Задверье - Нил Гейман

Шлейф из драных кружев платья Серпентины волочился по слизи, но она было выше того, чтобы это замечать. Впереди что-то блеснуло в свете фонаря. Рядом маячил массивный силуэт.

– Здесь, – сказала она.

Две следовавшие за ней женщины, разбрызгивая ил, поспешили вперед через топь, и когда подошла мажордом, принеся с собой качающийся круг теплого света, тени уплотнились в предметы. Свет отразился в длинном наконечнике бронзового копья. Остывшее, окровавленное, ни на что больше не годное тело Охотника лежало на спине, наполовину скрытое грязью в большой луже темной запекшейся крови. Ее ноги были придавлены трупом чудовищной вепреподобной твари. Ее глаза были закрыты.

Служанки Серпентины вытащили тело из-под Зверя и положили в ил.

Опустившись на колени в топкой слизи, Серпентина провела по холодной щеке Охотника пальцем, задержала руку у запекшейся на губах крови. Потом встала.

– Возьмите копье.

Одна женщина подхватила тело Охотника. Другая выдернула из туши чудовища копье и положила себе на плечо.

А после четыре фигуры повернулись и ушли тем же путем, которым пришли, – безмолвная процессия глубоко под миром. С каждым шагом свет и тени скользили по лицу Серпентины, но никаких чувств не отражалось на нем – ни счастья, ни боли.

Глава девятнадцатая

В первое мгновение он даже не мог понять, кто он такой. Его захлестнуло ощущение поразительной свободы, будто он волен выбирать, кем хочет быть, может быть кем угодно, примерить любое обличье: он может быть мужчиной или женщиной, крысой или птицей, чудовищем или богом.

Потом кто-то чем-то зашуршал, и он окончательно проснулся, а проснувшись, понял: он – Ричард Мейхью, кто бы это ни был, что бы это ни значило.

Он знал, что он Ричард Мейхью, но не знал, где он. Под щекой – крахмальная свежесть подушки. Болело все тело, но в одних местах – например, мизинец на левой руке, – больше, чем в других.

Поблизости кто-то есть. Он слышал чужое дыхание и осторожные шорохи человека, старающегося не шуметь.

Подняв голову, он, вставая, обнаружил, что мест, где болит, гораздо больше. Кое-где болело очень сильно. Вдалеке – за множество залов отсюда – пели голоса. Низкое мелодичное пение было таким отдаленным и тихим, что он знал: открыв глаза, его потеряет…

Он открыл глаза. Комнатка была маленькой и скудно освещенной. Он лежал на низкой кровати, а услышанный им шорох издавала фигура в черном плаще с капюшоном, стоящая к Ричарду спиной. Черная фигура обметала пыль неуместно яркой метелкой из перьев.

– Где я? – спросил Ричард.

Едва не уронив пеструю метелку, неизвестный повернулся, и Ричард увидел нервное, худое темно-коричневое лицо.

– Хотите пить? – спросил Чернец тоном человека, которому сказали, что, если пациент проснется, у него надо спросить, не хочет ли он пить, и который последние сорок минут снова и снова повторял про себя вопрос, чтобы не забыть, что ему делать.

– Я… – Тут Ричард осознал, что его мучает ужасная жажда. Он сел в кровати. – Да, хочу. Большое спасибо.

Чернец налил воды из оловянного кувшина в помятую оловянную чашку и подал ее Ричарду. Ричард пил медленно, маленькими глотками, давя в себе желание проглотить все залпом. Вода была холодной и кристально чистой, а на вкус походила на бриллианты и лед.

Ричард опустил взгляд. Его одежда исчезла. Он был облачен в длинную серую рубаху, похожую на подрясник. На сломанный мизинец наложили шину и аккуратно перебинтовали. Он поднял руку к уху: на его месте был налеплен пластырь, а под ним топырилось что-то, на ощупь напоминающее швы.

– Ты из Чернецов? – сказал Ричард.

– Да, сэр.

– Как я сюда попал? Где мои друзья?

Безмолвно и нервно Чернец указал на коридор. Ричард выбрался из кровати. После короткой проверки оказалось, что под рубахой он наг. Тело и ноги покрывали разнообразные темно-пурпурные синяки, которые как будто натерли какой-то мазью, пахло от нее микстурой для кашля и намасленным тостом. Правое колено перевязано. Интересно, где его одежда? Возле кровати стояли сандалии, и, надев их, Ричард вышел в коридор.

Навстречу ему шел настоятель, в тени от капюшона его слепые глаза казались жемчужно-белыми. Он опирался на руку брата Фулигина.

– Выходит, ты проснулся, Ричард Мейхью, – сказал настоятель. – Как ты себя чувствуешь?

Ричард скривился.

– Моя рука…

– Мы наложили тебе шину, у тебя сломан палец. Мы промыли и смазали твои синяки и раны. И ты нуждался в отдыхе, который мы тебе дали.

– Где д'Верь? Где маркиз? Как мы сюда попали?

– Я велел перенести вас сюда, – сказал настоятель. Чернецы двинулись дальше по коридору, и Ричард пошел с ними.

– А Охотник? – спросил Ричард. – Вы забрали ее тело?

Настоятель покачал головой.

– Там было только одно тело. Зверя.

– Э-э… м-м-м… Моя одежда…

Они подошли к двери кельи, очень похожей на ту, в которой очнулся Ричард. Сидя на краю кровати, д'Верь читала «Мэнсфилд-парк», и Ричард почему-то проникся уверенностью, что до того монахи даже не подозревали, что у них есть эта книга. На девушке тоже был серый монашеский подрясник, который был ей чересчур, почти комично велик. Когда они вошли, она подняла взгляд.

– Привет. Ты спал целую вечность. Как себя чувствуешь?

– Кажется, неплохо. А ты?

Она улыбнулась – улыбка вышла не слишком убедительная.

– Так себе, – призналась она.

В коридоре что-то громко задребезжало. Повернувшись, Ричард увидел маркиза де Карабаса в старом кресле-каталке. Кресло толкал рослый Чернец. Интересно, и как маркизу удается в каталке выглядеть столь романтично.

Маркиз почтил их широкой белозубой улыбкой.

– Всем добрый вечер.

– Хорошо, – сказал настоятель. – Все в сборе. Нам нужно поговорить.

Он привел их в большую трапезную, согретую ревущим на груде хвороста огнем в очаге. Собравшиеся встали вокруг большого стола, и настоятель жестом пригласил их сесть, а потом, нашарив для себя табурет, сел и сам и жестом отослал брата Фулигина и брата Заутреня, который привез маркиза.

– Итак, к делу, – сказал настоятель. – Где Ислингтон?

Д'Верь пожала плечами.

– Так далеко, как только я могла его послать. На полпути в дальний конец пространства-времени.

– Понимаю, – произнес настоятель, а потом добавил: – Хорошо.

– Почему вы нас не предупредили? – спросил Ричард.

– Это не входило в наши обязанности.

Ричард невежливо фыркнул.

– И что будет теперь? – спросил он, обращаясь ко всем разом.

Настоятель промолчал.

– В каком смысле? – спросила д'Верь.