослабевший, с остекленевшими глазами, передвигавшийся согнувшись и держась за раненый бок, тем не менее тоже решил насладиться спектаклем. Только тогда она повернулась и стала спускаться по трапу с застывшим выражением лица, не останавливаясь, пока за спиной не захлопнулась дверь каюты.

Морган присоединился к ней спустя час. Задержавшись у входа, он пристально посмотрел ей в глаза, когда Фелиситэ обернулась в его сторону, затем вошел, закрыв за собой дверь.

— Предупреждаю, если ты решил поступить со мной, как с тем матросом, я буду сопротивляться изо всех сил!

— С чего ты взяла, что такое могло прийти мне в голову? — Вытащив шпагу и отбросив ее в сторону, Морган принялся расстегивать рубашку.

— Обычно в подобных случаях виноватыми считают обе стороны.

Он удивленно приподнял бровь.

— Возможно, так принято у французов. Я же ирландец и не вижу в этом логики.

Ответ пришел в голову сам собой, вместе с ощущением неловкости.

— Люди чаще всего считают, что женщины первыми подстрекают мужчин, подталкивают их на отчаянные поступки, потому что… дразнят их.

— В этом смысле я могу оправдать тебя, не раздумывая ни минуты, милая Фелиситэ. Такие уловки ты наверняка приберегла для мужчин, которые по каким-либо причинам заслужили твою ненависть.

Фелиситэ почувствовала облегчение, когда он отвернулся, произнеся эти слова. Стараясь уклониться от разговора на столь опасную тему, она спросила: — Тогда зачем ты пришел сюда?

— Чтобы следить за тобой.

— Если ты не считаешь меня виноватой, зачем тебе это понадобилось? — настойчиво повторила она довольно резким тоном.

— Наверное, мне следовало лучше охранять тебя. В последние дни я стал исполнять эту свою обязанность спустя рукава, особенно сегодня вечером.

— В этом нет необходимости.

— Вот как? Тогда, значит, этому матросу сегодня напрасно ободрали плеткой спину. — Обернувшись, Морган посмотрел ей в лицо потемневшими от гнева глазами.

Выдержав его взгляд, Фелиситэ отважилась задать вопрос, не дававший ей покоя.

— Почему, Морган? Зачем нужно так сурово наказывать человека, если ты сам…

— Сурово? Я бы с удовольствием повесил его как собаку! Только как понимать такое проявление заботы? Мне казалось, ты обрадуешься, увидев его наказание.

— Никогда. — Фелиситэ стиснула зубы, чтобы сдержать дрожь.

— Почему? Может, ты считаешь себя виноватой, что бы я там ни предполагал?

— Я… я не знаю. — Облизнув пересохшие губы, она подошла ближе. — Мне не следует здесь находиться.

— Само собой. Чтобы избежать подобных случаев, и существует старое правило, запрещающее женщинам выходить в море. Только ты ведь оказалась на судне не по собственной воле, так?

Фелиситэ молча кивнула, подтверждая его слова.

— А что до остального, разве виновато золото, которое так ярко блестит и которое так приятно держать в руках, в том, что его крадут люди? Или ром, разве он виноват, что некоторые напиваются им до потери чувств? Зачем тогда обвинять женщину, если при виде ее мужчина перестает держать себя в руках и отдается во власть своих самых низменных желаний? Иными словами, это лишь слабое оправдание преступлений, совершенных против женщин за все истекшие века. Я смело могу это утверждать, Фелиситэ, потому что знаю лучше других.

Она пристально вглядывалась в глубину его темно-зеленых глаз, ощущая, как сказанные им слова проливаются на нее, словно целебный бальзам, успокаивающий стремительный водоворот путаных мыслей. Она поняла, что услышала от него извинение за то, как он обошелся с ней раньше. Он также раскрыл перед ней свои намерения, которые она могла проверить, если сама того пожелает, и он наверняка пойдет ей навстречу.

Вскоре они стали готовиться ко сну. Фелиситэ легла в постель первой, натянув покрывало до самого подбородка. Погасив фонарь, Морган забрался на верхнюю койку. И хотя для человека с его силой подняться туда не составляло никакого труда, дыхание его неожиданно сделалось тяжелым. Они лежали рядом и в то же время порознь, молча вглядываясь в темноту.