Ключ Сары - Татьяна де Ронэ

Сити Балет, на бродвейские спектакли, приглашали на ужин… Иногда в свою постель. Я уступала без особого желания. Секс стал для меня чем-то проходным и вынужденным. Механическое скучное действо. И в этой области тоже что-то исчезло. Страсть. Возбуждение. Жар. Все это исчезло, испарилось.

У меня было ощущение, что кто-то – я сама? – прокручивает на скорости мою жизнь. Я была Чарли Чаплином из кукольного театра, который все проделывал в забавном ускоренном темпе, словно действовать по-другому было уже невозможно. Я нацепила на себя несменяемую улыбку женщины, довольной своей новой жизнью. Иногда Чарла украдкой разглядывала меня и спрашивала: «Эй, все в порядке?» Я неизменно отвечала: «Да, да, конечно, все в порядке». Чарлу это не очень убеждало, но на время она отставала. Мать поступала точно так же, выискивая уж не знаю что на моем лице и с беспокойством допытываясь: «Все хорошо, дорогая?»

Я отгоняла свои печали с беззаботной улыбкой.

Прекрасное прохладное утро, какие бывают только в Нью-Йорке. Бодрящий воздух и синее безоблачное небо. Над вершинами деревьев возвышается цепочка небоскребов. Напротив нас светлое здание «Дакота», перед входом в которое нашел свою смерть Джон Леннон. Ветерок доносит запах хот-догов и брецелей.

Я с закрытыми глазами поглаживаю колено Нила. Солнце припекает все жарче. В Нью-Йорке ужасные перепады климата. Удушливое лето. Ледяная зима. И падающий на город свет – жесткий, ослепительный, серебристый, – свет, который я научилась любить. Париж с его серыми тонами и моросящим дождиком казался мне другим миром.

Я открыла глаза и глянула на двух моих прыгающих дочек. Казалось, Зоэ в одну ночь превратилась из девочки в подростка. Отныне это юная девушка, притягивающая внимание. Ростом она почти догнала меня. Фигура у нее стройная и мускулистая. Она похожа на Чарлу и на Бертрана, унаследовав их природный шик, повадку, их дар обольщения, и эта мощная, ослепительная смесь Джармондов и Тезаков приводила меня в восхищение.

Малышка была совсем другой. Более мягкая, округлая, хрупкая. Ей необходимы ласки, поцелуи и куча внимания – ничего такого Зоэ в ее возрасте не требовала. Что было причиной? Отсутствие отца? Или же наш отъезд в Нью-Йорк вскоре после ее рождения? Я не знала и, по правде говоря, не доискивалась ответов на эти вопросы.

После стольких лет, проведенных в Париже, возвращение в Соединенные Штаты стало для меня чем-то необычайным. И порой таким предстает до сих пор. Я чувствовала себя не совсем дома. И задавалась вопросом, сколько еще времени это ощущение продлится. Но я сделала это, я уехала. Решение далось мне непросто.

Ребенок родился на два месяца раньше срока, сразу после сочельника, в панике и боли. В отделении неотложной помощи роддома Сен-Венсан-де-Поль мне сделали гигантское кесарево сечение. Бертран был там – напряженный и взволнованный, сам того не желая. Чудесная девочка. Был ли он разочарован? Я – нет. Этот ребенок был так важен для меня. Я боролась за него. Я не опустила руки. Она была моей победой.

Вскоре после ее рождения и незадолго до предполагаемого переезда на улицу Сентонж Бертран собрал все свое мужество и признался мне наконец, что любит Амели и хочет жить с нею в ее квартире на Трокадеро. Он заявил, что не хочет больше лгать ни мне, ни Зоэ и что придется развестись, но это будет быстро и просто. Именно в этот момент, в разгар его путаной бесконечной исповеди, видя, как он расхаживает, заложив руки за спину и уставив глаза в пол, я впервые задумалась о возвращении в Америку. Я дослушала Бертрана до конца. У него был измученный, опустошенный вид, но дело было сделано. Наконец-то он был честен со мной. И с самим собой тоже. Я посмотрела на своего сексапильного красивого супруга и поблагодарила его. Он удивился. Он ожидал более бурной или же более желчной реакции. Криков, оскорблений, бессмысленного выяснения отношений. Ребенок, которого я держала на руках, захныкал и замахал кулачками.

– Не будет никакой ссоры. Я не буду кричать. И оскорблять тебя не буду. Устраивает?

– Устраивает, – отозвался он. Потом поцеловал нас, ребенка и меня.

Он вел себя так, будто его уже не было в моей жизни, будто он уже покинул этот дом.

В ту ночь, каждый раз вставая покормить моего ненасытного младенца, я думала об Америке. Бостон? Нет, мне была ненавистна мысль вернуться в прошлое, в город моего детства.

Потом у меня в голове что-то щелкнуло.

Нью-Йорк. Зоэ, малышка и я – мы можем устроиться в Нью-Йорке. Там живет Чарла, да и родители неподалеку. Нью-Йорк. Почему бы и нет? Я не очень хорошо знала этот город; вообще-то, я никогда там по-настоящему не жила, разве что во время кратких посещений сестры.

Нью-Йорк. Возможно, единственный город, который может соперничать с Парижем именно потому, что он совершенно иной. Чем больше я об этом думала, тем конкретнее становилась моя мысль. Но я не стала говорить об этом друзьям. Я знала, что Эрве, Кристофу, Гийому, Сюзанне, Холли, Яне и Изабель не понравится идея моего отъезда. Но я также знала, что они поймут меня и смирятся.

Потом умерла Мамэ. После того удара в ноябре ее агония длилась долго. К ней так и не вернулась речь, хотя она пришла в сознание. Ее перевели в блок интенсивной терапии больницы Кошен. Я готовилась к ее неизбежной смерти и думала, что мне удалось подготовиться, но все равно это стало шоком.

После похорон на маленьком печальном кладбище в Бургундии Зоэ пришла ко мне с разговором:

– Мама, а нам обязательно жить на улице Сентонж?

– Думаю, так желает твой отец.

– А ты сама хочешь там жить?

– Нет, – совершенно искренне ответила я. – После того как я узнала, что там произошло…

– И я не хочу.

Потом она добавила:

– Но где же тогда мы будем жить?

Мой ответ получился легким, веселым, жизнерадостным. Я так долго прикидывала, что стану делать, если Зоэ не согласится.

– В таком случае что ты скажешь о Нью-Йорке?

С Зоэ все прошло как по маслу. А вот с Бертраном дело обстояло иначе, наши намерения его отнюдь не порадовали. Ему претила мысль, что дочь будет жить вдали от него. Но Зоэ твердо ему заявила, что уже приняла решение. Она пообещала прилетать каждые два месяца повидать его, добавив, что, если ему захочется, он и сам может навестить и ее и малышку. Я объяснила Бертрану, что ничего еще не определилось и этот переезд не окончательный. Это вовсе не «навсегда». Всего лишь на несколько